Наследник древней силы

Увидев меня, Ксения невольно потупилась, но как будто пересилила себя, посмотрела мне в глаза и, вежливо улыбнувшись, поздоровалась, а потом, словно испугавшись чего-то, снова отвела взгляд.

Я обратил внимания на её рост. Вспомнил нападавших и энергетика, который ростом был меньше остальных и имел более тщедушную комплекцию. Мужчина ли то или женщина — разобрать я не смог под униформой, да и не до того было. Но сейчас в голову пришла странная мысль, если убрать у Ксении каблуки, рост её окажется примерно таким же. Впрочем, это ещё ни о чём не говорило.

— Господа, — взял слово Николай, когда все расселись вокруг стола. — Первым делом хотелось бы обсудить вопрос, ради которого я вас и позвал. Речь пойдёт о происшествии в клубе «Белая ночь» в позапрошлую среду. Знаю, у всех вас имеются претензии к Артёму, трое подали иски, обвинив Артёма в нападении и, если не ошибаюсь, в покушении на убийство? — Николай вопросительно посмотрел на боярина Мяснова. — Насколько я понимаю, основной ваш мотив — поквитаться за ущемлённые честь и достоинство своих родов, полагая, что Артём — обычный слуга.

— Всё так, — первым произнёс Лядов, который говорил больше всех за столом. — Мы посчитали данный случай вопиющим и подали иск. Но я вижу, что ситуация оказалась несколько иной, нежели представлялась изначально.

— Именно, — подтвердил я. — На данный момент — я полноправный князь. А если вы посмотрите запись с камеры наблюдения, увидите, что первым драку начал не я, а ваши дети, вступившиеся за Алексея Вострякова. Поэтому мы с Николаем просим забрать иски. А если остались претензии, я готов решить их в рамках честного поединка. Да и сомневаюсь, что суд вынесет вердикт в вашу пользу.

— Но судиться мы не желаем, — уточнил Николай. — Не хотелось бы, чтобы такие мелочи, как драка в клубе, вносили разлад в наши отношения.

— Лично у меня возражений нет, — ответил с готовностью Лядов. — Сегодня же свяжусь с адвокатом и попрошу отозвать иск. Не будем раздувать из мухи слона — вы абсолютно правы, Николай Эдуардович.

— Мы в суд не подавали, — сказал Белозёрский, — только требовали извинений. Со нашей стороны я тоже приношу извинения от своего лица и от лица дочери. Надеюсь, это досадное недоразумение не повредит нашим партнёрским отношениям.

Мяснов и Кусков выдержали паузу. Первым ответил Мяснов, сказал, что тоже не имеет претензий. Последним согласился отозвать иск Кусков.

После того, как разногласия были улажены, разговор продолжился на сторонние темы.

Говорил в основном Лядов. Он очень быстро захватил всё наше внимание, а узнав, что недавно я вернулся из-под Бельска, перевёл разговор на военную тематику.

— Москве пора сбавить агрессию, — заявил он. — СРК ведёт войны, а кто за это платит? Да мы! Мы с вами, господа. Из собственного кармана!

— Ошибаетесь, — возразил я. — Платят за это молодые парни, который посылают туда умирать. Они платят своими жизнями.

— Воистину так! — воскликнул Тимофей Иванович. — Зрите в корень, Артём Эдуардович. Такова ужасная правда войны. Но ради чего? Ради чего СРК посылает парней умирать? Ради галичан, которые держатся на отшибе, сотрудничают с поляками и палец о палец не ударили ради Союза? — он осуждающе покачал головой. — Стоят ли они наших жертв?

— Но ведь Польско-литовская уния — наш потенциальный враг, — пробасил дородный боярин Кусков. — Ослабив Галицко-Волынское княжество, поляки присоединят его к унии и окажутся на границах с Псковом. А там и до нас — рукой подать. И ещё неизвестно кто, кроме поляков финансирует повстанцев. Без участия Иранской империи тут явно не обошлось.

— Если бы генералов союза интересовала бы победа, они уже давно взяли бы и Бельск, и Вызну, — проговорил Максимилиан Сергеевич. — Но два города каким-то чудом до сих пор выдерживают атаки всей регулярной армии Союза. А провал весеннего наступления — что это, по-вашему, господа? Волынцы наполовину с генералами и московскими родами пилят бюджет — вот и вся суть. Война — дело прибыльное. Голицыны слишком хорошо зарабатывают на ней. А вместе с ними — все, кто причастен к поставкам продовольствия и оружия. Лично я не верю в россказни про Иран. Это выдумки, чтобы народ застращать, создать образ врага и заставить его бояться, чтобы люди охотнее становились под ружьё.

— Не в бровь, а в глаз, Максимилиан Сергеевич, — согласился Лядов. — Вот вы, Артём Эдуардович были под Бельском. Видели иранскую технику или солдат, про которые так упорно вещает Москва?

— Нет, — покачал я головой. — За всю зиму ничего подобного не встречалось.

— Так ведь снимки же есть, — возразил Кусков.

— Снимки — фальшивка, — сказал Лядов. — Большинство из них — весьма посредственные. Мы публиковали на нашем сайте разоблачение. Посмотрите, если интересно будет. Думаю, надо прекращать эту бесполезную резню. Как считаете, Артём Эдуардович?

— Надо, — ответил я.

— Вы, если не ошибаюсь, участвовали в мартовском наступлении, так ведь?

— Шестого марта, первый штурм Бельска. Да.

— Представляю, что вы чувствовали, когда узнали о сдаче города. Вопиющий случай!

Лядов как будто специально давил на больную мозоль.

— Там почти весь наш взвод полёг, — проговорил я, пытаясь сдержать рвущиеся на волю эмоции. — Бойня был страшная. Не знаю, почему командование пошло на попятную.

— Многие не понимают, — театрально развёл руками Лядов. — Знаете, пожалуй, нам стоит более подробно поговорить на эту тему. Сейчас на моём канале готовится несколько интервью на тему войны в Волыни. Было бы просто превосходно, если б вы поучаствовали и рассказали о минувших событиях. Представьте, как звучит: член княжеского рода, прошедший горнило войны простым… э… рядовым?

— Сержантом.

— …простым сержантом. Вся правда, как она есть глазами… не самого обычного солдата. Как вам?

Как мне? Да мне тошно было от его слов. Я нутром чувствовал, как Лядов пытается использовать меня в своих мутных целях. И ладно бы меня. Нет, он желает эксплуатировать мой кошмар, мои самые тяжёлые и болезненные воспоминания, страдания человеческие, смерть парней, погибших у меня на глазах, всё самое ужасное и отвратительное, что может быть в этом мире.

— Простите, но это вряд ли возможно, — ответил я всё так же сдержанно. — Я не люблю выступать на публике.

— Подумайте, Артём Эдуардович, ведь люди должны знать правду. Это кошмар надо прекратить. Пусть мы не можем напрямую повлиять на политику нашего канцлера, но некоторые вещи нам определённо под силу.

Ужин мы провели за разговорами. Я так и не дал согласия на интервью, но обещал подумать. А когда гости начали расходиться, я обратился к Максимилиану Сергеевичу и спросил, можем ли мы поговорить наедине?

Мы переместились в «охотничью» гостиную. Я закрыл двери. Тут было тихо и спокойно. Мы с Белозёрским устроились на диванах друг напротив друга.