Наследник магната
Шрифт:
– Так догони, – усмехнулся Вова.
– Да не знаю я, куда догонять. И вообще, убежала, значит, сожалеет.
– И?
– Что «и»? Бегать за сожалеющей девицей не буду, – отрезал я, хотя в душе тигриными когтями скребло. Пять минут назад собирался же присвоить ее себе окончательно, а сейчас почему-то неимоверной злостью накрыло.
– Ясно, – ответил Вова. И так это укоризненно сказал, что разозлил еще больше. А еще друг называется! Никакой он не «врачеватель душ», а настоящий «патологоанатом душонки».
– И что тебе ясно? – рычание вырвалось само. Сто лет уже не проявлял свою верскую природу, тем более на близкого друга, а сегодня прямо все с утра не задалось.
– Что дурак ты, Киря.
Я замолчал. Вовка, конечно, прав. Надо все-таки собраться и встретиться. А если откажет, то завоевать. Я же вер в конце концов.
После кофе я натянул спортивную форму, зашнуровал кроссовки и решил пробежаться по двору. Бодрости было столько, что хоть самому телефон подзаряжай, поэтому я недолго думал о том, чем заняться в такую рань. На первом этаже не забыл заглянуть в комнату охранников, попросил показать записи с камер от внешнего входа. Там хорошо просматривалась дорожка к остановке и часть шоссе. Вскоре появилась и Саша. Вылетела вся растрепанная, испуганная, и припустила в сторону остановки, где и запрыгнула в первый подъехавший автобус. Счастливой она не выглядела, как и радостной.
Настроение стало падать еще сильнее. Я сжал зубы и кивнул сегодняшней смене. Мужики, видимо, уловили мое изменение настроения, поэтому вопросов в стиле «она что-то украла?» или «все в порядке, Кирилл Викторович?» не последовало. И хорошо. Иначе я бы показал им, что такое звериный оскал.
Нет, не буду я тебя искать, Александра, и точка.
Ошибся, с кем не бывает. А таких смазливых мордашек миллион.
Сидя в понедельник в своем кресле, я барабанил столешницу рабочего стола, раздумывая звонить или нет Никите. Вид на деловой центр, до этого с утра всегда бодривший, сейчас только раздражал. Работать совершенно не хотелось, как и не хотелось признаваться себе, что я не могу ее забыть.
– Ты ее всегда помнил, но делал вид, что это простая симпатия подружке брата, – сказал я вслух и громко вздохнул, откинувшись на спинку кресла.
– Вам плохо, Кирилл Викторович? – от двери послышался голос Веры Ивановны. Она была женщина ответственная и очень внимательная, поэтому я ее никогда не называл своим секретарем, а только ассистентом. И платил соответствующе.
– Сердце болит, – на автомате сказал я и сразу же захлопнул рот. Ну не дурак ли?! Не в том смысле же болит. Но Вера Ивановна округлила глаза, кивнула мне, и быстрым шагом удалилась к себе, а через пару минут принесла стакан воды и таблетку.
– Выпейте, поможет. А на ближайший день я вас запишу ко Льву Арнольдовичу. Вы себя не бережете, Кирилл Викторович. Только и работаете. Неудивительно, что прихватывать стало.
Я послушно выпил таблетку и не стал напоминать, что у веров здоровье отменное. Сердце и правда болело, было каким-то непривычно тяжелым. Что интересно делает сейчас Саша? Расстроена она? Или забыла, как страшный сон? Позвонит ли Никите, расскажет, что его сводный брат наложил на нее лапы?
На последней мысли я подскочил с кресла, напугав Веру Ивановну, которая, похоже, что-то рассказывала про врача. Она замерла, ожидая моего ответа, а я замер, глядя на нее.
– Наберите Никиту, Вера Ивановна. Мне нужно переговорить с братом.
– Хорошо, – удивленно ответила она. – Но у вас встреча через час в конференц-зале. Вы не будете готовиться?
Признаваться, что забыл или нет? У меня с той ночи мозг в перезагрузку ушел и, похоже, не включился обратно.
