Наследница огня
Шрифт:
Историю, которую рассказывал Эмрис, Селена слышала и раньше. Мора и Мэба полюбили смертных мужчин и принесли в жертву любви свое бессмертие. Версии этой истории разнились. По одной – Маэва принудила их это сделать, покарав за своеволие. По другой – они сами отказались от дара вечной жизни, только бы вырваться из-под власти сестры.
Воспользовавшись паузой, Селена спросила, а был ли возлюбленный у самой Маэвы. Слушатели снова затихли. Может, задавать подобные вопросы здесь было опасно? Эмрис ответил уклончиво: и да и нет. Если верить слухам, на заре времен она влюбилась в воина, отличавшегося остротой ума и чистотой души. Но воин погиб в одном из нескончаемых сражений, так и не успев преподнести
Эмрис еще долго рассказывал истории о королеве народа фэ, рисуя портрет проницательной и безжалостной правительницы. Если бы Маэва пожелала, она бы могла завоевать весь мир, но она предпочла лесной край Доранеллу, построив свой каменный город в месте слияния нескольких рек.
Селена запоминала подробности, стараясь не думать о принце, сидевшем на жердочке в нескольких футах от нее. Этот принц связал себя клятвой на крови с бессмертным чудовищем.
Селена хотела попросить Эмриса рассказать что-нибудь еще про Маэву, но ее внимание привлек шелест ветвей. Вслушиваясь, она не забывала уплетать черничный пирог и чуть не подавилась очередным куском, когда из леса выскочил громадный горный лев. Мягко ступая по мокрой от дождя траве, он направлялся прямо к задней двери. Золотистая его шкура тоже успела намокнуть, отчего казалась темнее. В сверкающих глазах отражался свет уличных факелов. Неужели караульные не заметили зверя? Неужели все в кухне были так поглощены рассказом Эмриса, что тоже не слышали шороха? Селена уже собиралась выкрикнуть предостережение, но ее пронзила догадка…
Караульные на парапетах видели зверя. Видели, но не выстрелили. Значит, это не горный лев, а…
Неяркая вспышка, словно где-то далеко мелькнула молния, и горный лев превратился в высокого широкоплечего воина, направлявшегося к задней двери. Рован вспорхнул и тоже вернул себе привычный облик, оказавшись за спиной гостя.
Они оба переплели локти, затем похлопали друг друга по спине. Приветствие было быстрым. Шум дождя и голос Эмриса мешали Селене слушать разговор между Рованом и незнакомцем. Она напрягала слух, молча проклиная свои смертные уши.
– Я тебя полтора месяца разыскиваю, – сказал золотоволосый незнакомец.
Говорил он тихим, но довольно резким голосом, в котором ощущались усталость и непонятная Селене досада.
– Ваган утверждал, что ты на восточной границе. А Лоркан считал, что тебя отправили на побережье проверять флот. Потом близнецы мне рассказали: королева побывала здесь, но вернулась одна. Вот я и решил проверить…
Селена почему-то думала, что все воины Маэвы похожи на Рована: суровые и молчаливые. Оказалось, не все. По сравнению с ее учителем незнакомец был просто болтуном. И лицо его, на удивление обаятельное, отличалось от сурового лица Рована.
– Гарель, я слышал о случившемся. – Рован опустил руку на плечо воина.
Может, к ним в гости пожаловал один из таинственных друзей принца? Жаль, что кухня сейчас полным-полна народу, а то она бы спросила у Эмриса. Рован почти ничего не рассказывал ей о своих пятерых соратниках, но чувствовалось: они с Гарелем – не просто знакомые. Иногда она забывала, что у Рована может быть жизнь за пределами крепости. Раньше ее это совершенно не интересовало. Однако сейчас появление Гареля как-то странно отозвалось внутри ее, словно мысли о тех пятерых воинах были гирями, забившими ей желудок. Ей почему-то захотелось, чтобы Рован объяснил Гарелю, почему он здесь. Рассказал
бы о ее существовании. Почему это стало для нее так важно?Гарель поскреб щеку, потом вздохнул:
– Может, ты и не захочешь…
– Скажи, что тебе надо, и это будет сделано.
