Наши за границей. Под южными небесами

– Который же льстец и который шут? – поинтересовался Николай Иванович.

– Шут в крылатке. Это актер, провинциальный комик, – отвечал доктор. – А на обязанности усача лежит только славить патрона. Вез наш Максим Дорофеич сюда в Биарриц и одну из своих дам сердца, но по дороге поссорился с ней и из Смоленска прогнал ее обратно в Москву.

Плеткин и его компания поравнялись с супругами и доктором.

– Прогуливаетесь? – встретил Плеткина доктор вопросом. – Ну, вот это и хорошо. А то сидеть и киснуть у себя дома вам просто на погибель. Дышите скорей морским-то воздухом, дышите, да уж не присаживайтесь на стулья-то, а гуляйте.

– Ладно, – проговорил Плеткин с одышкой и махнул ему рукой.

– Максим Дорофеич сейчас обыграл меня на круглом бильярде в кафе, – сообщил доктору льстец.

– Нарочно поддался, так как же не обыграть, – пробормотал Плеткин и отдулся.

– Нет, ведь на круглом бильярде я не мастак играть, – оправдывался льстец.

– И бильярд хорошо для моциона, – сказал доктор. – Но морской воздух куда лучше. Двигайтесь, двигайтесь. Хорошенько двигайтесь теперь.

– Сейчас шар полетит. Максим Дорофеич заказал итальянцу воздушный шар пустить, – сообщил доктору шут.

– Ну что ж, посмотрим и мы на шар. Не стойте, не стойте на одном месте. Двигайтесь. Господа, не давайте садиться Максиму Дорофеичу, – обратился доктор к шуту и льстецу и кивнул Плеткину, прибавив: – А я к вам сейчас вернусь.

Плеткин и его спутники зашагали.

– Какой это такой шар он заказал? – спросил доктора Николай Иванович.

– Большой бумажный шар, наполняемый гретым воздухом. Тут на Плаже каждый день перед обедом появляется бродячий итальянец-фокусник. Он и фокусы ручные желающим показывает, он и шары пускает. Чтобы пустить шар, он берет пять франков. Иногда эти пять франков подносят итальянцу гуляющие по Плажу вскладчину, а иногда этот шар заказывает кто-нибудь один из щедрых. Вот сегодня наш Плеткин и заказал шар, – пояснил доктор и стал откланиваться супругам Ивановым, чтобы идти к Плеткину. – Надеюсь, вечером встретимся в казино? – спросил он.

– Да уж надо, надо побывать, – отвечал Николай Иванович. – Посмотрим, что за казино такой.

– Интересного мало, кто в баккара не играет, но все бывают.

Доктор поклонился, и супруги Ивановы расстались с ним.

Вскоре супруги увидали в конце Плажа, около ворот во дворе «Готель де Пале» большой красный шар, возвышающийся над толпой окружающих его ребятишек. Они подошли к толпе и увидали посреди ее жиденького человечка с клинистой бородкой, в клетчатых брюках и замасленном бархатном пиджаке. Бормоча что-то без умолку на ломаном французском языке, он жег под бумажным шаром губку, пропитанную керосином. Шар наполнялся горячим воздухом, разбухал и увеличивался в своем объеме. Но вот шар наполнился. Итальянец привязал к нему два флага из бумаги – русский и французский – и перерезал нитки, которыми он был привязан к большой гире, лежавшей на земле. Шар взвился и полетел в голубое небесное пространство. Ребятишки зааплодировали и закричали ура. На Плаже остановились и взрослые гуляющие и, задрав головы кверху, смотрели на шар, кажущийся все меньше и меньше. Смотрели и супруги Ивановы, следя за шаром.

– Quelque chose pour le balonieur, madame! [38] – раздалось над самым ухом Глафиры Семеновны.

Она обернулась. Перед ней стоял итальянец в клетчатых брюках и держал створку большой раковины, приглашая к пожертвованию. Не удовольствовавшись пятью франками, данными ему Плеткиным, он собирал и доброхотную лепту с зрителей.

Николай Иванович дал полфранка.

– Однако, не пора ли нам к обеду? – сказал он супруге. – Скучно здесь.

– Что ты! – воскликнула та. – Еще только пять часов, а здесь обедают в семь.

38

Что-нибудь за представление, мадам!

Но тут опять подошел к ним доктор Потрашов.

