Наследница

Должны… Как часто у нас в голове поселяются убеждения, которые мы просто воспринимаем на веру, без доказательств и анализа. Просто потому, что постоянно слышим это и невольно записываем на подкорку. Не сопротивляемся, даже если что-то напрягает. Мы же не расстраиваемся, если вдруг пойдет дождь? Это обычное явление.

Так и я относилась к «обезьянничанью» Динки. Она всегда хотела иметь то, что было у меня. Начиная с ручек и карандашей и заканчивая бельем. Она следовала за мной тенью, записывалась во все кружки, секции, и как только меня там что-то не устраивало, Динка тоже бросала. Одно лишь она не могла повторить — не читала те книги, которые читала я. Любое чтение ее утомляло, и, казалось, что сам процесс складывания букв в слова ей был неприятен. Иногда было лестно, что я для нее авторитет, почти гуру — она всегда нахваливала мои способности, мой вкус. Но иногда и раздражало — я же не павлин, чтобы распускать хвост для красоты. Я такая, какая есть, и не прошу дифирамбов.

Читала, что у каннибалов бытовало мнение — съедая врага, обретаешь его качества. Если враг силен, храбр и хитер, то, убив и съев его, воин получает все эти положительные качества, ну или хотя бы часть из них. Возможно, копируя меня, Динка стремилась получить мои? Или всю мою жизнь?

И теперь, кажется, получила…

Я размышляла, а неизвестная гадость уверенными каплями продолжала вливаться в меня. Я цела и невредима, значит, хватит меня пичкать дрянью! Попыталась позвать медсестру, но из пересохшего горла вырвался лишь беспомощный всхрип.

Мне пришлось прокашляться в надежде восстановить голос, но получилось лишь какое-то подобие карканья. Надо бы промочить горло, и я принялась изо всех сил визуализировать, чтоб выделилась слюна.

Я представляла, как разрезаю лимон на тонкие, прозрачные, будто подсвеченные солнцем, брызжущие соком кружочки. Сработало. Мне даже пришлось сглотнуть. Дальше, кое-как повернувшись на бок, я выдернула иглу и согнула руку в локте, чтоб не потекла кровь. Помню, что надо бы ватку со спиртом приложить для дезинфекции, но взять ее негде.

Остается надеяться, что кожу обработали до того, как проткнуть. Теперь нужно решить еще одну задачу — позвонить Вадиму, чтоб забрал меня отсюда. Хоть мы с ним и повздорили, но я ему жена как-никак! И он должен забрать! Иначе, и правда, умом двинусь. Я не знала, сколько времени здесь нахожусь, зато понимала, что это не санаторий и даже не больница.

На окнах нет никаких задвижек или ручек, чтобы впустить хоть глоток свежего воздуха. Нет ничего из моих вещей. И главное — телефона.

— Вы зачем выдернули капельницу?!

Я вздрогнула от окрика, нарушившего мои размышления. Медсестра, полная тетенька в возрасте, грозно приближалась к моей кровати. Положение было незавидным. Она одной левой могла меня уделать и снова проткнуть дырку в руке.

Если правильно поняла, то я в какой-то клинике, где желания пациента не учитываются. От слова совсем. И соответственно персонал закаленный. Его не разжалобить. Одна надежда — подкупить.

С трудом я села и сложила руки перед грудью в молитвенном жесте.

— Простите, понимаю, что вы выполняете свою работу и выполняете ее на совесть. Но мне здесь страшно. И мне нужно домой. Как мне выйти отсюда?

Ответ был таким, которого я и опасалась.

— Вы здесь потому, что вам стало плохо, и вы повели себя неадекватно. Скажите спасибо, что вас еще не привязали к кровати!

Мое живое воображение тут же нарисовало картину, от которой холодок побежал по позвоночнику.

— Не надо привязывать! — с расширенными от ужаса глазами прошептала я. — Помогите мне, пожалуйста! Мне нужно позвонить мужу! Дайте мой телефон!

— Не положено. Пациентам нельзя нервничать, а связь с внешним миром может спровоцировать приступ. Так что, пока вы здесь, телефон вы не получите. Он в хранилище. А теперь ложитесь и не вздумайте еще раз выдернуть капельницу!

Она взяла иглу и кивком головы показала, что ждет, пока я выполню приказ.

— У меня есть сережки. Золотые. Возьмите их, и никто не узнает. А мне просто дайте позвонить. Со своего телефона. Пожалуйста!

Невероятным везением было то, что номер Вадима состоял из цифр моего дня рождения. И поэтому я его помнила наизусть.

— И не надо мне ничего колоть. Я не буйная. Два просьбы — две сережки. Они с сапфирами.

Я сняла украшения и тут же вложила в ладонь могучей Айболитше. На курсах по маркетингу нам читали, что покупателю труднее отказаться от того, что уже подержал в руках или примерил. Мозг начинает считать вещь своей и поэтому быстрей поддается на уговоры продавца.

Теперь мне пришлось воочию убедиться в действенности приемчика. На лице женщины мелькнула почти сладострастная улыбка, в глазах полыхнула неприкрытая алчность. Возможность получить драгоценности за пустяковую услугу напрочь выключили соображения профессиональной этики. Спасибо небесам!

Как жадная мартышка, она поспешно сунула сережки в карман и протянула мне телефон.

— Один звонок, — строго предупредила она.

— Да-да! — я тут же согласно закивала головой. Прощай, последняя память о Платоне! Это он решил, что сапфиры — лучше всего будут смотреться на моих ушках. И по иронии Судьбы, я рассталась с ними, чтобы позвонить другому мужчине.

Боясь, как бы Айболитша не передумала, я быстренько набрала номер Вадима. Я умоляла Вселенную, чтоб он не спал, не был пьян в зюзю и не забыл телефон где-нибудь.

— Слушаю, — раздалось ленивое после нескольких гудков.

— Вадим! Вадим! — обрадовавшись, как родному, затараторила я. — Забери меня отсюда! Мне тут капают какую-то дрянь. Это же наверняка повредит ребенку! Твоему ребенку!

— Какому на фиг ребенку?! Я к тебе и пальцем не прикасался, больно надо! Я не знаю, от кого ты залетела, но это точно без меня.

Я чуть не потеряла дар речи. Зачем же меня убеждали, что я совершила смертный грех?! Да еще и забеременела от Вадима… Острая боль прострелила виски, в груди полыхнуло жаром. Значит, ребенок от Платона? Голова шла кругом. Я ничего не понимала.

— Зачем, Вадим? Ты врешь про ребенка? Зачем я тогда тебе с чужим?

— Не истери. Тебе вредно. Назначат новые лекарства, если будешь буянить. Мне нужна жена. Послушная жена. Такая, какой ты станешь скоро.

Мне показалось, что от ужаса зашевелились волосы на голове. Прежние злоключения, казавшиеся верхом невезения, сейчас поблекли перед новой бедой.

— Ты голубой? — я попыталась найти хоть какое-то разумное объяснение его поведению. Он не претендовал на меня совсем. Женился, зная, что я беременна от другого. И это давало ему возможность выглядеть благопристойно в глазах общества… Есть жена, ребенок и полная свобода действий!

В ответ раздался чуть ли не истерический смех, и мне стало еще страшней. Может, он псих, и ему нельзя иметь детей, чтоб не передалось заболевание по наследству? Это тоже может объяснять, как из обаятельного и порядочного Вадим превратился в настоящее чудовище. Он держался, когда было нужно, а дома расслабился.