Наследник чародея. Школяр. Книга первая
Шрифт:
Maman плюхнулась на стул, подперла подбородок кулаком, жалобно сказала:
— Тош, ведь так не бывает… А? И с головой тоже… Тош?
— Ма, ну, а я откуда знаю? — ответил я. Потом вдруг вспомнил их диалог и поинтересовался:
— Ма, а сколько тебе дядя Слава должен?
Maman нахмурилась, помялась, видимо размышляя, говорить или нет. Наконец всё-таки ответила:
— Дядя Слава в Академию Генерального штаба поступал. А его принимать не хотели. Егор Дмитриевич, твой дед с отцовской стороны, в плену был. А потом после войны еще год в лагере сидел. Так вот дяде Славе кадровики
Она всхлипнула, прижалась ко мне.
— Видишь, сынок, как получилось? Деда Гошу потом-то реабилитировали, все ордена и медали вернули, а всё равно, как клеймо осталось — «в плену был».
— Ты мне об этом никогда не говорила, — угрюмо сказал я. Мне стало обидно.
— Не вздумай кому-нибудь об этом рассказать! — взвилась maman. — Понял?
И добавила:
— Я всё равно твоего папку люблю… Только поздно. Обидела я его…
Я обнял maman, прижал к себе.
— Всё будет хорошо…
Она снова уткнулась ко мне в плечо. Всхлипнула пару раз, вызывая у меня странное чувство теплоты, смешанной с обидой и жалостью. Обидно было за отца: он приходил ко мне, а я его избегал. А он всё равно приходил…
Maman отстранилась, утёрла слезы и четко, подчеркивая каждое слово, произнесла:
— Никому никогда об этом не говори!
— А сейчас дядя Слава где служит? — спросил я. Maman нехотя ответила:
— В Генштабе он служит. На секретной работе. Понятно? Поэтому и говорить об этом ни с кем нельзя.
Через пару часов пришла жена дяди Славы тётя Лена, которая работала врачом в какой-то больнице.
После приветствий, обнимашек и прочего, женщины закрылись на кухне, а я улёгся на диван в зале и задремал. Ближе к обеду меня подняла maman.
— Собирайся! Пойдем погуляем.
— Куда?
— По Москве побродим, может, в музей сходим…
Однако по музеям нам пройтись не удалось. Мы пришли на Красную площадь, постояли минут десять в километровой очереди в мавзолей, и, не дождавшись, «случайно» заглянули в ГУМ.
Из универмага мы вышли только к вечеру. Мне удалось выпросить у maman белый батник-рубашку «Duncan» индийского производства аж за 21 рубль. А вот maman затарилась себе всерьез — от югославских сапог и гэдээровских босоножек (за которыми я в очереди простоял по времени дольше, чем в мавзолей) до всяких «тряпок», типа, платьев, блуз и вроде как белья. Пока я исправно стоял в очередях, maman носилась из одного отдела в другой. В общем, когда мы вернулись к дяде Славе, на часах уже было половина девятого вечера.
— Завтра в музей сходим, — с чуточку виноватой интонацией пообещала maman. — Ты куда хочешь?
Хотел я сказать «на Красную площадь», но сдержался.
— Завтра видно будет! — махнул рукой.
Дядя
Слава встретил нас в веселом настроении.— Ну, что, путешественники, нагулялись?
Потом увидел наши сумки и свёртки и засмеялся:
— Вижу, прибарахлились неслабо! Время зря не теряли.
Maman засмущалась, кажется, даже покраснела:
— Да просто я поправилась в последнее время. А тут возможность появилась…
За ужином дядя Слава сообщил:
— Решил я вашу проблему. Пока теоретически. Завтра будем решать на практике. Нужен адрес дома, где проживает вся эта шантрапа. Они ж общиной живут, правильно? Сколько там, говоришь, призывной молодёжи? Ребят в возрасте от 18 до 27 лет?…
— Кстати, на работу звонила? — дядька протянул матери серый лист бумаги. — Вот тебе повестка на три дня. Кто будет лезть с вопросами, пусть обращаются по телефону за разъяснениями. Номер на повестке указан. Сама ничего не объясняй, типа, подписку давала. Ясно?
Глава 8
Очевидное-невероятное с точки зрения госбезопасности. Кабинет начальника 5-го отдела Управление КГБ СССР по Переяславской области
— Приветствую, Юрий Вадимович! — в кабинет полковника Буркова заглянул невысокий пожилой полковник медицинских войск — начальник ведомственной медсанчасти. — Разрешите войти?
— Здравия желаю, Петр Юрьевич! — Бурков встал из-за стола, прошел навстречу, протянул руку. — Заходи, заходи. Как ваше ничего?
Начмед сел за приставной стол, усмехнулся, ответил, поддерживая нехитрую шутку:
— А так и есть — ничего! Всё нормально. А у вас?
— Тоже неплохо, — Бурков уселся напротив начмеда. — Ваша консультация нужна, Пётр Юрьевич. Вопрос очень непростой, насквозь непонятный.
— Разумеется, чем смогу, помогу! — отозвался начмед и опять пошутил. — Только спирт не дам. Спирт у нас в дефиците!
— Ну, спирт мы сами достанем. У нас свои заначки имеются. Можем даже поделиться. Может, чаю?
— Да нет, спасибо. Не хочется.
Бурков вытащил из красной лидериновой папки с грозной надписью справа вверху «Совершенно секретно» несколько листов бумаги, отпечатанных на машинке, протянул начмеду:
— Посмотри, Петр Юрьевич! Нужна твоя профессиональная оценка. О секретности не говорю…
— Я понимаю, — Петр Юрьевич вытащил из внутреннего кармана кителя футляр с очками, открыл его, нацепил очки на нос, вчитался. Минут пять он внимательно читал документ, потом отложил его, усмехнулся:
— Такого быть не может! Упомянутые заболевания, в том числе врожденные, не могут быть излечены. Кто-то вас водит за нос! Либо чья-то глупая и совершенно непрофессиональная дурацкая шутка.
— Петр Юрьевич! А может быть, — Бурков многозначительно покрутил пальцами в воздухе, — с помощью каких-то заграничных лекарств… Может, есть способы лечения этих заболеваний за границей, а у нас пока не применяются?
— Юрий Вадимович! — укоризненно ответил начмед. — ДЦП не лечится! Никакими способами, никакими лекарствами! Человек с врожденным диабетом хорошо, если доживет до 30 лет! Кто вам эту ерунду сообщил?