Наследие заводного ключа

Агнес дала мне пару веточек лаванды для могилы родителей и наградила настороженным взглядом, как будто все ещё подозревала, что я что-то замышляла. Она не сказала ни слова, пока я поднималась по лестнице вслед за Миссис Пратт.

Я остановилась как вкопанная. Уилл стоял около двуколки и держал вожжи Старого Ника. Он моргнул под коротким козырьком кепки. Его выражение напоминало холодный камень, лицо ничем не выдавало наши тайные встречи. Он был зол. Это не показывалось, но я чувствовала его недовольство, витавшее между нами в воздухе.

Я тотчас опустила подбородок, надеясь скрыть пылающий румянец, который, как я чувствовала, окрасил мои щеки.

Мне едва ли нужно было беспокоиться. Миссис Пратт на меня даже не посмотрела. Уилл подал ей руку, чтобы помочь забраться в двуколку, затем взобрался рядом с ней. Пока он подбирал вожжи, Миссис Пратт приказала мне сесть назад. Ей не нужно было повторять дважды. Я забралась в двуколку и сама уселась на небольшое нагромождение позади неё.

Уилл ни разу на меня не посмотрел. Он являлся воплощением спокойствия, пока резко щелкал вожжами. Он вёл себя так, как будто меня не существовало. Возможно, это к лучшему. Он был одет в старое серое пальто с заплаткой на локте прямо там, где я штопала дыру на одной из его рубашек. Я чинила его порванную одежду, а сейчас не заслужила вообще никакой признательности, даже заговорщического взгляда. Двуколка с грохотом катилась вперёд. Каждую кочку и ухаб я чувствовала костьми, пока мы неуклюже ехали по сонным улицам Лондона.

Медленно занимался рассвет, окрашивая восток в розовые и оранжевые тона, но остальная часть Лондона оставалась под тяжёлым одеялом серых облаков. Воздух казался сырым из-за холодных весенних дождей. Они растопили все, кроме самых упорных сугробов, оставив пейзаж блеклым, мокрым и мёртвым.

Когда мы приблизились к рынку, на улицах загрохотало ещё больше двуколок. Продавцы разложили товары на открытых прилавках. Прислуга привилегированных семей Лондона бродила по многолюдной площади, одетая в строгую и мрачную безупречно чёрную, белую и серую одежду. Лохматый каштановый беспородный пёс со своего насеста на старом ящике взирал на сосиски. Он почти стащил одну перед тем, как жирный мужчина прогнал его измочаленной метлой.

Уилл помог Миссис Пратт выйти. Она поправила капор, при этом пристально изучая качество мешка с луком.

— Свози девушку на кладбище, затем вернись и помоги мне загрузить двуколку.

— Да, миссис.

Я забралась на сиденье двуколки. Миссис Пратт пронзила меня суровым взглядом, затем хлестнула пристальным взором в сторону конюха.

— Я ожидаю, что ты хорошо почтишь память и доброе имя своих родителей, — предостерегла она. Я сглотнула. Изо всех сил стараясь выглядеть скромно и невинно, я кивнула. — У тебя есть три часа.

Уилл снова щёлкнул поводьями, и мы покатились дальше. Когда мы завернули за угол, звуки рынка стихли в шуме оживлённых улиц Лондона.

Я с тоской смотрела на аккуратные дорожки, пока мы ехали на запад и въезжали в тихий район и богатые магазины Мейфэра. Оксфорд-стрит находилась всего чуть севернее от нас. Мне казалось, что я вернулась в свой прежний мир. Мы были торговцами, но дела шли хорошо. Моё место здесь, а не под лестницей.

У нас имелась своя экономка, милая женщина по имени миссис Кобб, которая летом всегда пекла мои любимые булочки со смородиной.

Мы ехали южнее, рядом с окраиной Гайд-Парка. В мыслях я снова бродила по его величественным тропам. По утрам в хорошую погоду мы с мамой гуляли по парку, и даже самые благородные леди останавливались, чтобы любезно поздороваться с нами. Казалось, мама знала всех в Уэст-Энде.

Клянусь, я слышала голос мамы — как она рассказывала мне про деревья и сады, затем делилась последними сплетнями о разгуливающих перед нами аристократах. Деревья и сады остались на своих местах. Аристократы по-прежнему расхаживали с важным видом. Но это уже совсем не то. Мамы не стало. Миссис Кобб не стало. Тем не менее, Уэст-Энд выглядел так, будто ничего не изменилось.

Уилл направил двуколку на запад по Бромптон к Эрлс-Корт, и я поняла, что хотела бы возложить цветы на могилу мамы. Она их заслужила. Внезапно я почувствовала вину за свой обман, но было уже поздно менять направление.

— Что ты собираешься делать? — спросил Уилл, нарушая тишину между нами.

Забавно, как он мог задать вопрос, который не звучал как вопрос.

— Я навещаю могилы своих родителей, — если он не хотел участвовать в моем квесте, то не обязан это делать.

Мускул на его челюсти дёрнулся.

— Была бы ты умной, ты бы прекратила свои попытки найти Прикета, — он щёлкнул поводьями, и Старый Ник вскинул голову и ускорил шаг.

— Не понимаю, как мои дела каким-либо образом касаются тебя, — они и не касались. Я так решила.

— Касаются, раз ты пытаешься сделать нечто глупое. Твои родители действительно похоронены здесь? — он крепче стиснул поводья, костяшки пальцев побелели от напряжения.

— Я никогда не совершаю глупых поступков, и да, — я откровенно лгала. В конце концов, кладбище Кенсал-Грин — это почти то же самое, что и Бромптон. Смотря как посмотреть, на самом деле.

Он засмеялся, и это напомнило мне, как он усмехался в нашу первую встречу. Это был жёсткий и горький звук.

Я повернулась к нему.

— Послушай. Или ты хочешь, чтобы я тебе доверяла, либо нет.

— Твоё доверие — вещь опасная, — заметил он.

Он был крысой. Я сцепила руки на юбке и сосчитала до десяти, пока он вёл двуколку мимо молочника с пронзительно ревущим мулом. На небольшом расстоянии впереди я увидела ворота кладбища. Высокие каменные стены с узкими парными окнами возвышались над улицей. Ворота нависали выше стен, построенные из более крупных каменных блоков, которые отдавали золотистым в слабом свете затянутого тучами неба. Четыре толстые колонны держали тяжёлую арку ворот. Резкие и отчётливые буквы, вырезанные в камне, несли в себе мрачную окончательность.

ВОСТОЧНЫЙ ЛОНДОН

И

ВЕСТМИНСТЕРСКОЕ КЛАДБИЩЕ

— Думаю, будет лучше, если ты останешься рядом с двуколкой — сказала я, поправив чепец. Он мне не нужен. Я знала, что делать, и могла спокойно сделать это без него.

Он остановил Старого Ника.

Я самостоятельно спрыгнула с двуколки и промаршировала к воротам. Тяжёлые железные прутья, образовывавшие толстую арку, служили суровым предостережением о том, что из этого места нет выхода.

Я не оглядывалась назад. Что бы я ни нашла, Уилл не будет иметь к этому отношения, и это меня совершенно устраивало.

Он может сидеть в пыли и темноте каретника и гнить там всю оставшуюся жизнь. Очевидно, именно этого он и хотел. И не мне вставать на пути столь глубокомысленной судьбы.

Я задрожала, проходя через арку к длинной открытой дороге за ней. Кладбище было огромным. Тропа тянулась и тянулась под деревьями, выстроившимися как строй солдат, их костлявые ветви простирались над рядами каменных крестов и скульптур ангелов.