Наследник Мудрецов

Он что-то со мной сделал. Помню, как пробил грудь и вырвал сердце. Вид ещё бьющегося сердца и холод в груди я запомнил отчётливее всего. Сколько это длилось, что там ещё произошло, почему я не умер — спросите что полегче. А лучше отправляйтесь за Грань, отыщите эту бессмертную тварь и поинтересуйтесь. Главное, не забудьте сообщить мне ответы, а то жуть как интересно, что это было. Но лучше этого не делать. Я зачем-то понадобился Мудрецу. Они, конечно, совсем не люди. Если кто-то говорит, что понимает их — я только посмеюсь над таким человеком. Я тоже не понимаю, но здраво рассуждаю, что случилось один раз — может повториться во второй. Если Мудрец так настойчиво искал меня и провёл эксперимент, то в любой момент он может захотеть проверить результаты.

Это сложно объяснить. Я полгода провёл в учебке и полтора — на передке. Не каждый день, но боевых вылазок у меня было поболее, чем у большинства. Меня пытались убить как чужие, так и свои. Как люди, так и твари Грани. И люди меня не пугают. Они не способны вызвать чувство ужаса. Твари Грани справляются с этим получше, но им далеко до Мудрецов. Если бы кто-то видел это существо, он бы понял, что спустя два года я по-прежнему боюсь. От одной мысли о встрече дрожу от страха и думаю о том, как подготовиться. Ну да как — очевидно. Нужны Дары. Нужна сила. Обычное оружие против Мудрецов не поможет. Они армии сокрушали, которые были куда сильнее в технологическом плане, чем сейчас. Поэтому требуется оружие, которое они сами дали людям. То, что называется Дарами. То, что было подарено роду людскому.

Тут-то и выходило на сцену то, чем наделил меня Мудрец. Первую способность я обнаружил почти сразу — она раскрылась где-то через три месяца после той ночи. Я научился чувствовать, определять размер, форму и тип чужого Дара. Мало? До этого я знал только два способа, как определить тип чужой силы. Слухи и косвенные признаки. Некоторые прямо заявляли, чем владеют. Это часто не лишено смысла. В армии тренируются, сражаются, регулярно демонстрируют свои способности. В мирной жизни… Смотря что за Дары. Те же наследники Клятвы часто предоставляют соответствующие услуги. Да и рожки у них есть. Но представьте, что вас захотел убить незнакомый одарённый Властью, который внешне выглядит как обычный человек и способен на расстоянии взорвать вам голову — станет понятно, в чём важность моей новой способности. Ограничься всё только этим и уже было бы хорошо, но Мудрец наделил меня кое-чем другим.

Я уже рассказал, какие есть проблемы с обретением и развитием Дара. Ходи за Грань, поглощай энергию, рискуй жизнью в надежде, что Дар станет чуть-чуть сильнее.

У меня же открылась способность забирать чужой Дар. Полностью. Другого типа.

Ещё раз. В мире, где за крупицы Дара надо ставить свою жизнь на кон, я также могу её поставить и получить за раз, с гарантией, в десятки раз больше. В мире, где считается, что владеть можно только одним Даром, я могу забрать себе и другие.

Но что-то я разогнался. Мудрец не выдал мне инструкций. О первой способности я узнал легко. Просто начал чувствовать чужие Дары и постепенно наловчился делать это хорошо. С тем, чтобы забрать чужое, вышло случайно. За две недели до своего увольнени, я схлестнулся с одарённым Битвой и поглотил его Дар. Который теперь внутри меня, в груди, ждёт своего часа.

Это меняло всё. Все расклады на жизнь. Планы и перспективы.

Я хотел подготовиться к встрече с Мудрецом и дать ему отпор, для чего требуется куда больше силы, чем у меня есть. Но также я хотел величия для своего рода и лично для себя. Хотел занять достойное место в жизни.

На фоне всего этого, как бы цинично ни звучало, всё то, что мне мог предложить обнищавший род, просто смешно. Эти козыри я не собирался выдавать деду, который меня даже не обнял, после того как два года не видел. Я их вообще никому выдавать не собирался. Узнает кто посторонний, и моя жизнь станет в разы сложнее.

* * *

Сидеть на камне рядом с речкой-вонючкой и смотреть на снующие туда-сюда лодки не самый лучший способ составления планов на жизнь, но как-то само накатило.

Признаюсь честно, вернувшись в город, я чувствовал себя чужеродно. Слишком всё иначе здесь. Общение с дедом лишь усугубило это ощущение. При желании я мог понять старика, разложить все его чувства, что привело к этому, но смысл? Глава рода мне не особо-то и рад, этим всё сказано. Единственное, сглупил, надо было узнать, где матушка сейчас находится, и навестить её.

