Наско-Почемучка

— Наше село отсюда не увидишь, но один из кварталов в Кюстендиле словно вот тут, рядом со мной. Кажется, протяни руку — и дотронешься до крыши… Там, в стороне, что-то сверкает, не то стёкла парников, не то маленькое водохранилище.

— Может, это подземная река пробивается? — поддразнил его я.

— Не смейся, это ведь всё правда, что я тогда говорил. — Наско перестал смотреть в бинокль. — Я вот думаю, что тёплые источники Хисарлыка и Кюстендила, может, тоже воды какой-нибудь подземной реки, которая столетиями течёт у нас под ногами.

Наско снова поднял бинокль и приблизил к себе город.

Поглядел через бинокль и я, но так, рассеянно. Не мог же я догадываться в тот момент, какой долгий путь придётся пройти, сколько бед пережить, прежде чем мы сумеем вернуться назад, в тепло и зелень родных мест.

Мы стали смотреть на Руены. Вот на одной полянке углядели Цветанку и Латинку. Цветанка собирала ягоды, а Латинка пыталась нарисовать две сосны, отражающиеся в воде.

Бумажные голуби Милчо Техники взлетали всё выше и выше. Два из них приземлились на крыше «Ёлочки-сестрички» и так и не вернулись на землю к своему конструктору, который изо всех сил размахивал руками, точно сам собирался взлететь.

— Эй, Милчо, не забыл про наш спор? — крикнул Наско.

— Какое там забыл! Я и утром встал пораньше, и в мёртвый час не спал. Дело идёт!

— А до скольких досчитал?

— Тайна! — покачал головой конструктор бумажных голубей.

— Ладно, пусть остаётся тайной. Но один день уже прошёл, осталось только шесть!

Вчера Милчо Техника и Наско-Почемучка заключили пари. Наско сказал, что миллиард — это грандиозное число, а Милчо на это только пренебрежительно свистнул.

— Если будешь каждую секунду называть одну цифру, за сколько времени досчитаешь до миллиарда?

— Не до миллиарда, а до миллиарда и одного досчитаю за четыре-пять дней.

— Не сможешь!

— Ну, пусть не за четыре-пять дней, — заколебался Милчо, — но за неделю-то уж наверняка. Хочешь, поспорим?

Наско взглянул на него и фыркнул. Потом в глазах у него засветился хитрый огонёк.

— Ладно, согласен.

— Только если я выиграю, отдашь мне свой перочинный нож с двумя штопорами.

— Отдам. Сосчитаешь до миллиарда — и ножик твой.

Они ударили по рукам.

Потому Милчо ходит сегодня отключённый от всего и считает. Мастерит голубей и считает. Обедает и считает. Ложится спать и шевелит губами — считает.

Уж больно хорош этот чёртов ножик с двумя штопорами, ради него стоит потрудиться несколько дней.

Мы оставили Милчо в покое и вернулись к своему биноклю.

Откуда-то из-за домиков ещё раз донёсся сиплый голос Данчо:

— Товарищ Николов, хворост собран, можно костёр зажигать ровно в восемь.

Наско не оставляла в покое какая-то мысль. Он тронул меня за плечо:

— Ванка, я тебе надоедаю, наверно. Но я всё думаю, что я где-то встречал этого человека. — Он опять поглядел на снимок в газете. — И откуда я его знаю? — продолжал он тихо. — Не думаю, чтобы я ошибался.

Я ему ничего не ответил, только взял газету у него из рук, разгладил на сгибах, сдул пылинку с пожелтевшего снимка, и…

Сразу же трактор вздрогнул, зарокотал и двинулся с места.

Мотор его мерно застучал.

Наско чуть не уронил бинокль и поглядел на меня с удивлением.

Иван дёрнул рычаг на себя.

Рассказывает Иввик. Первый разговор с Иваном

…Сразу же трактор вздрогнул, зарокотал и поехал. Машина тяжело двинулась с места, трактор стал удаляться. Вот уже нам видна только сгорбленная спина тракториста.

— Ива-а-ан! — позвал я его тревожно. Тракторист не обернулся.

— Эй, Ива-а-ан! — крикнул Наско громче. Трактор смолк и остановился. Иван обернулся:

— Кто меня зовёт?

— Я.

— А кто ты?

— Я Наско-Почемучка.

— А меня зовут Иввик.

— Как?

— Иввик. Через два «в».

— Я вас не знаю. Вы откуда?

— Мы из Струмского, из-под Кюстендила, — ответили мы с Наско одновременно.

— А мы тебя знаем, Иван.

— Ну да!

— Да, знаем, — подтвердил Наско. — Мы видели твою фотографию в газете «Септемврийче».

— Нет такой газеты. Ты что-то путаешь, — улыбнулся Иван.

— Как это — нет? — вмешался я. — «Септемврийче» — это газета болгарских пионеров. И в ней помещён твой снимок вместе с русским трактором.

— Интересно вы всё придумали, — засмеялся Иван. — Но сейчас-то 1940 год.

— Возьми нас с собой, Иван, — вдруг неожиданно и решительно предложил Наско.

— Как я вас возьму, когда нас разделяют целых тридцать лет, судя по вашей газете.

— Возьми нас, — стал приставать и я. — Очень тебя просим. Наши бы все захотели, чтобы ты их взял. Только Латинка сейчас рисует лес, Данчо готовит пионерский костёр, а Милчо Техника занят тем, что считает до миллиарда.

Иван глядел на нас с изумлением.

Мы хотели ему ещё что-то объяснить, но он больше не стал слушать, только махнул рукой:

— Ладно, садитесь!

— Он нас берёт, берёт, понимаешь! — крикнул Наско и тут же вскочил на трактор.

— Но мой путь долог и труден, — сказал Иван, глядя нам в глаза.

— Всё равно мы поедем с тобой, — тряхнул головой Наско.

— В таком разе сдвинь моё пальто и садись.

Трактор тронулся, увозя с собой нас четверых. Впереди сидели Иван и бай Владо, сзади я, Иввик, и Наско-Почемучка.

Из дневника Наско-Почемучки

Вот и я присоединяюсь к рассказу. Никогда раньше не приходилось мне вести такие странные записи.

Мы протянули руки Ивану и вместо пионерского лагеря «Три бука» в Осоговских горах очутились в Варне осенью 1940 года. Нас увозил первый советский трактор, направлявшийся в село Велиново.

Началось моё самое удивительное путешествие.

Можно ехать поездом или лететь самолётом, плыть пароходом или скакать на коне, ехать в автомобиле или плыть в лодке. Можно идти и пешком. И прийти в какой-нибудь город или в деревню. Можно добраться и до самой Софии. Но всё это будет происходить сейчас, в то время, когда мы живём.

А я попал в то время, когда ещё не родился. Видел цветы, которые цвели в 1940 году, тогдашнее небо, тогдашнюю землю.

Необыкновенным было наше путешествие в чужую жизнь!