– Буду готовиться, а с Никитой переговорю позже, – ответил я и уселся обратно за рабочий стол.
– Я заварю чай, – сказала Вера Ивановна, радуясь, что все возвращается в привычный рабочий цикл. А я вдруг
осознал, каково это, когда уже в понедельник хочешь выходных. Работать совершенно не хотелось. Впервые за десять лет.Глава 3
Саша. Шесть дней назад
А на следующее рабочее утро меня ждал сюрприз.
– Александра, это что за декоративное говно? – раздраженно спросил наш шеф. Он приезжал к семи утра, когда основные заготовки были уже подготовлены. Эклеры, бисквиты, плотные кремы – готовка начиналась в пять утра. А к восьми утра наша кондитерская уже рассылала упакованную продукцию по столичным ресторанам.
И не дай бог кто-то портил основы!
– Простите, Арсений Петрович, но что случилось? – уточнила я на всякий случай, хотя уже догадывалась, в чем проблема. Утром за подготовкой ягодных начинок меня настигло возмездие за мое прелюбодеяние – у меня обострился нюх. Я как-то разом ощутила весь спектр запахов: от кислых ягод до удушающего запаха сахарной пудры.
Мне стало плохо. Замутило. И я рванула в туалет. Там я попрощалась с Тониным чаем и корочкой хлеба. На какое-то время мне стало даже лучше. И я списала все на нервы. Ага, как же!
Через час все повторилось, только при этом жутко разболелась голова. И мне пришлось доделывать свой фронт работы на автомате, смешивая ингредиенты по памяти. А не так, как я привыкла – по интуиции.
И вот результат.
– Случился Армагеддон, Александра. Вы запороли партию в «Гранд Буше». Это «говно» настолько сладкое, что даже наш голубок Вадик его не высрет. Понятно, что случилось?
Я опустила глаза на носки своих балеток. Все ненавидели Арсения Петровича. В сахарном гробу его видели, украшенным марципановыми листиками и розочками из масла – теми самыми, которые наш шеф так ненавидел. Но была очень веская причина, почему все терпели этот жуткий, ужасный характер – Арсений Петрович Каракин был лучшим кондитером России, и лишь одно упоминание в своем резюме его кондитерской обеспечивало вход во многие кафе и рестораны без собеседования. Я сюда попала с конкурса в своем пищевом техникуме, и это было огромным невероятным везением, ведь именно на этот конкурс пришел Каракин за компанию со своим другом-судьей. И именно в этот день мне испортили ингредиенты и пришлось импровизировать на ходу, создавая из спасенных остатков ром-бабу, которая изрядно удивила великого кондитера.
С тех самых пор Арсений Петрович то ли возненавидел меня, то ли решил создать из меня робота-кондитера. Я держалась из последних сил, но в своем нынешнем положении я вряд ли протяну и месяц.
– Понятно, Арсений Петрович. Могу я переговорить с вами в вашем кабинете? – спросила я, продолжая сверлить носки своих туфель.
Около меня послышался усталый вздох и лаконичное:
– Пошли.
Кабинет у Каракина был огромным. Я подозревала, что маэстро тут частенько спит – вон за той перегородкой виднелась кровать. Он был одиноким трудоголиком с паршивым характером, так что я все это время пыталась нащупать правильную линию разговора. С таким человеком про детей говорить бесполезно, но придется.
Арсений Петрович уселся за свой рабочий стол, откинувшись на спинку кожаного кресла, и уставился на меня, выжидательно разглядывая:
– Ну, я жду? Что ты хотела сказать, Александра?
Я обвела кабинет нашего дьявола еще раз, уже интуитивно чувствуя, что бывать я тут больше не буду и набрала воздуха в легкие, а потом на одном выдохе произнесла:
– Я беременна, Арсений Петрович. И у меня обострился нюх и исказилось некоторое восприятие запахов.
Каракин облокотился локтями на столешницу и нагнулся медленно в мою сторону. Взгляд его моментально стал цепким.