При воспоминании о матери меня словно что-то дёрнуло оглянуться. Я и до этого не забывал головой по сторонам крутить. Старый добрый невротизм и паранойя давно стали частью моей натуры, но тут именно дёрнуло. Обернулся и увидел мать, которая спешила по улице.

Наверное, ей позвонил дед. Может, и служанку отправил, но вряд ли. Телефон я в квартире видел и не думаю, что дела идут настолько плохо, чтобы отключили и связь. Хотя всякое возможно. Матушка шла по центральной улице. То место, где я обосновался, находилось рядом с перекрёстком. Нет ничего удивительного в том, что она прошла именно здесь. Это не тот район, где стоит гулять по дворам. Даже местным. Особенно женщинам. Пусть сейчас середина дня, пусть мою мать здесь знают, но некоторые привычки быстро въедаются. Да и если уж на то пошло, только центральные улицы отличались чистотой, а внутри дворов легко было нарваться на помои, лужи и прочие проявления большого города.

Я поднялся, отряхнул с рубахи крошки, вышел ей навстречу. Она не сразу меня заметила, а когда увидела, по инерции прошла ещё несколько шагов. Остановилась, замерла. Бросилась ко мне. Её немолодые, но крепкие пальцы буквально вцепились в меня. Сначала в плечи, а дальше она принялась ощупывать меня, как-то жадно и нервно.

— Живой, — сказала она.

— Живой, здоровый и целый, — постарался я улыбнуться.

И тут мне влепили пощёчину.

— Как ты посмел сбежать?! — выдала она.

Вспышка гнева продлилась недолго. Мать порывисто обняла меня. Я вдруг обнаружил, что стал на целую голову выше неё. Сколько же всего изменилось.

* * *

Двоюродный дед нас много чему научил. Все эти уловки оперативника и дознавателя не очень-то нужны, когда твои интересы крутятся вокруг шпаны и контроля над улицами. Контроля не полноценного, а детского. Там это тоже нужно, но ставки, как я наивно полагал ранее, совсем другие. Иное дело — взрослая жизнь.

В наёмники я подался, когда мне было семнадцать. Первые месяцы службы прошли отлично. Если так можно сказать про учебку, куда нас засунули. Как по мне, пожалуй, что и можно. Всё познаётся в сравнении, как говорится. За ленточку молодых не отправляли. Знай себе гоняли каждый день, чтобы навыков нужных набрались. Для меня всё изменилось, когда один из сержантов узнал, что я из благородных. Люди к нам по-разному относились, но в случае сержанта там была чистая ненависть. Не так, чтобы в драку броситься, но так, чтобы постараться превратить мою жизнь в ад и в конечном счёте прикончить. Обучение должно было идти год. Меня же отправили на передовую спустя полгода. Там же в первой же вылазке подставили. Я выжил, и потом мне приходилось трижды думать, перед тем как что-либо сделать, чтобы не подставиться и не влипнуть ещё сильнее.

Идеальная среда для развития дара Власти. Контроль, контроль и ещё раз контроль. Вот чем потомки Мудреца Власти дышат. В контексте этого обучение старика выглядело совсем иначе. Все эти упражнения, которые он давал, были направлены на развитие соответствующих навыков и способностей.

Я знал, что моё восприятие заметно отличалось от того, как обычные люди видят окружающий мир.

Это и дар, и бремя. Мать обняла меня, и мы так простояли какое-то время. Я видел глазами и «видел» Даром, что платье её неново, затёрто и не раз подшито. Башмаки стоптаны, пусть внешне и чисты. На руках появились мозоли, которых раньше не было, а значит, работа у неё теперь тяжёлая и платят за неё не очень много. Увидел я и появившуюся седину в волосах, которые она подстригла до плеч — удобства и практичности ради. Видел и новые морщины, и общий осунувшийся вид, и чуть ли не болезненную худобу.

Что может быть естественнее, чем желание сына позаботиться о матери? Вот и я желал позаботиться о неё. Полагаться в этом смысле на семью или отца — верх глупости. С голоду, может, и не дадут помереть, но вот дать ей достойную жизнь — вряд ли смогут, да и захотят. Её вид был красноречивее любых слов и заверений.

— Вернулся, — повторила она, отлипнув от меня. — Пойдём. Не надо давать всей улице поводов для пересудов.

— Куда пойдём?

— Домой… — то ли спросила, то ли просто ответила она. — Нет, там отец. Не хочу, чтобы подслушивали.