Похоже, этот ответ удовлетворил Гареля. Рован повел его к другой двери. Оба двигались с необыкновенным изяществом, в котором ощущались сила и уверенность. Казалось, дождь расступился, давая им проход. За все это время Рован ни разу не оглянулся.
На свой насест Рован не вернулся. В кухне тоже не появился. Почему же он не привел Гареля ужинать или сам не сходил за едой для гостя? Тот наверняка проголодался с дороги. Селеной двигала не столько забота о Гареле, сколько любопытство.
Прижимая бедром тяжелый поднос с миской жаркого и хлебом, Селена постучалась в дверь комнаты Рована. Негромкий разговор за дверью сразу стих. Что, если Гарель явился сюда не просто повидать соратника, а для более тесного, так сказать, общения? Эта мысль заставила Селену на мгновение окаменеть.
– Что надо? – послышался недовольный голос Рована.
Свой вопрос Селена могла бы задать из-за двери. Однако все то же любопытство заставило ее приоткрыть щелочку.
– Я подумала, твой гость проголодался с дороги и не откажется от жаркого.
Увиденное поразило ее не меньше, чем если бы она застала обоих в постели. Полуобнаженный Гарель лежал на столе Рована, на спине. Рован сидел рядом, полностью одетый, но жутко рассерженный вторжением Селены. Похоже, она увидела нечто такое, что никак не предназначалось для ее глаз.
На том же столе были разложены плоские иглы. Рядом с ними стоял блестящий котелок, полный черной жидкости. Подстилка, на которой лежал Гарель, пропиталась чернилами и кровью. Начиная с левой груди, вниз, к бедру, уходила вязь татуировки.
– Убирайся, – велел Рован, даже не взглянув на нее.
Гарель, наоборот, поднял голову. Чувствовалось, что ему больно. В его рыжих глазах отражалась боль вместе с ярко горящими свечами. Неужели уколы иглами могли заставить страдать такого сильного, смелого воина? Или виной слова на древнем языке, которые Рован выкалывал ему вокруг сердца и грудной клетки? По каким-то причинам Гарель решил добавить к имеющимся татуировкам новые. А старых у него было более чем достаточно. Издали они сливались в один черный узор, пересекаемый белыми линиями шрамов.
– Хочешь поесть? – спросила Селена, продолжая глазеть на татуировку, кровь и железный сосуд с чернилами.
Похоже, Рован с одинаковой легкостью и умением держал в руках и меч, и иглу. Не сам ли он делал татуировки на своем теле?
– Оставь здесь, – бросил ей Рован.
Чувствовалось, он готов откусить ей голову. Придав своему лицу выражение полного безразличия, Селена поставила поднос на кровать и направилась к двери.
– Прошу прощения, что помешала.
Какими бы ни были причины для новой татуировки, какими бы ни были отношения между Рованом и Гарелем, она не имела права вторгаться. Боль в глазах гостя была красноречивее слов. Такая боль была ей знакома. Взгляд Гареля метался между нею и Рованом. Он раздул ноздри. Пытался ее почуять.
Ей нужно немедленно убираться отсюда.
– Простите, – еще раз пробормотала Селена и вышла.
Пройдя всего пару шагов, она привалилась к стене, растирая себе лицо и лоб. Какая же она дура! Рован – ее учитель. Она – ученица. Какое ей дело до того, чем он занимается вне развалин храма, куда они ходят каждый день? С чего она взяла, что он будет рассказывать ей о своей жизни? Происходящее за дверью его комнаты не касалось ее и не должно было касаться. Разве она охотно рассказывает другим о себе?