Наследник чародея
Шрифт:
Через три минуты он оказался перед внушительных размеров дырой в скале. Отверстие, замаскированное сухостоем и пучками сухой травы, вряд ли удалось бы заметить при дневном свете. Ночью же свечение скальной породы просачивалось через растительность, загораживающую вход, но достаточно разреженную, чтобы сквозь нее смогла вылететь колония летучих мышей. Таким образом, Риллиф Хар-Феннахар пробрался к входу, известному как Врата летучих мышей.
Феннахар помедлил у входа. На лице его читалось сомнение, когда он смотрел, как вылетают оттуда последние запоздавшие мыши, чтобы исчезнуть во мраке. Перспектива войти одному, без оружия, с одним только охотничьим ножом в кармане в пещеры Назара-Син выглядела не слишком привлекательной. Он вспомнил жутковатые легенды а белых демонах пещер, которые питаются человечиной, и его неутолимое любопытство почти угасло. Он напрасно призывал на память дядины рассказы о робости, мягкости и миролюбии вардрулов. Им овладела нерешительность. Феннахар сунул руку в карман и нащупал нанизанные на шнурок камешки, подаренные
Как только он вошел, температура его серебряного браслета скакнула вверх, и Феннахар застыл на месте, чтобы осмотреться. Перед ним простирался широкий каменный коридор с высоким потолком. Стены, пол и потолок испускали приглушенный свет. Тени отсутствовали, а потому предметы казались непривычно плоскими. Феннахар растерялся. Ощущение глубины и расстояния были искажены, и он плохо представлял себе, куда поставить ногу. Коридор не имел каких-либо приметных особенностей. Стены голые, лишенные минеральных вкраплений. Ни боковых проходов, ни помещений. Несколько небольших ниш под потолком свидетельствовали о том, что здесь живут летучие мыши. Но сейчас ниши пустовали. Казалось, здесь вообще никого нет, и никогда не было — ни вардрулов, ни людей, ни рукокрылых. Полная тишина. Феннахар напряг слух, но ничего не услышал. Если обитатели пещер и находились поблизости, то подавали признаков присутствия, и он их за это не осуждал. Он вспомнил слова Джинзина Фарни: «Скорее они от тебя скроются» — и кивнул сам себе. Ему нужно как-то убедить их в своем миролюбии. Как же это сделать, если эти создания не хотят себя обнаружить? Трудная задача. Может, позвать их? Нет громкий звук человеческого голоса, пожалуй, еще сильнее их напугает. Он должен им как-то представиться, успокоить их, найти способ общения. Сердце его учащенно забилось при этой мысли. Насколько ему было известно, лантийцы, за исключением нескольких Избранных, никогда не разговаривали с белыми демонами. Какой будет эта встреча с разумными существами, которые не являются людьми? Какие чудеса чужого разума и обычаев предстоит ему открыть, если только удастся их разыскать?
Он обрел уверенность и снова шагнул вперед, но опять остановился, потому что браслет снова стал горячее. Почему? Откуда исходит эта энергия Познания? Он снова огляделся: голый светящийся камень над ним, под ним, перед ним. Позади вселяющее покой и уверенность отверстие выхода. Никакой видимой опасности, но что-то поблизости вызывает реакцию серебряного обруча, ориентированного на действие магии. Возможно ли, что те давние сокровища, которые он ищет, лежат наверху, в одном из углублений? Неужели летучие мыши гнездятся на записях Непревзойденного Террза Грижни? Инстинкт самосохранения громко извещал Феннахара об опасности, но он его игнорировал. Устремив глаза на одну из ближайших ниш, он двинулся вперед. На третьем шаге его нога по колено провалилась сквозь то, что представлялось твердым камнем, и он стал падать. Феннахар отшатнулся и на миг закачался на краю, извиваясь и размахивая руками, прежде чем упасть на дно замаскированной западни.
Феннахар пролетел около двенадцати футов, прежде чем приземлился, обо что-то оцарапав грудную клетку, — обо что-то настолько острое, что разорвало его плотную куртку и льняную рубашку.
Он почувствовал жжение в боку, а затем сильный удар. Феннахар приземлился на ноги, закачался и упал лицом вниз, смягчив удар вытянутыми вперед руками. Какое-то время он лежал тяжело дыша, а когда сердцебиение почти пришло в норму, медленно сел, чтобы оценить нанесенный организму ущерб. Он оказался, на удивление, незначительным — все кости каким-то чудом уцелели. Ладони были содраны, оба колена кровоточили, ныла ушибленная лодыжка, а ребра пересекла неглубокая рваная рана, но серьезных повреждений не было. Ободренный Феннахар поднял голову, чтобы обследовать ловушку, и чувство облегчения стало его покидать.
