Наследница огненных льдов

– Что поделать, такова жизнь. Но самых нуждающихся мы обязательно посадим на ближайший рейс.

Неожиданно в коридоре послышался гвалт – кто-то открыл входную дверь и уже через пару мгновений самые активные жители Сульмара принялись штурмовать аэровокзал.

– Да отцепитесь вы от меня, – возмущался уже знакомый мне голос. – Я радист, я тут работаю. Ни в какой я очереди не стою и никуда вперёд не лезу. Пропустите меня к рабочему месту.

Вместе с разорителем вороньих гнёзд в комнатку директора-кассира прорвались ещё трое особо недовольных горожан, и потому грозному пограничнику пришлось вытолкать их за дверь, а заодно самому остаться снаружи, чтобы угрозами и предупреждениями достучаться до людей и унять намечающийся бунт.

– Каждый год такая канитель, – стоя рядом с кассой и поглядывая на входную дверь, заметил радист. – Скоро уже драки начнутся.

– Непременно начнутся, – поддержал его директор. – А когда узнают, что ещё два билета проданы двум рювеланским охотникам, тогда уже бить будут нас.

– А я-то тут при чём? Я – радист, моё дело – поддерживать связь с воздушным судном. Это вы, господин директор, занимаетесь тут всякими махинациями с билетами.

Прозвучало это несколько иронично. Пожалуй, подчинённый начальника ни в чём не обвинял, видимо, просто решил подшутить, упомянув слухи, которые ходят среди простых пассажиров.

– Будь моя воля, – оторвав взгляд от письменного стола, сказал ему директор, – я бы хоть всем выписал столько билетов, сколько им нужно. И пусть там в Рювелане решают, сколько пустых дирижаблей им слать в Сульмар. Но ведь не станут они этого делать.

– Не станут, – признал радист.

– Вот именно, – подытожил директор и протянул нам с Эспином выписанные билеты. – Господин и госпожа Крог, поздравляю вас, послезавтра у вас есть все шансы покинуть остров и больше не подавать плохой пример нашим жителям.

– Какой именно плохой пример вы имеете в виду? – нахмурился Эспин.

– А такой, что для гарантированного получения билета на рейс необходимо нарушить закон. Люди у нас тут простые, мало ли какие выводы сделают.

Ясно, теперь и директор соизволил пошутить. А в аэровокзале, я смотрю, невзирая на напряжение снаружи, царит весьма непринуждённая атмосфера.

– Крог? – переспросил радист за нашими спинами. – Случайно не родственники того самого Крога, что сгорел вместе с дирижаблем этим летом?

– Случайно родственники, – обернулся и подтвердил Эспин.

– И он не сгорел, – добавила я, – дядя Руди и его экипаж живы.

Радист внимательно оглядел нас, словно о чём-то не на шутку задумался, а потом напряжённо произнёс:

– Идёмте со мной.

Пришлось подниматься вслед за ним на второй этаж по крутой и скрипучей деревянной лестнице. Наверху всё было заставлено шкафообразным радиооборудованием. И как только пол не проламывался под грузом этих железяк?

Радист завёл нас в уютную комнатку, где стоял стол, четыре стула и шкаф, в котором наверняка скрывались ложки с чашками и какие-нибудь вкусности к чаю. Однако нам радист чаю так и не предложил, зато усадил за стол, чтобы рассказать то, что уже давно лежало камнем на душе:

– Дело вот в чём. Наши сульмарские власти тогда верить мне наотрез отказались, так может быть, вы послушаете. Я ведь выходил на связь с дирижаблем "Флесмер", когда он летом пролетал над проливом. Наверное, я был последним радистом, кто передавал им сводку погоды и прогноз по маршруту полёта. У нас тут стоит достаточно мощный передатчик, я вёл "Флесмер" аж до южного побережья Тюленьего острова, а потом дирижабль просто вышел из зоны, и всё. Через пять дней стало понятно, что он не вернётся. Но недели через три я поймал сигнал… Сейчас, минуточку.

