Наследница

Вернувшись, он обнаружил, что Рене чинно восседает у прилавка, болтая с продавщицей, у ее ног стоят две пластиковые сумки, набитые неизвестно чем, а щенок в новом ошейнике размером с ремешок для женских часиков бегает по магазину. При виде Теда грифончик понесся к нему, притормозил на секунду, оставив крохотную лужицу — и с выражением бесконечного обожания на мордочке попытался вскарабкаться по его ноге, как по дереву.

Подхватив щенка на руки, Тед еле уберег подбородок от мелькнувшей когтистой лапки размером меньше его пальца, удивился, какое это создание мягонькое и шелковистое — и неожиданно поймал себя на том, что бормочет:

— Ай какая милая девочка!

О господи, он же всегда втайне посмеивался над тем, как взрослые мужики вроде Робера сюсюкают над собачонками — даже голос становится с каким-то особым подвывом. А теперь делает то же самое?!

Прокашлявшись, он спросил у Рене, уже нормальным голосом:

— Ну, ты готова?

«Приданое» щенка стоило чуть больше его самого. Расплачиваясь, Тед подумал, что в этом магазине неплохо бы было продавать еще и половые тряпки.

Всю дорогу Рене держала щенка на руках, засунув его для тепла под куртку. Дома, поставив грифончика на пол ис умилением пронаблюдав, как он, задрав куцый хвостик, поскакал за Тэвишем, она обернулась к Теду. Обняла за шею и, привстав на цыпочки, дотянулась губами до его щеки. Сказала, почему-то шепотом:

— Теди... спасибо! Это не то слово, я даже не знаю, что ещеможно сказать...

— Всегда пожалуйста! — рассмеялся он. — Как ты ее назовешь?

— Я подумала... как ты считаешь, Дезире — подходит?

Дезире, «желанная» — почему бы и нет?!!

Уже через сутки Тед понял, что рассказы, слышанные им от приятелей, отнюдь не были преувеличением — а также то, что мадемуазель Перро никогда в жизни не; держала в руках половой тряпки.

Весь остаток дня малютка Дезире вела себя почти как ангел. Играла с мячиком, грызла специальную косточку (Рене купила две штуки — чтобы Тэвиш не обижался), спала, ела, сделала всего три лужицы — и перед сном погуляла, «как большая», на поводке. Точнее, на тесемочке, привязанной к ошейнику — поводок, купленный «на вырост», был для нее еще слишком тяжел.

Рене прыгала по квартире, веселая, как птичка. Полчаса болтала с Робером — прислушиваясь к беседе, Тед наконецузнал, что именно, по словам продавщицы, он должен был «сам заметить». Оказывается, речь шла о маленьком белом пятнышке на грудке — именно это лишало малышку Дезире права получить сертификат, подтверждающий, что она является чистокровным брюссельским грифоном. Судя по энтузиазму, с которым Рене рассказывала о щенке («...ты себе представляешь, она сразу поняла, что она наша собака, и нее такое личико смешное, и глазки, как бусинки...»), ее этот недостаток абсолютно не волновал.

Кроме того, она ассистировала в украшении елки, приготовила ужин, даже почистила картошку для пюре (как Тед был уверен, впервые в жизни) — и по первому сигналу неслась с тряпкой замывать, неумело, но очень старательно, следы щенячьей оплошности.

Вечером они провели нечто вроде церемонии крещения: покропили малышку шампанским, назвали по имени и выпили остаток бутылки за ее здоровье.

На ночь Дезире была оставлена в прихожей, с мисочкой воды, игрушками и уютным гнездышком из старого ватного одеяла.

Рене сразу предупредила, что в первое время щенок может по ночам скулить от одиночества, но за всю ночь из прихожей не донеслось ни звука, и Тед уже обрадовался, что то ли им попался нетипичный, беспроблемный щенок, то ли все, что говорят люди — клевета на честный собачий род.

