Наследница жрецов

Положение вещей становилось все страннее с каждым мгновением, и в конечном итоге, я просто откинулась на стул и, приподняв брови, вперилась взглядом в профиль Рейгана. Я все смотрела и смотрела, и вдруг наши взгляды встретились.

Сердце как-то очень нехорошо забилось в груди быстрее, и я отчего-то забыла все претензии, которые хотела ему высказать. Он чуть приподнял брови и вежливо улыбнулся, всем своим видом демонстрируя готовность к разговору, но… Но мысли в моей голове никак не складывались в слова.

Нужно было как-то реагировать, потому что все это становилось просто смешно. Я смотрела на него, скептично вскинув брови, он смотрел на меня… и тишина. Так и не приведя в порядок мысли, чтобы что-то сказать, я отвернулась, сгорая со стыда. Но стоило мне увидеть других студентов, которые буквально заползли под столы, чтобы не мешать Его величеству работать, я тут же вспомнила суть претензии… Однако Рейган уже не смотрел…

Недовольно фыркнув, я сложила руки на груди, и на меня тут же вскинулась дюжина укоряющих взглядов. «Не смей нарушать священный покой короля», — говорили они. Я еле подавила нервный смех. Все это было бы весело, если бы не было так пугающе.

— Парссо, — раздался бархатный голос Рейгана. Он поднялся, присел на стол и дружелюбно улыбнулся юноше, к которому обращался. — До меня донесся слух, что твой отец, граф Бэрриш, выкупил шахты на окраине страны?

— Да, дьявол всех побери, об этом гудит вся столица, да? — безмерно счастливо ответил Парссо, вдруг вылезший из-под стола, как гриб после дождя.

И мне было непонятно, что его так обрадовало. То ли тот факт, что его отец совершил выгодную покупку, то ли что Рейган его заметил благодаря этому. В любом случае и то и это было равновозможно.

«Король» слегка рассмеялся, и лицо «счастливчика» засияло еще ярче.

— Не знаю, как столица, но мой отец точно об этом говорил.

И вот тут некогда «счастливчик» как-то побледнел. Оно и понятно. Отцом Рейгана был никто иной, как Ридарон Пентлог, великий герцог Альбатте. И этот человек был персоной настолько влиятельной, что его внимания лучше было не привлекать. Поговаривали, что сам король приплясывает под его дудку. И если об этом говорили даже в захолустье, в котором я провела всю жизнь, значит так скорее всего и было.

— Не стоит беспокоится, он был рад, что шахты вновь вернулись в руки людей, в чьей преданности короне, он не сомневается, — улыбка Рейгана стала чуть дружелюбнее чем раньше.

На лице Парссо без особого труда можно было прочитать невероятное облегчение. Кажется, он был настолько рад это слышать, что вскоре ему должна была понадобиться нюхательная соль. Юноша посмотрел на свою соседку, та на него, комкая в ладони подол юбки. Затем она решительно выдохнула и, вся дрожа, подошла к Рейгану. Тот улыбнулся ее тихим словам, и вскоре вслед за этой леди подтянулась вся остальная аудитория.

Иными словами, стоило только студентам понять, что Рейган открыт для разговора, они тут же сгрудились возле него, как мухи над сладостями.

Серьезно?

Я все еще была под впечатлением, когда Рейган вдруг посмотрел на меня с неизменной вежливой улыбкой, но вот его глаза… Я чувствовала, что сейчас будет какой-то подвох. И мне не понравилось, как сердце снова сбилось с размеренного ритма, и в груди возникло странное чувство.

— Леди Эспакте, мы обсуждаем принципы демократии, что вы об думаете?

Ко мне повернулось больше дюжины человек, и каждый был готов просто оторвать мне голову за то, что я ничего не делая, обратила на себя внимание «короля». Пара девушек смотрели особенно неприязненно, но я решила этого не замечать. Но еще больше меня поразил его вопрос. Я не думала, что он хоть что-то знает об этом, поскольку это новое малоизвестное течение.

— Демократию? — переспросила я со смешком.

— Не знаете, что это такое? — приподнял брови Рейган, на его губах появилась усмешка.

Я сложила руки на груди.

— Знаю, но… Ваше величество… Полагаю, вы также далеки от демократии, как наша страна далека от океана, а быть может еще дальше. Оглянитесь, вокруг вас ходят по струнке. Какая же здесь демократия? — я вызывающе вскинула брови и посмотрела прямо в его глаза. В них блеснуло что-то опасное.

Полагаю, я дернула льва за усы…

— Ваши речи кажутся мне забавными, — по его лицу растеклась едкая улыбка. — Совсем недавно мы говорили о постриге, но никто из нас не являлся монахом. Кажется, вы из тех, кто считает, что сами по себе слова бесполезны, если не согласуются с нашими действиями, но позвольте… При таком подходе откуда же взяться философии? А при отсутствии философии, как бы появилась демократия? Слова, подобные вашим, вредны развитию мысли, Леди Эспакте.

Как ловко он выкрутился! Скользкий гаденыш!

— Слова леди Эспакте, вредны любому развитию, в том числе ее собственному! — захихикала какая-то девушка в его кружке.

Рейган улыбнулся, и я прищурилась.

— Не стоит опускаться до пустых оскорблений, леди Марлоу. Леди Эспакте, у вас есть еще какие-то мысли, кроме уже высказанных?

— Пожалуй, я оставлю свои мысли при себе, не хотелось бы навредить вашему развитию.

Он усмехнулся.

— Что вы, мы всегда рады вас выслушать.

— Вынуждена отказаться, — процедила я сквозь зубы, слыша смешки в его окружении.

Рейган поймал мой взгляд, в глубине его глаз бегали чертики. Кажется, это месть за то, что застала его вчера не в лучшем положении духа. Но это же просто наглость! Зачем он вообще ко мне полез?!

— Лорд Пентлог, а вы уже были в том театре, что открылся месяц назад? Говорили, что там выступала оперная певицы из соседней страны? — защебетала некая леди, и кружок вокруг «короля» замкнулся, оставив меня позади вместе с раздражением от проигранной словесной баталии.

Спустя мгновение в голову пришел отличный аргумент, но, кажется, было уже слишком поздно его высказывать.

Надо было сказать, что он ушел в пустую демагогию и заключил пространные выводы, основываясь на ложных исходных данных. И мои слова про демократию были совершенно верными. О чем мы вообще говорим, если все вокруг него так и кричит: «Я король, только попробуй сказать слова против или ослушаться меня!».

Я недовольно зыркнула на щебечущий кружок вокруг Рейгана и, сложив руки на груди, отвернулась к окну в золотой раме.