– Ну, вот и шар видели, – проговорил он. – Не надоело вам еще на Плаже?

– Да вот мужу уж надоело, – отвечала Глафира Семеновна.

– Да, сегодня здесь скучновато, потому что в казино теперь концерт классической музыки и половина публики там. Подождем полчаса, и я вас поведу к Миремону.

– Что это за Миремон? – задал доктору вопрос Николай Иванович.

– Здешний знаменитый кондитер на улице Мазагран. В шестом часу у него в кондитерской собирается все здешнее высшее общество пить шоколад и кушать сладкие пирожки.

– Это перед обедом-то? Да ведь аппетит испортишь.

– Совершенно верно, но у здешней аристократии вошло это как-то в обычай… – пожал плечами доктор. – Ну, можете не кушать там, а только купить десяток пирожков, унести их домой, а посмотреть-то вам общество надо, чтобы познакомиться с здешней жизнью.

– Надо, надо… – подтвердила Глафира Семеновна. – Ведите нас, доктор.

– К вашим услугам. Мой патрон тоже туда собирается пройти.

Доктор пошел рядом с супругами.

XIX

По правую и по левую сторону улицы Мазагран, против кондитерской Миремон, выстроились парные экипажи. В них приехали в кондитерскую люди биаррицкого высшего круга. Кучера, по местной моде в лакированных черных шляпах, в черных куртках с позументами нараспашку и в красных жилетах, покуривали на козлах папиросы. Против кондитерской на тротуаре стояли зеваки и смотрели в распахнутую настежь дверь на сидевшую за столиками публику. Супругам Ивановым и доктору Потрашову, подошедшим к кондитерской, пришлось проталкиваться сквозь толпу, чтоб попасть в кондитерскую. В кондитерской, представляющей из себя всего одну большую комнату, все столики были заняты. Проголодавшиеся перед обедом посетители с каким-то остервенением пожирали сладкие пирожки. Перед многими были чашки с шоколадом. Некоторые, которым не хватило места, ели пирожки стоя, прислонившись к прилавку и держа блюдечко с пирожками в руках. Большинство явилось сюда с концерта классической музыки, бывшем в казино. Некоторые дамы были еще под впечатлением выслушанных музыкальных пьес и в разговоре друг с дружкой закатывали под лоб глаза и восклицали:

– C’est delicieux! C’est fameux! [39]

Супруги быстро окинули взорами помещение. Прежде всего им бросилась в глаза несколько сгорбленная тщедушная старушка, вся в черном, с митенками на руках, с желтым лицом и вострым носом. Перед ней стояла тарелка с пирожками, но сама она их не ела, а, ломая ложечкой по кусочку, скармливала трем, самого разнообразного вида, маленьким собачонкам, помещавшимся на коленях у ее приживалки – тощей пожилой дамы с помятым лицом, в помятой накидке. Приживалка, сидевшая около того же стола, при этом блаженно улыбалась и говорила по-русски:

39

Это восхитительно! Это превосходно!

– Теперь для Тото кусочек… Теперь для Муму кусочек… Теперь для Лоло… Что это? Лоло-то уж не кушает?.. Обвернулся?

– Сыт, должно быть, – отвечала старушка. – О, Лоло не жаден и всегда первый отстает от всякого угощения! Милый… – наклонилась она к собачонке, причем та, улучив момент, лизнула ее в нос.

– Тогда передайте, ваше сиятельство, Тотошке.

– Тотошке я с яичным кремом кусочек дам. Он с кремом любит. Послушай… Не хочет ли Лоло-то пить? Оттого, может быть, и не кушает? – спросила старушка.

– Как сюда ехать, ваше сиятельство, так только что напоила молочком. Ну, если ты сыт, Лолоша, то благодари княгиню, поцелуй у нее ручку, – обратилась приживалка к собачке.

– Он уж благодарил. Оставь… Он лизнул меня.

И опять началось:

– Тотоше кусочек… Муму кусочек пирожка. Вот Муму сколько хотите будет кушать. Она жадная-прежадная девочка.

– Княгиня Храмова из Москвы… – шепнул супругам Ивановым доктор Потрашов, кивнув на старушку. – Она здесь Thermes Salins [40] принимает. Это уж ванны не из морской соленой воды, а из соленого источника. Вода его почти вдвое солонее морской воды.

40

Соляные ванны.