Наследник на его условиях. Книга 1

Зен касается шеи, заставляя сердце бешено биться. Ведет губами к подбородку и набрасывается на мой рот, блокируя попытки анализировать ситуацию.

— Прекрати… — шепчу в перерывах между поцелуями, чувствуя, как волны дрожи, идущие из солнечного сплетения, сотрясают все тело. — Хватит… — сопротивляюсь из последних сил.

— Не могу, Даша. — Его хриплый шепот вызывает рой мурашек на теле. — Хочу тебя. Ничего не могу с этим сделать, — произносит Зен с той же чарующей вибрацией.

Его ладони гладят мои бедра через ткань юбки, сжимают ягодицы. Его эрекция упирается мне в живот. Божечки… Зен хочет меня ничуть не меньше, чем я его!

Если бы не открывшиеся двери, я бы, наверное, прямо в лифте ему отдалась, но, заметив пожилую пару, которая смотрит на нас, открыв рты, немного прихожу в себя. Отталкиваю Зена и тороплюсь на улицу.

На свежем воздухе настигает расслабление. Правда ненадолго. В сумке начинает вибрировать мой сотовый. Достаю его и на автомате прикладываю к уху.

— Даш, я прилетел, — звучит в динамике голос бывшего мужа. — Через пару часов буду в офисе. Что ты хотела?

17 глава

Зен

Результат недавних действий в лифте плачевный: у меня стоит на Калиничеву. Даже когда она договаривается с бывшим мужем о встрече. Злюсь на себя, на эту русскую стерву, на дочь, которая влюбилась в Егора. На свое самообладание, в очередной раз давшее сбой.

— Кто звонил? — интересуюсь я, сохраняя невозмутимый тон, пока тело бесится от возбуждения.

— Егор. Они с Кирой приехали.

— Идем, — говорю требовательно и веду Дарью к машине, стоящей у входа в отель. — Нас ждут в офисе.

В течение всей поездки от Даши нет ни одной реплики. Прижавшись к двери, она смотрит в окно. Лучшее, что я могу сделать сейчас — не заводить разговоров и никак не трогать ее, иначе сорвусь. И тогда контракт с инвесторами нам не светит, потому что я затрахаю Дарью прямо в машине.

— Что ты имел в виду под словом «притворяться»? — спрашивает Калиничева тихим голосом, когда мы заезжаем на подземную парковку.

Поворачиваюсь. Рассматриваю ее хрупкую фигуру. Даша съеживается под моим взглядом. Кусает губы.

Этот вопрос вызывает приступ негодования. Я совсем не могу думать о работе последние несколько дней. Только об этой стерве.

— Позже поговорим. — Демонстративно поднимаю запястье и смотрю на часы.

Иначе последние крохи самоконтроля растеряю и случится непоправимое. После чего меня смело можно будет обвинить в изнасиловании.

Встреча с инвесторами проходит напряженно. По большей части из-за Насиба, взгляд которого без конца ныряет в декольте Дарьи. Вижу по горящим глазам араба, что он мечтает увезти белокожую красавицу к себе домой, надеть на нее чадру и заставить рожать наследников одного за другим. Но хрен ему, а не русская жена.

Поставив подписи на документах, договариваемся вечером отметить начало сотрудничества в ресторане на берегу моря. Дарья идет проводить наших теперь уже партнеров, а я вызываю юриста, чтобы закончить дела с органами опеки.

Бурман долго и внимательно изучает бумаги.

— Зачем тебе это? — интересуется, листая папку по второму кругу.

Откидываюсь на спинку стула и, взяв ручку со стола, перевожу взгляд в окно.

— Хороший вопрос. На который у меня нет ответа.

Оторвавшись от бумаг, Бурман пробегается глазами по моему лицу и опять склоняется над документами.

Мысли ускользают от Леи и возвращаются к Дарье. В последнее время я похож на бешеное животное, готовое сожрать ее. Стоит нам остаться наедине, инстинкты тут же срабатывают и накрывает неконтролируемым желанием. Возможно, за полгода контракта я удовлетворил бы свою похоть, и мы разошлись бы кто куда. Но как это сделать, когда Даша держит на расстоянии?

— На этом листе в двух предложениях ошибка. Неправильная дата твоего рождения, — отвлекает меня Бурман от страстных фантазий о Калиничевой. — В остальном все в порядке. Дело ты задумал хорошее, но не благодарное. Такие дети когда вырастают, узнают правду и создают своим приемным родителям кучу проблем.

Мозг кипит. Работы невпроворот, а в голове словно на повторе звучит вопрос Калиничевой. Не могу разгадать причины ее поведения. Неужели действительно не помнит, что вытворяла той ночью в моей постели?

Скрещиваю пальцы в замок, вглядываясь в небо за окном.

Есть у меня соображения на этот счет. Надо бы проверить.

— У тебя все? — киваю на бумажки.

— Да, все. Как подпишешь и отдашь в органы опеки, можешь считать, что девочка твоя. Официально.

— Вот и отлично. Спасибо, — благодарю я Бурмана и прощаюсь с ним.

Распоряжаюсь, чтобы секретарь занялся исправлениями в документах и отвез оригиналы в министерство, а сам звоню Кире. Есть разговор. Не очень приятный, но необходимый.

Оказывается, от своей любви к Калиничеву дочь совсем поехала мозгами. И от ревности к его бывшей жене ее тоже несет в криминальные дали.

— Кира, привет, как добралась? Как самочувствие?

— Всё хорошо, папуль, — бодро отзывается дочь. — Дома просто замечательно! Мне не хватало нашего бассейна и теплого солнышка. Только Виры что-то не видно. Неужели уволил эту приставалу? Правильное решение.

— Никого я не уволил. Дал Вире выходной.

Домработница половину дня пробудет в городе с Леей, но Кире об этом знать необязательно. Скажу, что взял опеку над девочкой, после их свадьбы с Егором.

Прикинув в уме, во сколько окажусь дома, продолжаю:

— Отмени планы, если есть, и дождись меня. Буду через час.

— Хорошо, папуль, — отзывается Кира и завершает разговор.

Спускаюсь вниз и прошу водителя везти домой, а не в отель. С Дашей мы поговорим позже. Если, конечно, дело дойдет до бесед, потому что я помутился рассудком, идя на поводу у своей похоти. Нужно бы взять тайм-аут, но озабоченный маньяк рвется из меня наружу.

Заехав по пути за любимыми сладостями дочери, звоню Вире, чтобы узнать, как у них с Леей дела. Помощница по дому заверяет, что все отлично. Затем прерывается, сообщив, что кто-то стучит в дверь. На том конце трубки слышится возня. После непродолжительной паузы Вира возвращается к беседе.

— Что там? — уточняю.

— Доставка цветов. Перепутали с соседним номером. Такой огромный букет! Просто загляденье!

Я сжимаю телефон с такой силой, что еще чуть-чуть, и, кажется, раздавлю его. Это Насиб. Больше некому. Пожирал Дарью глазами все два часа, что находился в моем кабинете.