Наследник 2

— А он у нас кто? — кивнул я второго. — Или он по-нашему не разумеет?

Второй же иностранец лишь ухмыльнулся, но не ответил.

— Жак Маржерет, хотя здесь все зовут его Яков. Он редко бывает разговорчив, он и его сотня, личная охрана царя Дмитрия Иоанновича.

— О, каких людей послали за мной, — хмыкнул я. — Личный писарь царя и его охранник.

— Вам совсем не страшно? — покосился на меня поляк.

— Страшно, — кивнул я, признавая. — Даже очень.

— По вам и не скажешь, в чем же причина? — допытывался поляк.

— Знаете, в первом своем бою, меня трясло. Во-втором меня потряхивало и очень сильно. В третьем же я боялся все так же, но это было внутри меня, и, кроме как биться, ничего не оставалось, страх мне помог биться еще злее и еще яростнее. Вот и здесь так же, от меня уже ничего не зависит, но страх по-прежнему внутри меня, и в этот раз он мне тоже придает сил. К тому же я не один. Со мной мой бог, — и я перекрестился.

Поляк очень странно на меня посмотрел, мне даже показалось, что с его уст слетит фраза: «Сумасшедшие русские».

— Так и бывает, если переживешь первые бои, потом уже не так страшно, — неожиданно произнес Жан с ужасным акцентом, но я его понял и кивнул.

Мда уж, философские разговоры немного развеяли меня, но внутри-то я был действительно сжат, потому что не знал, чего мне ждать. Если бы я знал, было бы легче. Плаха так плаха, разговор с царем так разговор, а тут полная неизвестность. Можно, конечно, было бы спросить у Яна, не факт, что он мне ответил бы, поэтому я и не стал интересоваться.

Тем временем мы приблизились к воротам кремля, над которыми висела икона, и я резко спрыгнул с лошади, заставив Яна и Жака схватиться за сабли, весящие на поясах, да и остальные иностранцы прореагировали весьма нервно, и на меня были наставлены их то ли копья, то ли алебарды.

Вот только я перекрестился, отвесил поклон иконе, вслед за мной и стрельцы так поступили, и я приметил даже несколько одобрительных взглядов.

Пройдя ворота, я вновь запрыгнул на коня и осмотрел внутреннее убранство кремля, виднелись каменные церкви и соборы. Какие-то хозяйственные постройки и даже несколько подворий. Были и деревянные терема с закрытыми дворами, в том числе и каменные палаты.

Отряд же продолжал свой путь, и, проходя мимо одного из деревянных дворцов на втором этаже, за деревянным ограждением я заметил людей, среди которых и стоял Лжедмитрий в окружении свиты.

«Пора завязывать называть его Лжедмитрием, даже про себя, царь Дмитрий Иоаннович, и только так!» — мелькнула мысль.

Двигаясь в седле, я отвесил ему поклон, и он кивнул, как мне показалось, весьма благосклонно.

Глядя на меня, Ян поднял голову, глядя на дворец, и, заметив царя, тоже отвесил поклон, стрельцы же прокричали здравницы.

Вот только среди свиты я заметил не менее знакомое лицо, там был один поляков, которым мы намяли бока и искупали в помоях, и, судя по его взгляду, он меня тоже признал.

«Упс, даже как-то неудобненько вышло», — промелькнула мысль. Да и обернуться это может для меня нехорошо.

Мы проехали мимо к рядом стоящему деревянному двухэтажному дворцу, меня провели в одни из покоев и там оставили, не забыв запереть и забрать сумку с грамотами.

Хоромы были царские, ну, или княжеские, обставлено все богато, целых три комнаты, да еще и небольшая библиотека из пяти книг, и лишь одна из них на нашем языке, молитвенник, остальные то ли на греческом, то ли на латыни, а может, еще на каком мне незнакомом языке.

На столе были письменные принадлежности, стопка бумаг, да и кровать имелась с настоящей периной, а в одном сундуке я обнаружил запас свечек из воска.

— Мда уж, — вырвалось из меня.

«А на что я рассчитывал? На срочную аудиенцию с царем? Здорова, Диман, я твой родич и наследник?» — грустно вздохнув, я завалился на кровать.

До самого вечера я просто провалялся в кровати, не хотелось вообще ничего сделать, какая-то апатия наступила. Ощущение было, что я сделал ставку на свою жизнь и проиграл. Проиграл не только ее, но и возможно тех, кто стал мне близок. Тех, кто поверил в меня и доверился: дед Прохор, Прокоп, Богдашка и другие. О князьях я даже не думал, они не много потеряют, ну максимум в ссылку отправят ну или в монастырь, но это уже сомнительно было. Главное было другое: смута с моей смертью так и произойдет, и все это вместе причиняло мне боль.

Ближе к вечеру в палаты заглянул дюжий иноземец со служанкой и на стол поставили снедь, с умопомрачительными запахами. Только я и с места не сдвинулся.

«Попробовать сбежать? Так на окнах решетки. Дверь заперта, а с той стороны охрана. Разве что в полу дырку прогрызть попытаться!» — мысли текли вяло и медленно.

Когда наступила ночь, я забылся тревожным сном, мне ничего не снилось только темнота.

С утра же меня навестил батюшка, и попытался завести со-мной разговор о том, что люди грешны и мне стоит покаяться в грехах своих и все ему рассказать.

Так я и рассказал, как нашел сундук отца, как прочитал грамоты и все, что касалась моего наследства, мне скрывать не чего было. О стекле естественно я умолчал, и так наверняка раскопают.

После ухода священника, мне жутко приспичило в туалет, да так, что из глаз чуть не полилось, так что пришлось долбиться в дверь и ругаться. Открыли ее не сразу, спустя пару минут. За дверью оказались иностранцы плохо говорящие по-русски, так что пришлось еще и офицера звать, а потом и с ним ругаться объясняя, что я хочу в туалет, и если меня туда не отведут, я прямо под дверь сделаю свое дело и плевать на все. Пусть стоят и нюхают, если не хотят вести.

С горем пополам я вырвал себе эту привилегию и меня отвели в местный клозет, я был счастлив, и такое облегчение наступило.

Вернувшись, я даже пожевал вчерашней снеди, но так без охотки и вновь завалился в кровать. День пролетел и с утра меня вновь навести батюшка и вновь были разговоры о спасении души, в этот раз мне было разговаривать лень, так что я просто сидел набычившись, недовольно поглядывая на священника.

После его ухода, промелькнула мысль. Раз меня на дыбу не тащат, то может быть не все потерянно. К тому же обычно с дыбой и другими пытками не заморачиваются и я воспрял духом. Бессилие — вот что мне ломало…

Первым делом я воспользовался писчими принадлежностям и сделал отметку на них, как прожитый день, а после начал изводить себя физическими упражнениями: отжимания, пресс, приседание и бег на месте. Все что приходило мне в голову. От скуки даже молитвенник читал и размышлял, как там мои люди.

Так и потянулись дни, один похожий на другой. Я от скуки готов был на стены набрасываться, единственный с кем я говорил за время заключения, был батюшка.

* * *

В одной из комнат царских покоев, стоя возле аналоя[1] медленно переворачивая страницы, стоял человек и читал Стратегикон Маврикия, не смотря на открытые окна, которые давали свет, комната была уставлена свечами.