Наши зимы и лета, вёсны и осени
Шрифт:
Потом, когда ты научился ходить, а вскорости и читать (всего полгода разделяют эти два события), тогда роль няньки взяла на себя пишущая машинка, наша старенькая «Олимпия». Не замечая времени и моего отсутствия, ты мог часами выстукивать на ней свои странные, удивительные рассказы и стихи…
Две твои няньки все эти годы соперничали друг с другом.
Но всё равно я всегда сходила с ума, оставляя тебя одного: мало ли что… В издательстве, куда я заезжала несколько раз в месяц, чтобы захватить оставленные для меня рукописи, внезапно накатывал страх, жгучая тревога: «Господи, как я могла оставить тебя одного?! А вдруг…»
Обратно –
– А вот и мамася пришла! – радостный голосок мне навстречу. Горячее кольцо тонких рук вокруг моей шеи. Всё… можно жить дальше.
– Не скучал без меня? – целую тебя в тёплый, пушистый затылок.
– Зачем скучать? – удивляешься ты. – Я стишок настукал.
Хочешь, покажу?
– Покажи.
Ты говоришь, говоришь… А я понимаю только одно: ты жив, здоров, с тобой ничего не случилось. «С тобой и не могло ничего случиться», – говорю я себе.
…Только бы слышать твой весёленький голосок. Так мало, в сущности, надо. Так много…
– Начинается новая жизнь, – говоришь ты, и в голосе твоём слышится спокойная деловитость взрослого человека, человека четырех с половиной лет. Человека, который умеет не скучать и не плакать в одиночестве. Человека, которому предстоит теперь научиться не скучать и не плакать среди людей.
…Воспитательница, молоденькая и голубоглазая, взяла тебя за руку и увела в группу. Ты рассеянно оглянулся на меня, ты ещё не знал, стоит ли огорчаться по поводу нашей разлуки. Вокруг тебя галдела десятками голосов новая, незнакомая жизнь. Я видела, как ты невольно съежился, оказавшись в её водовороте. Воспитательница вскоре ушла, предоставив тебя самому себе. Ты ещё раз оглянулся на меня, в твоём взгляде была растерянность и оглушённость. Я ободряюще улыбнулась и помахала тебе рукой. Ты в ответ рассеянно взмахнул ладошкой…
Вышла на улицу и… растерялась не меньше, чем ты. Куда идти? Чем занять себя до вечера? Дома ждала работа: недочитанная рукопись, незаконченная рецензия. Но дома – без тебя – было нестерпимо тихо и пусто.
Постояв с минуту в странной, непривычной тишине комнаты, я опять вышла на улицу. Впервые за четыре с половиной года я никуда не спешила, не бежала. Весь долгий день, до самого вечера, был в моём распоряжении.
Этот день я промаялась по Москве, сама не своя – оглушенная свободой, не зная, что мне теперь с ней делать…
Вечером, когда я пришла за тобой, ты носился по двору детсада очень возбужденный. Выяснилось: весь день тебя водили по всем группам, и ты читал ребятам книжки, а воспитательницам и няням раздавал автографы. Мне показали эти листочки, на которых милым моему сердцу крупным размашистым почерком было написано: «Антон. 4 сентября 1980 года», наш адрес и – на обороте – птичка или цветочек.
Воспитательницы со всех групп обступили меня и стали выпытывать, по какой методе я тебя учила. Никак не хотели верить, что никакой особой методы
у меня нет. Просто я всегда отвечаю на твои вопросы. Вот и вся метода. Всё просто… Классическое «подрастешь – узнаешь» – не для нас с тобой, это я поняла с тех самых пор, когда ты ещё только учился говорить.Откуда твои вопросы? Откуда это жадное любопытство к миру? Твое ненасытное: «Ещё! Ещё!» Твое нетерпеливое: «А дальше?» Твое недетское: «Мне надо знать!»
Ты взрослеешь, вопросов становится всё больше, порой они застают меня врасплох, но вместе с тем крепнет моё убеждение: если ты задаешь мне вопрос, – твоя душа готова принять ответ. Не когда-нибудь, не потом – сейчас. И я стараюсь отвечать тебе, не откладывая на потом. Отвечаю, как ответила бы самой себе: не упрощая и не приукрашивая. Порой мне кажется, что ты не совсем понимаешь меня. Но тебя это не смущает. «Я пойму, – говоришь ты. – Я потом пойму. Ты только рассказывай. Пожалуйста!»
А потом ходишь молчаливый, задумчивый, сосредоточенный. «О чем ты, сынок?» – окликну я тебя. «Я думаю…»
«Откуда взялась жизнь? Планеты, звёзды, галактики…»
«А я у тебя откуда взялся? А у тебя мог родиться другой мальчик?»
«А это обязательно – становиться взрослым?»
«А как получается любовь? Из чего она образуется, из каких таких веществ?…»
«Что такое бог? Вот тут в книжке написано: “Не боится никого, кроме бога одного"».
«А когда мне будет сто лет, тебе сколько тогда будет? Почему уже нисколько?»
«Почему человек умирает?…»
«А хочешь, мы всегда в Самболюнии будем жить, на планете Маль? Там люди до сколька хотят, до столька и живут. Я скоро сделаю летающие часы, и мы с тобой туда полетим. Хочешь?»
«А можно выучить все звёзды, все деревья, все цветы? И все горы, и все вулканы… Почему нельзя? А вдруг можно?…»
Не всегда я могу ответить на твой вопрос. И тогда мы ищем ответ вместе. Тогда мы думаем про это вместе. Про травы и про звёзды. Про вечность. Про старость и про смерть. И про любовь, которая сильнее смерти…
Откуда твои вопросы? Что тебя побуждает задавать их, что тебя подталкивает к этим жгучим тайнам?…
Твое хрупкое, слабое здоровье, болезни, которые без конца одолевают тебя, держат тебя постоянно на грани. На грани между жизнью и вечностью. Точно так же и взрослый человек, заболев, начинает думать о важных, о главных вещах, приближаясь если не к разгадке, то хотя бы к вопросу о смысле своего существования и вообще – жизни. Так же и ты постоянно находишься в напряжении этих вопросов. Вечность, из которой ты пришёл, не отходит от тебя далеко. Она словно бы держит тебя за руку. За одну руку – я, за другую – она…
Я всегда чувствую её присутствие в нашей жизни. Даже в минуты полного и, казалось бы, безмятежного счастья, когда ты здоров, весел, и в тебе просыпается маленький клоун, даже в эти счастливые минуты ощущение того, что она здесь, рядом, где-то совсем близко, не покидает меня.
Нет, её присутствие не омрачает нашего счастья, оно лишь обостряет его.
Вместе с тобой удивляюсь. Вместе с тобой ищу ответы на вопросы. Вместе с тобой радуюсь буквам и числам, снегу и звёздам… Никакого секрета нет. Всё просто…