Наследник рода Шевалье

Мой бодрый голос явно фальшивил, но получать удовольствие от строк это нисколько не мешало. Великие песни в любом исполнении останутся таковыми!

Женщина в первом ряду затряслась всем телом в агонии. Ее лицо покраснело то ли от гнева, то ли от поднявшегося давления. Глаза были распахнуты в бешенстве и грозились полезть на лоб.

Однако мой голос все так же разносился по залу:

…жираф большо-о-й, ему видне-е-ей…

Я мазал мимо нот, но продолжал петь. Ничто не могло остановить безудержной страсти распаленного артиста.

Студенты же улыбались, и в зале начали раздаваться смешки. Похоже, такая музыка им пришлась по душе.

Впрочем, все хорошее рано или поздно заканчивается. Вот и эта песня тоже.

— Каааак?! — вороной гаркнула дородная женщина протяжно, едва лишь затихли последние строки.

— Переходный возраст, — положил я гитару на сцену, — полагаю.

— Шевалье! Ты! Чтоб ни ногой сюда! — вскочила с места дама в ярости. — Никогда! Ни за что!

— Да тут и без меня сосисочная вечеринка какая-то, — беззаботно пожал плечами я, двинувшись к выходу.

— Вон! И чтоб больше не появлялся! — никак не унималась бестия.

Впрочем, на выходе меня уже ждала группа девушек с восторженными взглядами. Рыжая перестала плакать и просто пялилась на меня с открытым от удивления ртом.

— Вот так вот, — подмигнул ей я, проходя мимо. — И рот закрой, а то ворона залетит.

Боря все так же стоял в нескольких шагах от двери. Его лицо было безэмоционально, словно маска.

— Зассал? — бросил я товарищу, поравнявшись с ним.

— Зассал, — честно признался тот, разворачиваясь в противоположную сторону.

Больше тему музыкальных занятий мы не поднимали.

— Тогда пойдем на факультет словесности? — поинтересовался я у товарища, медленно удаляясь от все еще бушующего преподавательским гневом зала.

— Да, попробуем. — зашагал рядом Борис. — Ты что выберешь? Латынь?

— Как что? — искренне удивился я. — Конечно же французский.

— У меня два вопроса, — смело заявил друг, — первый: зачем? А главное…

— Умом, Борис Евграфович, — прервал я уважительно дворянина, — Россиюшку не понять.

— Вы же, Рами Кристофович, — вторил мне моим же тоном товарищ, — француз.

— Борис, попрошу вас, — состроил я серьезную мину, — аршином общим не мерьте.

Мой товарищ отчего-то призадумался, так и не проронив за наш оставшийся путь ни слова.

На факультете словесности нас приняли радушно. Я легко выбрал французский. Только странно посмотрели на меня, когда я назвал свою фамилию. Впрочем, электив был взят, а остальное — мелочи.

— Кстати! — опомнился Боря, когда мы закончили оформляться. — Это тебе.

Товарищ протянул мне письмо в форме сердечка.

— Мне нравится ваша решимость, но держите свои чувства при себе, — саркастически бросил я, даже не думая брать послание.

— Это не от меня! — взревел Борис. — Девушка попросила передать, пока ты в зале пел!

— Хммм… — недоверчиво смотрел я на протянутую валентинку. — Не брешешь?

— Честное дворянское. — сквозь зубы процедил товарищ и взмахнул письмом, словно оно обжигало ему ладони. — Забери уже!

— Ладно, — взял я конвертик. — А-то тебя сейчас удар хватит.

Содержимое оказалось донельзя банальным. Какие-то чувства, долгая разлука, желание увидеться в некоем ресторане «Року» в выходные.

— Это, кстати, модный японский ресторан, — вякнул на самое ухо Боря, который, похоже, читал письмо через мое плечо.

— Тьфу ты! — дернулся я от неожиданности, — Как некрасиво!

— А что я? — невинно спросил друг. — Ты в ресторан с девушкой пойдешь, а мне в инженерный клуб.

— Борис, — уставился я в глаза аристократа немигающим взглядом, — ты ходишь на свидания, чтобы найти девушку. Я хожу на свидания, чтобы убедиться, что они не изменились. Мы с тобой не одинаковые.

Вообще-то меня больше интересовал другой вопрос: платить же должен приглашающий, верно?

Глава 7

Погожий сентябрьский денек располагал к себе с самого утра: тренировка, легкий завтрак, душ и абсолютная тишина в поместье.

Рафаэль перестал появляться в зале, поскольку понадобился в Петербурге. Так что я был по большей части предоставлен самому себе.

Аксель почти не появлялся на людях. Похоже, Беатрис взялась учить его всерьез. Зато больше никаких косых взглядов и истерик на гормональном фоне. Это я про брата, конечно.

Седрик просто исчез. Точнее особо не появлялся. Король теней недоделанный.

Слуги привыкли к моим тараканам. Мне бы, конечно, своих (слуг, а не тараканов). Этот вопрос стоит достаточно остро.

Так я и размышлял, вышагивая по коридору в мягких тапочках и шелковом халате. Все-таки есть свой шарм в богатой жизни.

Я открыл дверь и взгляду предстала знакомая комната: шкафы с книгами, широкие окна, впускающие свет, рабочее место и… босые женские пятки на моей кровати.

Спортивные икры, стройная фигура и длинные рыжие волосы. Дама была одета в темную клетчатую юбку до колен и белую блузку. Прямо у кровати валялись ее туфли.

Девушка виляла ногами, не обращая на меня никакого внимания. Кажется, она что-то читала.

— А ты, собственно, что тут забыла? — вырвался у меня логичный вопрос.

Гостья неожиданно бодро вскочила с кровати, отчего ее локоны беспорядочно затряслись, и пружинистыми хищными шагами начала приближаться ко мне.

— Рами, мне что-то послышалось, — промурчала она чарующим голосом. — Повтори, пожалуйста?

Изумрудные глаза с вызовом смотрели на меня. Благородные черты лица портила наглая ухмылка. Девушка была чуть ниже меня. Пару пуговиц на блузке расстегнуты, и я заметил серебряный кулон на шее.

Она приблизилась на шаг, и до меня донесся сладкий аромат ее духов, из-за которого бросало в жар. В прямом смысле слова. Ее тонкие руки охватило пламя. Го-ря-чо! Во всех смыслах.

— Это, берега попутал, — сглотнул я тяжело, понимая, что огонь в замкнутом пространстве навредит только мне. Ее-то рукам хоть бы хны. — Ты лежи-лежи, солнышко.

— По тонкому льду ходишь, — ответила девушка, но пламя все-таки погасила, — бра-тик.

В этой семье у всех беды с башкой? Может, мне так родственников в будущем и угадывать?