Наследница. Графиня Гизела (сборник)

Сначала она бежала с распростертыми руками, причем широкая мантилья ее надувалась как парус, потом всплеснула руками и опустила их.

— Нет, милая графиня, это уж слишком, этого я не могу вынести! — воскликнула она, задыхаясь. — Селение горит, наша безбожная прислуга, кажется, забыла вернуться домой, и вы исчезаете на целый час… Я выношу все ваши капризы — любовь и привязанность облегчают мне все, но эта выходка, которую устроили вы сегодня, переходит все границы! Извините меня, но с этим надо кончать. Не успела я на минуту закрыть глаза, как вы сейчас же воспользовались моей слабостью, чтобы оставить замок. Это непростительно! Я просыпаюсь от шума и беготни, первая моя мысль о вас — я бегаю по всему дому и саду, бегу в горящее селение, но никто не видел вас… Спросите доктора, что было со мной!

Господин в соломенной шляпе подтвердил ее слова, кивая головой, и с почтением раскланялся с молодой графиней.

— Чрезвычайно, чрезвычайно беспокоились, — произнес он жалостливым тоном.

— Скажите на милость, что за идея пришла вам в горящий полдень кататься верхом? — допрашивала девушку возмущенная гувернантка. — Где ваша шляпа? Как, без перчаток?!

— Не думаете ли вы, что я каталась ради удовольствия и имела время соображать, какой цвет перчаток более подходит к моему туалету? — прервала ее нетерпеливо Гизела. — Я ездила за пожарными инструментами.

Госпожа фон Гербек отступила назад и снова всплеснула руками.

— Ик… Где вы были? — спросила она, едва переводя дыхание.

— Я хотела проехать в Нейнфельд, но в лесу, на лугу, встретила мам'a и пап'a.

Ответ этот поразил гувернантку как молния, но у нее хватило духу добавить:

— Их превосходительства были одни?…

— Почем я знаю? Может, там было все придворное общество! — ответила Гизела, пожимая плечами. — Князя я узнала.

— Всемогущий Боже, князь видел вас?! — закричала гувернантка вне себя. — Это моя смерть, доктор!

Она действительно была бледна как смерть, но и доктор также изменился в лице.

— Ваше сиятельство, — запинаясь, проговорил он, — что вы наделали! Это чрезвычайно огорчит его превосходительство.

Гизела смолкла и минуту задумчиво смотрела перед собой.

— Можете вы мне сказать, госпожа фон Гербек, почему князь не должен меня видеть? — вдруг спросила она, быстро взглянув в лицо гувернантке.

Этот прямой вопрос привел ту в себя.

— Как? Вы еще спрашиваете?! Да разве вы не понимаете, в каком вы странном костюме? Я могу представить себе положение их превосходительств: они будут неутешны. Ваш странный поступок никогда не простят вам при дворе, графиня! Будут шептаться и посмеиваться всякий раз, как станут произносить имя Штурм… Милосердный Боже, а что будет со мной, несчастной!

— И мне чрезвычайно горестно, ваше сиятельство, убеждаться всякий раз, что все мои медицинские наставления уносит ветер! — проворчал врач. — Неужели я должен снова объяснять, что дамоклов меч ежеминутно висит над вами? Легко могло случиться, что ваш ужасный припадок разразится на глазах всего двора; какой бы это был скандал, ваше сиятельство! — добавил он, поднимая указательный палец.

Человек этот дрожал от злости, и можно было только удивляться, с какой мягкостью и покорностью он в это время опускал свои вытаращенные, слезящиеся глаза.

— Мне кажется чудом, что после такой разгоряченной езды я вижу вас стоящей предо мною без нервного волнения, — продолжал он.

— И я также считаю чудом то, — прервала его молодая девушка, стоявшая до сих пор с нахмуренным лбом и равнодушно принимавшая сыпавшиеся на нее упреки, — что это вас удивляет, господин доктор, ибо вы видите меня такой ежедневно уже полгода.

В это время неподалеку раздался детский плач. При виде гувернантки бедная женщина с детьми скрылась в ближайшем кустарнике. Она предпринимала все возможные усилия, пытаясь унять детей, чтобы их не заметила злая барыня. В эту минуту вырвался ее младший мальчик. Он выскочил на дорогу и старался беспрестанным «но, но!» вывести из себя Мисс Сару.

