Наследник огня и пепла. Том IХ

— Это ваши, — бросил Джевал. — Не могли не пойти. Иначе потом бы не посмотрели в глаза.

Караэнцы. Забавно: ни одного знакомого герба на щите или даже цветов одежды в геральдике. Ни одного из Собрания Великих Семей. Понятно: богатым есть что терять и защищать. А эти — либо бедные родственники, либо просто небогатые по моим меркам аристократы. Надо будет это запомнить — и как следует разбавить ими Золотую Палату. Я усмехнулся — внутренне. В глазах, на лице — только тень одобрения. Надо было казаться спокойным, но довольным.

— Чем больше нас войдёт, тем больше выйдет, — сказал Джевал. Внёс в голос каплю иронии, чтобы снять напряжение, но не испуг.

Скоро пришла и пехота. Без приказа, без сигналов. Просто шли. Будто точно знали, куда. И я понял — это больше не вылазка. Это будет встречный бой.

Меня передёрнуло. Не от страха — от ощущения неизбежности. Я пару раз видел, как заканчиваются такие «стихийные порывы». Иногда о них поют песни. Опуская только подробности — про то, что тел бывает столько, что их легче скинуть в канал, чем закопать.

Но и это была часть игры. Люди должны были верить, что мы знаем, что делаем. Что мы ведём.

Я развернул коня. Пауза. Прямо как учили Магна в детстве: не спеши, пусть тишина скажет за тебя.

— Я не звал вас, — произнёс я громко. — Но я и не стану останавливать. Потому что если бы кто-то из вас стоял здесь, а я — в Караэне, я бы тоже пошёл сюда.

Мои слова начали повторять те, кто рядом и их слышал, — тем, кто стоял позади и не слышал. Как волна пошла по людям, перекинулась с всадников на пехоту. В слова вплетались комментарии и чувства, которые я в них не вкладывал. И это был гул одобрения. Несильный — но тяжёлый, как прибой.

— Под Вуалью будет бой. Не потому, что мы его захотели — а потому, что враг пришёл под наши стены. Он надеется застать нас ночью, в страхе, в сомнении. Но он получит нас днём. На конях. При оружии. Со щитом в руке.

Я наклонился вперёд. Повысил голос:

— За Караэн!

Короткая фраза. Лозунг. Я постарался использовать свои познания из моего мира. Импровизация, конечно. И не самая удачная. Но это не было важно. Как я и ожидал, такой лозунг подхватить было легче. И, разумеется, люди быстро его переврали. Волной ушли мои слова и уже скоро вернулись эхом издалека — исправленные и дополненные:

— Мы из Караэна! И пришла пора напомнить всем, что это значит!

Это была правда. И ложь. Всё вместе. Как и всегда.

Я подал знак, и лошади тронулись. Сначала рысью. Потом быстрее. И тьма — Вуаль — раскрылась нам навстречу, как пасть.

И мы въехали в неё.

Мы въехали в неё, как в воду. Мне показалось, что Вуаль сомкнулась за спиной — тьма стала полной, словно день обломился где-то позади, отвалился, и всё, что осталось — это мы и нечто без имени. Конечно, все это в моей голове. Мы просто въехали в тень от низко стелющегося над землей противоестественного облака. Хотя, очень быстро я признал. Дело не только в психологии.

Я чувствовал, как холод ползёт по доспеху, проникая в изгибы лат, в рукавицы. Но это был не тот холод, что приходит с ветром или снегом. Он тянулся изнутри — будто сама реальность здесь гасла, как тлеющий фитиль.

Справа ехал Сперат, молча, со своим светящимся топором в руке. Джевал что-то крикнул сквозь шлем своему телохранителю и рассмеялся. Но я знал — он готов к бою. Рисуется на публику. Особый шик — не терять способность шутить в такой обстановке. Может, я сделал бы так же, если бы не ощущение неприятной, чуждой силы и едва уловимое зеленоватая магия, разлитая в воздухе вокруг.

Чуть вперёд вырвалось несколько всадников. Среди них — Дукат. Пригнулся в седле, щит чуть выставлен вперёд, как на охоте, — будто ждал, что вот-вот из пустых провалов окон и дверей брошенных домов на него прыгнет камышовый змей…

Звук здесь искажался. Копыта лошадей ударяли в землю почти беззвучно. Голоса, если и доносились, звучали чуждо, пусто. Дорога вильнула в сторону. Я махнул копьём с баннером, указывая колонне направление.

Здесь было не темно, но и не светло — сумрак, длинные, густые тени и почти полное отсутствие цветов. Казалось, всё вокруг освещено где-то очень высоко старыми офисными лампами —такими, старыми, советскими, с длинными трубками. Вуаль пропускала лишь часть видимого спектра. Задерживала ультрафиолет, надо полагать.

Впереди показались изломанные, ковыляющие фигуры. Над ними порхнули полупрозрачные тени вендикатов. Мы смяли их легко: призраки лопались от точных арбалетных выстрелов, лишь немногие добирались ближе. Только чтобы бесславно погибнуть на жалах копий. Ожившие мертвецы меня почти не впечатлили — в фильмах моего мира они выглядели живописнее. Местные зомби были неуклюжими, медленными, и для тренированных убийц на обученных лошадях — почти неопасными.

Страх, от которого дрожали руки и бешено билось сердце, отступил. На смену ему пришла знакомая, жаркая, азартная и весёлая ярость. Но было в этом ощущении что-то иное. Как будто холод разливался по груди. Это была уже не ярость — это было зло. Холодное, чужое. Я знал — это не моё. Это тьма касалась нас. Не ударом — призрачными зеленоватыми щупальцами. Сомнением. Она искала трещины.

Немертвые и призраки попадались всё чаще. И хотя они оставались столь же беспомощными перед моими людьми, нам пришлось придержать коней.

Я привстал на стременах и огляделся. Как и ожидал, сплочённости надолго не хватило. Всадникам стало тесно на дороге — они расползались вширь. Пехотинцы, наоборот, сбивались в плотную толпу — что, впрочем, было даже к лучшему. Но темп движения они потеряли.

Я заметил шлем Гвены рядом, раскрашенный в зелёно-жёлтую клетку — геральдические цвета графства Адвес. Забрало было открыто. Лицо… сосредоточенное и серьёзное. И ведёт себя непривычно тихо. Тоже что-то чувствует?

И тут, в тридцати метрах сбоку и позади, смертоплёт выдал себя магией. Из большого амбара выплыло зелёное облако — клубящийся сгусток чар. В него вляпались пара отбившихся от строя всадников.

Железо кольчуг и лат прорвало магию — чары не сумели опрокинуть в безумие всадников. Но лошади под ними всполошились: прыгали на месте, как напуганные кошки, раздавая удары копыт в воздух. Всадники закричали, дернули поводья — рыцарские седла с высокими луками удержали их, а удила рвали лошадям губы. Жестоко, но эффективно — лошади присмирели.

Я указал копьём на окно, откуда исходила опасность остальным, но молча. Бежать на помощь мне далеко, предупредить тех, кто рядом не смогу — отсюда они бы всё равно не услышали. Я хотел сделать хоть что-то для этих всадников. Судя по поношенным бело-красным котами и лентами на предплечьях и древках копий — мои, «таэнцы». Из окна второго этажа серого в этом освещении, типично караэнского дома — купеческого, зажиточного, с деревянными ставнями — вылетела здоровенная, черная как клякса тварь. Что-то паукообразное, с шиловидными длинными лапами. Она выломала раму и, с хрустом сломав ставни, рухнула на улицу.