Радист выбежал из комнатки и через минуту вернулся к нам, помахивая форменным бланком с гербом министерства связи. Это была телеграмма, вернее, запись сеанса радиосвязи, только очень странная.

"плгстр Крог потеррул крушение координаты 8спра пгу кор цца" Правда, снизу карандашом было сделана приписка: "(Фл)есмер Крог потерп(ел) крушение координаты 81-(53) (??)-(??)".

– Связь было неустойчивой, – словно извиняясь, пояснил радист, – я сначала записал всё, как принял, а потом подумал, разложил буквы обратно в код, покумекал, выделил неразборчивые области, возможные пропуски, сложил всё обратно, и вот что получилось. Это сигнал бедствия. Дирижабль рухнул в высоких широтах, где именно, не совсем понятно. Но в момент крушения и после него люди точно были живы, раз передали это сообщение. Они не сгорели, я-то это точно знаю, вот только мне никто не верит.

– Когда, вы говорите, получили это сообщение? – спросил Эспин.

– В том-то и дело, что через двадцать дней после последнего сеанса связи с "Флесмером". Я ведь приходил с этим бланком к мэру, говорил, что нужно искать экспедицию севернее Тюленьего острова. А они сказали, что три недели радиосигнал блуждать в пространстве не может. Тоже мне нашлись знатоки. Я им объясняю про физику радиоволн в высоких широтах, а они мне говорят, что у кого-то в Энфосе дома есть любительская радиостанция, и надо мной просто подшутили – передали ложное сообщение. Вот как будто в Энфосе людям заняться больше нечем. Не шутят такими вещами. В те дни здесь все переживали, надеялись, что экспедиция не погибла, что люди вернутся. А потом ледокол нашёл Ялмара Толбота, и он сказал, что дирижабль сгорел. Но я-то получил сигнал бедствия от той части экспедиции, что вместе с Рудольфом Крогом улетела на повреждённом дирижабле. Я опять насел на мэрию, но меня оттуда просто выгнали. Тогда я стал по своим каналам передавать сообщение от "Флесмера" знакомым радистам на материк. Я надеялся, что информация дойдёт до нужных людей, но никакой реакции от властей я так и не заметил.

– У вас есть предположение, – поинтересовался Эспин, – отчего и местные, и имперские представители власти так равнодушно отнеслись к сигналу бедствия, который вы чудом перехватили?

– Есть подозрения, – немного помолчав, признался радист, – но говорить о них ничего не буду, извините. Да даже если бы и сказал, ничего это уже не изменит. А вы, значит, тоже заподозрили, что в истории с дирижаблем что-то не сходится, раз прибыли на острова?

– Ялмар Толбот ошибся – дирижабль не сгорел. В личной беседе он признал это.

– Вот как? В Сульмар же отправляли тело Рудольфа Крога. Я ещё тогда подумал, что это странно, ведь по официальной версии он должен был сгореть дотла.

– Дядя Руди не умер, – сказала я. – В том ящике был моторист с дирижабля, а не он.

– Кстати, – и тут Эспин порылся в портмоне и вынул оттуда тот самый клочок бумаги, что нам выдали на опознании вместе с фотографией, перстнем и часами. – Это нашли в нагрудной сумке того погибшего моториста. Он шёл пешком к Тюленьему острову и при нём был листок бумаги. Это какие-то координаты или…

– Похоже, полоса частот, – приняв клочок, заключил радист. – Я ведь пробовал после сигнала бедствия связаться в "Флесмером" вновь, но ничего не получилось. Может, есть смысл проверить эти частоты.

– Проверьте, пожалуйста, – взмолилась я. – У экспедиции запасов провианта на десять месяцев. Они точно живы, но почему-то не могут добраться до Тюленьего острова.

– Обязательно всё проверю, госпожа Крог, – заверил меня радист. – Пока вы здесь, буду слушать частоту на работе. Если что-то выясню после вашего отлёта, обязательно пришлю телеграмму.