— Что это значит? Как ты сюда попал, мальчик? — удивленно спросила госпожа фон Гербек.

В этот момент из-за кустарника выступила с озабоченным лицом мать мальчика.

— Женщина эта погорелица! — объяснила Гизела.

— А, очень жаль, милая, — сказала гувернантка более мягким тоном. — Рука Господня тяготеет над вами, и, к несчастью, — вам самим все хорошо известно — это нельзя назвать незаслуженным испытанием… Вспомните только, как часто я вам говорила, что наказание Божье не замедлит. Вы все живете в нечестии изо дня в день, и никогда у вас нет времени для молитвы… Ну, я не буду более говорить, вы и так наказаны… Идите с Богом, я посмотрю, что можно для вас сделать.

— Куда она пойдет, госпожа фон Гербек? — спросила Гизела спокойно, хотя щеки ее слегка покраснели. — Вы слышали, что дом у этой женщины сгорел и она лишена всякого пристанища.

— Но, Боже мой, как я могу знать, куда ей идти? — возразила госпожа фон Гербек с нетерпением. — В селении немало домов.

— Но не для пяти бесприютных семейств, — проговорила молодая девушка. Ее гибкий стан выпрямился, во всем облике чувствовалась власть. — Женщина останется в замке со своим мужем и детьми, — объявила она решительно, — и не только она одна, сюда придет еще второе семейство… Поди ко мне, малютка! — И, взяв за руку ребенка, она была готова продолжать свой путь.

— Праведный Боже, какое-то сумасшествие… Я протестую! — закричала госпожа фон Гербек и, вытянув руки, преградила дорогу в замок молодой девушке.

Испуганная этим движением, Мисс Сара взвилась на дыбы и бросилась в сторону. Гувернантка с криком пустилась прочь, а за ней и доктор, но Гизела не выпустила из рук поводьев. Ее присутствие духа и ласковые, успокаивающие слова усмирили испуганное животное.

Старик Браун, услышав, вероятно, крики госпожи фон Гербек, прибежал из замка. Гизела передала ему лошадь и, приказав позвать ключницу, вернулась к погорельцам.

Это было вовремя, ибо быстро пришедшая в себя госпожа фон Гербек уже указывала женщине на выход, а доктор в сердцах толкал туда же мальчика.

— Вы останетесь! — закричала Гизела, хватая за руку женщину, готовую уже удалиться вместе с детьми.

Молодая графиня едва переводила дух и не столько от усталости, сколько от ожесточения. Первый раз она испытывала столь глубокое негодование.

— Госпожа фон Гербек, чья земля, на которой мы стоим? — спросила она, теряя спокойствие.

— О, милая графиня, я это с удовольствием вам разъясню! Мы стоим на земле старинных имперских графов Фельдернов! Под этой крышей не раз в качестве гостей находили себе ночлег коронованные особы, но никогда людям темного происхождения не было там места. Графы Фельдерны никогда не опускали себя до обращения с простым народом… И теперь эта священная земля будет осквернена? Никогда! До тех пор, пока язык мой будет шевелиться, я не перестану протестовать! Милейшая графиня, уже не говоря о примере, который вам оставили ваши сиятельные предки, подумайте ради вашего собственного интереса, какое к вам будет уважение…

— Мне не нужно уважения, какое разумеете вы, я хочу любви.

Гувернантка насмешливо улыбнулась.

— Любви? Любви? От этих? — она с дерзостью указала на семейство поденщика. — Бесценная мысль! Если бы это слышала бабушка!

— Она это слышала, — произнесла Гизела спокойно. — С тех пор как я себя помню, вы уверяли меня беспрестанно, что дух моей бабушки не покидает меня и она управляет моими делами и поступками. В эту минуту она должна быть довольна мной.

— Вы думаете? Вы жестоко заблуждаетесь… Для величественной графини Фельдерн этот класс людей не существовал, и если когда и приближались к ней подобные нахалы, я была свидетельницей, она угрожала затравить собаками «эту сволочь».