Он сидел на дне ямы около двенадцати футов глубиной, и такого же диаметра, а сверху открывался взору коридор. Со своего места он мог беспрепятственно рассматривать потолок. Совершенно беспрепятственно! Феннахар вспомнил, каким надежным выглядел каменный пол, уходивший от входа в ведомые глубины пещеры, и тотчас сообразил, в чем крылась причина сигналов, подаваемых браслетом который и сейчас оставался горячим на ощупь. Ловушка была сознательно замаскирована с помощью магии. Вопрос
состоял в том, кто использовал Познание? Конечно, вардрулы не способны придумать такое искусное сооружение. А вдруг они научились использовать во зло доставшуюся им информацию? Или это какой-нибудь забредший сюда ученый-маг, может, сам Фал-Грижни? А что, если леди Грижни или ее сын, а то и они оба овладели этим искусством? Сын-то еще мальчишка, а что до матери? Феннахар представил себе юную Верран Дрис Веррас, какой знал ее в Ланти-Юме. Удивительно, как ясно он ее помнит — каждую черточку лица. У нее был светлый нрав, веселый и легкий. Если Верран все-таки жива, насколько она переменилась? Какой, возможно, обозленной стала за эти семнадцать лет. Достаточно злой, чтобы изобрести подобную ловушку, предназначенную скорее убить, нежели поймать жертву. Он понял это, потому что, оглядевшись, осознал, как близко оказался к смерти. Дно ямы было утыкано вертикальными заостренными каменными пиками. Только благодаря какому-то невероятному везению ему удалось избежать этих страшных пик. Вероятно, одна из них и оцарапала ему бок. Феннахар с трудом поднялся на ноги и направился к ближайшему сталактиту. На острие были следы крови и еще какого-то незнакомого желеобразного вещества.Феннахар пожал плечами и обратил взор к устью ямы над головой. Футов шесть — до смешного небольшое расстояние. Немыслимо, даже оскорбительно, чтобы такое расстояние отделяло изобретательного Феннахара от свободы.
Для прыжка, конечно, слишком высоко. В юные годы он был ловок и силен, кое-что мог сделать и сейчас, но прыгнуть из положения стоя?.. Невозможно! Но Феннахар все же попытался. Сбросив мешок, он запрыгал, как шарик на пружинке, и несколько раз руки его оказывались мучительно близко к краю ямы, но в конце концов ему пришлось признать поражение. После этого упражнения он вдруг ощутил изрядную слабость. Появилась одышка и легкое головокружение. Ощущение было мимолетным, но Феннахар удивился. Может, при падении он пострадал сильнее, чем ему сгоряча показалось?
Феннахар обследовал стены ямы. Отшлифованы и слегка скошены книзу. Никак не взобраться. У него в рюкзаке была длинная веревка, но наверху не нашлось ничего, за что можно было ее зацепить. Так что и веревка бесполезна.
Феннахар подумал, что сталактитовые пики, возможно, не слишком прочно закреплены на дне. Если ему удалось вытащить хоть одну из них, можно использовать ее как орудие, чтобы выкорчевать остальные. Взобравшись на штабель из пик, он смог бы добраться до края ямы. Или, связав сталактиты друг с другом, получил бы своего рода шест. И для этого хватило бы всего трех штук.
Но даже трех у него не было. Он перепробовал все, и ни один ему не удалось сдвинуть с места. Они были закреплены в штукатурке, причем наисвежайшей, которая не поддавалась ножу. Боясь сломать нож, Феннахар прекратил бесцельные попытки. Требовалось придумать что-то иное, но исследователь стал отчего-то плохо соображать. Затуманенное сознание подсказало ему единственное — закричать. Он кричал, и крики его эхом отдавались в коридоре, но помощь не приходила. Если вардрулы и услышали его, то не поспешили к яме. Феннахар охрип, стало саднить горло, и он замолчал. К нему вернулось головокружение и одышка, на этот раз они сопровождались сильной усталостью. Лоб и ладони покрылись испариной. Ему это показалось неестественным, но он устал и был слишком взволнован, чтобы обдумать происходящее. Все, что ему нужно, это немного отдохнуть, отдышаться и успокоиться. Феннахар сел, откинулся на каменную стену, закрыл глаза и тут же заснул.
Невозможно сказать, как долго он проспал, но разбудила его сильнейшая головная боль. Феннахар с трудом открыл глаза. Все вокруг показалось ему без изменений, но изменения в нем самом были к худшему. Перед глазами плыл туман, руки и ноги закоченели, тело казалось налитым свинцом. Легкие забыли о своих обязанностях, и дыхание давалось с усилием.
И хуже того: странное помутнение сознания, невыносимое ощущение умственного паралича десятикратно усилилось, и почти совсем исчезло желание бороться. Тем не менее краткий отдых поспособствовал мозгу выдать еще один план.
Феннахар повернулся к отброшенному мешку, который лежал неподалеку. Порывшись в содержимом пальцами, которые казались неловкими, как огурцы, он наконец достал моток бечевки. И с трудом встал, держась за стену. Ног он не ощущал, и даже взглянул вниз, чтобы убедиться, твердо ли они стоят на земле. Головокружение усилилось, и ему пришлось остановиться на несколько мгновений. Пока Феннахар отдыхал, краем сознания прошла какая-то мысль, но он не успел уцепиться за нее, и она пропала в затуманенном мозгу.
Феннахар качнулся к ближайшему сталактиту, который стоял у стены и доходил ему до груди. После полудюжины безуспешных попыток сумел обвязать веревку вокруг камня. Еще один сталактит стоял также около стены футах в трех. А может, в шести? Или в двенадцати? Феннахар утратил ориентацию в пространстве. Предмет его внимания как бы плавал перед ним, то приближаясь, то отдаляясь. Почему? Снова края сознания коснулась какая-то смутная мысль, но он опять не успел ее поймать.
Он проковылял к следующему сталактиту, крепко натянул веревку и с большим трудом, завязал еще один узел. После этого дело пошло легче. Он снова и снова натягивал веревку между двумя каменными пиками, образуя восьмерку, и наконец закрепил конец тройным узлом. На это ушел остаток сил. Снова пришлось отдохнуть. Легкие работали с трудом и он задыхался. Рук он не чувствовал, онемение подбиралось к плечам. Он резко сел — ноги подкосились.