Наследник для врага брата
Шрифт:
— У меня клуб. И запахи там разные.
Стараюсь сохранять спокойствие в отличие от Росс, что намеривается затеять драку. Замахивается. Скручиваю ее первым, прижимаю к себе. Святые небеса и током прошибает тело. Никогда бы не подумал, что могу так любить. И злую и не очень. Бранную, невоспитанную барышню. Кусающую мое запястье.
— Изменяешь, да? Я разнесу твою забегаловку к чертовой матери! И шлюх твоих переубиваю.
— Ревнуешь?
Немалых сил мне стоит удерживать буйную Вику. Удерживать себя, чтоб не сорваться. Не стянуть закрытую пижаму. Не припечатать к стене и не взять Росс прямо
— Еще чего!
— Я верен только тебе. С нашей первой ночи и до сих пор. Сомневаешься в моих чувствах?
— Просто не выношу проституткин запах. Не играй с огнем, Фархад. Сгоришь.
— Уже сгорел.
Росс замолкает. Она выдумывает коронное ругательство, дабы задеть меня сильнее. Разворачиваю к себе дикую Кошку. Рукой удерживаю ее за поясницу. Вика облизывает губы, набирая в грудь воздуха.
— Вообще-то…
— Уймись.
Накрываю нежные губы своим поцелуем.
Глава 25
Виктория.
Колкая мужская щетина пропитана дешевым ароматом жасмина. Терпеть не могу ни в чае, ни уж тем более на теле своего мужчины. Я, как и любая нормальная женщина — собственница. И не собираюсь наблюдать за произрастанием ветвистых рогов и обладательницами столь отвратного запаха.
Закусываю губу своего ледяного айсберга. Сгораю вместе с Фархадом. И кто бы знал, насколько мне приятны его ласки. Как влажные губы скользят по моим. Медленно, чувственно. Как язык, слегка задевая, щекочет. Жадно глотаю дыхание айсберга. Такое же холодное, мятное как он сам.
Невыносимо ощущать прикосновения его рук. Плавно спускающиеся к ягодицам. Мужская ладонь сжимает, обхватывает бедро. Приподнимаю ногу, завожу за Фархада. А он захватывает еще крепче. Как же я хочу разодрать в клочья его рубашку. Повалить на кровать. И тогда бы он понял, какой страстной может быть, Виктория Росс.
Ни один жасмин не сравнится с огромным букетом цветов всех мастей. От излюбленных роз Алиева, до маленьких белых хрентифлюшек, которые пихают в любую композицию. Да, с самооценкой у меня все нормально. И плюс десять кило после родов.
— Давай прекратим Вик, иначе сорвусь.
В агонии шепчет Фархад и сильно напрягает тело.
Я чувствую, как его мышцы наливаются кровью. Каменеют. Я чувствую, как тяжело Алиеву. Он у меня большой и могучий. Непрошибаемая скала не только характером. В его руках я растворяюсь. Крохотная снежинка со своим метр шестьдесят два.
В семье Росс тоже все были высокие. Отец, Женька. Даже матушка в молодости больше на топ-модель походила. Красавица моя. И брат полная ее копия. А у меня от Россов только глаза и волосы. Рост унаследовала от лохматого Тузика, что все детство проживал с нами в квартире. Но больше бы желала быть моделью как мама. Особенно сейчас. Неважно.
— Главное, на другую не сорвись, Алиев.
— Никогда.
На выдохе рычит и вновь целует.
Всего одно слово, но меня пробирает. До дрожи. Предательской слабости в коленках. Хочется верить Фархаду. По глазам с расширенными как от кайфа зрачками вижу, что не врет. И я не вру:
— Ты прав, Фархад, это ревность.
— Кошка моя, — вторая волна пламени накрывает Алиева, становится даже страшно. — Идем в
спальню.— Мне нельзя…
— Знаю, я просто уложу тебя спать.
И ведь не врет Надменный. На правую часть постели укладывает. С невозмутимым видом, будто я не замечаю, как его член упирается в брюки, накрывает меня одеялком. Еще и края подворачивает. Чтоб теплее было.
Сам выходит из комнаты. Оцениваю охрененную широкую спину Фархада, не стесняясь, пялюсь на задницу. Р-р-р… еп твою мать…
С недавних пор я полюбила вот эти его строгие белоснежные рубашки, на смуглом рельефном теле. Жду восстановления интимного места, как соловей лета.
Я слышу шаги Фархада, он спускается вниз. В недрах дома строгим басом говорит с нянями. Он и так у меня чересчур строгий, а с посторонними людьми тем более. Фархад принимает душ, а что потом не помню. Сжимаю воздушное одеяло, проваливаюсь в пелену недосыпов и усталости.
— Вик, сына покормить нужно…
— Точно!
И только мамочки поймут. Ты двигаешься вовсе не мозгом, а на инстинктах. Посреди ночи. Не чувствуя себя, как заведенная. Мозг все еще спит, но тело прекрасно восстанавливает каждый жест.
С пустыми глазами поднимаюсь с кровати. Топаю в детскую. Тусклый свет ночника и Дилара в зеленом платке у кроватки Кармия.
— Не трогай, я сама. — осторожно беру дитя на руки. — Фархад выйди, будь любезен.
Да, я стесняюсь кормить грудью перед Алиевым. Несмотря на то что он видел тлен и похуже, когда присутствовал на родах.
Маленький разбойник радует аппетитом. Весь в мать. Я тоже пожрать не дура. Поглаживаю темные как у папашки волосы на голове сына. Кончиком пальца дотрагиваюсь носика. Кармий улыбается. Мой новый, самый ценный человек на свете. И как я жила без тебя раньше?
Под зоркий глаз няньки оставляю сына, возвращаюсь в комнату.
— Почему не спишь?
Оу, тщет… Низ живота саднит от желания. Господин айсберг без рубашки, внимательно изучает бумаги. Он не видит, как закатываются мои глаза в потолок. Как рука до боли сжимает чертов косяк его спальни. Сглатываю.
Искоса наблюдаю за Фархадом. Мистер спокойствие. Крадусь на свою половину кровати. Отворачиваюсь, а у самой глаза рублей по пять. Медитирую в лампу на прикроватной тумбочке. Сердце разгоняет адреналин по венам. В ноздри пробирается теперь уже родной, пряный аромат Фархада.
— Вик, подыграй завтра, пожалуйста. Притворись нежной.
— Зачем играть? — не понимаю намека, хмурюсь. — Я и так, вообще-то, нежная!
— Конечно.
Тянется через меня, задевая рукой, гасит лампу. Ох и как непривычно спать в одной кровати с Фархадом. Непривычно расслабляться в горячих объятьях убийцы. Опасно. Остро. Но, черт возьми, оно того стоит. Закрываю глаза.
— Вик…
— М?..
— Сына покормить нужно.
В каком измерении нахожусь?
Мне снились пираты и галеры с черными парусами. Я была капитаном с деревяшкой вместо ноги, пила ром. Я видела корабль и какую-то рыжую англичанку в белом платье. Я только успела отдать приказ, чтобы ее размозжили из пушки и меня разбудил тихий голос Фархада.
А дальше все то же самое что и ночью.
После кормления сына, иду в душ. Алиев куда-то испарился. Кутаюсь в халат, с мокрыми волосами спускаюсь на кухню.