С утра он пошел в ванную первым, решив дать Рене еще немножко понежиться под теплым одеялом, и через минуту, услышав вопль ужаса, выскочил в прихожую как был, голый и мокрый. Как выяснилось, она не утерпела, пошла проведать Дезире — и, открыв дверь в прихожую, издала тот самый вопль: под ноги ей кинулся щенок — белый, как болонка.

Вместо того чтобы скулить от одиночества, собачка каким-то образом ухитрилась открыть дверь на кухню, залезла в шкафчик и вытащила оттуда пакет муки. Бумажный пакет был изорван в мелкие клочки, а образовавшуюся кучу муки Дезире всю ночь старательно разносила по кухне и прихожей, извалявшись при этом по уши. Вынутая из кроссовки Теда и изжеванная стелька дополняла картину.

Рене стояла, прижимая к груди щенка и незаметно пытаясь отряхнуть его от муки. Вид у нее был такой виноватый, словно она сама, а не Дезире, была виновницей всего этого безобразия. Под ногами у нее Тэвиш, презрительно озирая картину разрушений, давал понять, что он — хорошая воспитанная собака — не имеет к этому ни малейшего отношения.

— Я сейчас все уберу, — жалобно пробормотала Рене.

Тед представил себе, как она неумело водит тряпкой, разводя еще большую грязь, и вздохнул.

— Ладно, давай ее сюда и иди одевайся. Погуляешь часок с собаками, пока я все приведу в порядок.

Рене подняла на него глаза, сказала еще жалобнее;

— Не сердись, она же маленькая!.. — и дрожащими руками протянула ему малолетнюю преступницу. Уж не решила ли она, чего доброго, что он собирается наказать щенка?

Тед не представлял себе, как можно наказывать создание размером чуть больше цыпленка, глядящее на него радостными темными глазками и изо всех сил пытающееся лизнуть в подбородок.

— Ну что ты натворила? — начал он назидательным тоном. Дезире еще неистовее завиляла обрубочком хвоста. — Ну разве так можно?.. — и рассмеялся, осознав, что стоит в чем мать родила и пытается читать мораль ничего не понимающему двухмесячному щенку.

Через час квартира была вымыта. Кроме того, Тед, успел освободить чуланчик, в котором печатал фотографии, приделать к двери задвижку и перетащить туда щенячье одеяльце.

Весь день Дезире проспала, отдыхая после ночного бдения — и лишь вечером, когда они с Рене сидели в гостиной за праздничным столом, явилась, чтобы вместе со всеми отпраздновать Рождество.

— Слушай, а с этим ничего нельзя сделать? — кивнул Тед на появившуюся на полу очередную лужицу. Последив за его взглядом, Рене тут же понеслась вытирать безобразие, на ходу невразумительно поясняя:

— Нет... у нее постепенно расширяется понятие гнезда, и через месяц-два все само кончится. Мы к тому времени, наверное, уже в Цюрихе будем, — и убежала полоскать тряпку.

Тед замер. «Мы»?! Она что... думает, что он поедет с ней в Цюрих?!

И тут же понял, что если бы дело не обстояло именно так, Рене не была бы сейчас столь весела и беззаботна. Она не из тех людей, которые способны прожить с человеком несколько недель, а потом в один прекрасный день заявить: «Извини, дорогой — у меня закончился ремонт, и ты мне больше не нужен».

Ну и что теперь делать?

Она ведь только-только начала приходить в себя!..

К тому времени, когда Рене вернулась, Тед решил не говорить ей пока ничего, чтобы не портить оставшиеся у них дни — может быть, недели. Потом, когда придет время собираться, он скажет, что не может поехать с ней... постарается как-то объяснить, найдет подходящие слова...

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Тетя Аннет обрадовалась, когда он позвонил и сообщил, что в Новый год собирается придти к ней. Точнее, Тед сказал «мы собираемся» — уточнять, что значит «мы», она не стала.