Наследник для бандита
Шрифт:
— Откройте, пожалуйста, ворота! — киваю охраннику через открытое окно домика.
— Вам не положено выходить за территорию дома, — получаю ровный и сухой ответ.
— Но меня ждут, такси приехало, Михаил просто забыл предупредить, — я судорожно пытаюсь вспомнить имя молодого парня, — Алик, так же?
Парень дергает бровью и упрямо кивает.
— Не положено.
От досады мне хочется порыдать и потопать ногами. В сумке звонит телефон. Достаю. Это мама Пашки.
— Да, — выдыхаю в трубку, — Марта… — начинаю, подбирая слова, — Мне так жаль, что я вас взбаламутила, но с квартирой ничего не получится…
— Алло! — слышу
— Как приедете? — я растеряно запускаю руку в волосы и сжимаю кулак, приподнимая их.
— А так… — раздаётся грозное мужское за моей спиной. Опускаю трубку от уха и медленно разворачиваюсь, — Я никогда не отказываюсь от своих решений, Марья. Ты куда-то собралась?
— Я… — шокировано скольжу глазами по Мишиной фигуре снизу вверх, наши взгляды встречаются, — Тебя не было… — сглатываю и лгу на ходу. — И я хотела…
В моей руке телефон оживает уведомлением о такси. Коленки становятся мягкими от страха. Миша недобро прищуривается.
— Иди садись в машину. Такси я сам отпущу.
Властно и коротко. Отворачиваюсь и прикрываю глаза, сдерживая слезы. Дура. Какая же я дура. Теперь контроль за мной станет тотальным. Миша не был бы тем, кто он есть, если бы его можно было так легко обмануть. Открываю заднюю дверцу машины и понимаю, что спрятаться не выйдет. Кресло полностью завалено пакетами из торгового центра. Растеряно сажусь на переднее сиденье и оглядываюсь назад. Буров и магазины — вещи совершенно несовместимые. Но пакеты непрозрачны, и содержимого я рассмотреть не могу. Разве что угадать по форме какие-то коробки.
Водительская дверь резко распахивается, Миша занимает водительское кресло.
— Пристегнись… — бросает мне сквозь зубы.
Мое горло сводит от его ярости. Он выворачивает ключ зажигания и дергает ручник. Двери блокируются на центральный замок щелчком. Этот щелчок для меня срабатывает, как спусковой. Судорожно вдохнув воздух, я начинаю рыдать. Меня накрывает, и я не могу остановиться. Хочется кричать и обвинять, но из звуков получаются только всхлипы.
— Приехали, мать твою… — Миша с чувством лупит ладонями по рулю, — Ну скажи мне, — он разгоняется своей мужской ответной истерикой, — Я что, такой хуевый, что ты даже поговорить со мной по человечески не можешь? Дёрганная, колючая, смотришь на меня, будто я преступник!
— А ты типо не такой? — я горько хмыкаю, — Хотя нет, ты прав. Ты-не преступник. Ты — сам Господь Бог, — выдаю обличительно, — Ведь решить кому жить, кому умирать, кто прав, кто виноват, для тебя же раз плюнуть…
— Маша… помолчи…
Я вижу, как угрожающе вздрагивают его ноздри, как сжимаются челюсти, но тормознуть, рвущиеся изо рта обвинения не могу.
— И да! — повышаю голос, — Ты не всегда сдерживаешь обещания. Точнее может для кого-то, но точно не для меня. А ведь я поверила. Мы обе поверили!
— Ты сейчас о чем? — оскаливается Миша и сжимает руль до белых пальцев.
— О том, что ты лишил Валентину родительских прав, так ещё и подстраховался на случай смерти ребёнка! И мне ничего не рассказал!
— А вот сейчас рот закрыла… — вкрадчивым шёпотом приказывает Буров.
Я осекаюсь. Поднимаю глаза на уровень Мишиного лица, ловя его малейшую мимику, и вжимаюсь в угол кресла.
— И первое — если ты вдруг обнаружила, что мужик готов быть с тобой
терпеливым, то лучше этим не злоупотреблять, — выдыхает с дрожью в голосе, — Иначе, можешь не заметить, как у него к херам закончится терпение! — делает глубокий вдох, — Второе — вина Валентины в убийстве доказана. И то, что она сейчас выздоравливает в хорошей больничке, а не на тюремной койке — это охренительный подгон. Лишение прав — это просто удобная страховка для всех сторон, а их, так уж вышло, очень много. В том числе это сделано для того, чтобы исключить соблазн Тимура поквитаться с Валентиной через парня. Теперь он вынужден сдувать с ребёнка пылинки. А Валя сможет видеться с сыном, время сами уж они обговорят…От напора Мишиного монолога я в начале перестаю плакать, а потом невольно начинаю слушать. Слова пробивают броню моего обличительно-решительного настроя, и я не нахожу в себе сил сопротивляться, когда Буров в порыве хватает мою ладонь и на эмоциях сжимает ее до хруста.
— Я действительно не хотел тебе ничего говорить до прихода юриста… Маша? — его тон неожиданно меняется с кающегося на вкрадчивый и агрессивный, — А откуда ты узнала про документы?
Буров впивается в меня колючим, сканирующий взглядом.
— Что ты делала в моем кабинете?
— Я… — сглатываю вязкую слюну, — Файлы архивные по учебе хотела скачать. Методички. А потом документы эти увидела, — стараюсь звучать максимально правдоподобно в своём вранье, но голос дрожит, — У меня же здесь нет компьютера… Или мне нельзя туда входить? — понижая голос, жду реакции.
— Черт! — шумно выдыхает воздух, — Можно. Это твой дом. И завтра утром мы можем перевезти твои остальные вещи. Компьютер, шкаф, книги…
— У меня завтра пары! — перебивая, отрицательно качаю головой.
— Хм… — его брови взлетают вверх, — Ты что-то путаешь. Завтра лекций нет. Валера пару часов назад забрал в деканате твоё расписание, чтобы вписать в автомобильный график.
— Спасибо… — выдавливаю из себя, внутренне сдуваясь. Я буквально слышу лязг амбарного замка на своей золотой комфортной клетке. Дальше думать о том, чтобы уйти — просто без шансов.
— За что? — кривится Буров.
— За все… — отвечаю эхом.
— У меня такое ощущение, что мы с тобой на разных языках говорим — невесело усмехается Миша, — И понимаем друг друга, только когда раздеваемся…
— О, — не могу удержаться от едкости, — Частенько мы даже и до этого не доходим, а так, оголяем анатомически необходимые органы.
— То есть тебе и здесь со мной херово? — вкрадчиво понижает голос Буров. И я вижу, что у него начинает срывать тормоза. — Значит, ты просто так, блять, — рявкает он агрессивно, — Из банальной вежливости кончаешь каждый раз… Капец не повезло тебе!
— Миша… — мое лицо обдаёт жаром, а сердце начинает колотиться.
— Лучше помолчи! — предупреждающе шипит, — Я услышал просто за глаза и за уши.
Он втыкает передачу и выжимает газ, выезжая за забор.
Я с опаской рассматриваю мужской профиль. Сжатые зубы, прямой взгляд, ходящие по скулам желваки, вижу даже пульс, бьющий по его вискам. Машинально считаю. Сто двадцать… Действительно переживает.
Неожиданно понимаю, что больше не могу воевать. Это ничем не закончится. Нужно как-то подобрать слова и действительно поделиться с Машей своими страхами. Он же все решит. Пусть в своей справедливой версии…
— Миша… — сдавлено шепчу, потянувшись к его руке, но он ее убирает на руль.