Наследник

Но больше всего беспокоил один единственный вопрос — что делать? Раньше, когда возможность расстаться с даром была призрачным миражом, сомнений не было. Теперь же, я подошел к порогу. Через три дня я могу вернуться к обычной жизни. Жизни без некоторых возможностей, к которым, по чести, успел привыкнуть. Хватит ли сил отказаться? Отказаться не только от этих возможностей, но и от предлагаемых денег, власти, положения в обществе? Хватит ли сил, вернутся на свою ненавистную копеечную работу, гнуть спину перед теми от кого зависит зарплата, повторять одно и то же по сотне, тысяче раз непонимающим чего я от них хочу, детям? Угодливо улыбаться родителям, хваля их глуповатое, сопливое чадо? Робко стучатся в кабинеты директоров школ, затая дыхание — вдруг повышают аренду или вообще откажутся заключать договор? И все это взамен неограниченных счетов в банках и толп подвластных мне людей. Взамен возможности усилием мысли творить все, что только может нарисовать воображение…

Гремящая обшарпанная электричка, длинной уродливой змеей медленно подползла к перрону. Двери с шипением разошлись, и людской поток хлынул в металлическое чрево, толкаясь и рассыпая во все стороны переливы отборнейшего мата. Как всегда особенно преуспели закаленные многолетними штурмами общественного транспорта, старушки. Ловко орудуя увесистыми сумками и тележками, куда там мастерам боевых искусств с их подручным оружием, протаранили гомонящую толпу и, сверкая глазами, полными злого превосходства принялись рассаживаться по жестким деревянным скамьям.

Равнодушный к вспышке ажиотажа, я спокойно дождался, когда все втиснутся в вагон, и только потом зашел сам. Даже не пытаясь пройти глубже в поисках места, остался в тамбуре, достал еще одну сигарету и снова погрузился в несладкие мысли.

Я пропустил момент, когда они зашли в вагон. Наглые, уверенные в своей безнаказанности, обозленные на весь белый свет нищенской жизнью пригорода, семнадцатилетние подростки. Потертые кожаные куртки, сплошь усыпанные круглыми и ромбовидными заклепками, видимо должны были пробуждать в сердцах окружающих страх. Драные футболки, разрисованные оскаленными лицами мертвецов только укрепляли эту догадку. Девять пьяных прыщавых подростков горящих желанием повеселится, глумясь над беззащитными затюкаными обывателями. Верховодил в этой группе густо украшенный зоновскими татуировками, невысокий коренастый крепыш, лет двадцати от роду.

Растолкав пассажиров, подвинув на сиденьях даже не пикнувших бабок, компания вольготно расселась в центре вагона, перекидываясь скабрезными шуточками. Народ не желающий нарываться на неприятности отхлынул от центра ближе к тамбурам. Самые предусмотрительные, похватав вещи, поспешили перейти в соседние вагоны.

Наблюдая за происходящим через стекла дверей, я вспомнил продемонстрированные Сатаниелем графики. Даже без поддержки ангелов и чертей… да и волхвов, моих сил хватит изменить общество. Сделать его идеальным. Таким, что бы родителям не страшно было отпускать детей одних поздними вечерами, что бы мирно гуляющие парочки не подвергались риску наткнуться в глубине парка на таких как эти, в вагоне. Не об этом ли мечтал долгими бессонными ночами? Вот только делая это, смогу ли удержатся на той тонкой границе, которая разделяет добро и зло? Будут ли мои взгляды совпадать со взглядами тех, для кого мечтаю делать добро? Или это так и останутся только мои взгляды? Представив малую толику той ответственности, что может лечь на мои плечи, я невольно вздрогнул. Стало страшно. Я не всезнающий мудрый бог, я простой человек. Мечтающий о том же что и все: покупке новых вещей, хорошей жратве, да согретой женским телом постели. Можно ли с такими мечтами удержатся и не переступить ту зыбкую грань?

Между тем обстановка в вагоне накалялась. Один из пассажиров, мужчина преклонных лет, не выдержав, сделал замечание разошедшейся не на шутку компании. Добивавшиеся именно этого молодые подонки, в мгновение ока оказались возле смельчака, осыпая его градом изощренных ругательств и насмешек. Мужчина затравлено озирался, надеясь на поддержку и помощь пассажиров. Но те с каменными лицами смотрели куда угодно только не на него. Можно было спорить на что угодно, в голове каждого была одна мысль — слава богу не я. Можно ли их за это осуждать?

Поняв, что помощи ждать неоткуда, мужчина попытался, сохранив лицо покинуть вагон. Не тут то было. Отпускать жертву шакалы не собирались. Увесистый удар кастетом в середину груди опрокинул мужчину обратно на деревянную скамейку. Вскрикнула и тут же умолкла от незаметного толчка мужа, женщина. С всхлипами втягивая воздух, мужчина сполз на пол. Подростки радостно загоготали.

— Ну чо, козел, довыделывался?! — Брызгая слюной, кривляясь, выкрикнул самый прыщавый из них. Судя по дикции, говорить его учили, набив рот манной кашей. — Груздь, может ему еще раз по башне дать, да бабло забрать?

На Груздя отозвался приблатненный вожак.

— Не гоношись. Дядя еще извинится должон. А, дядя? — Ботинок Груздя лениво ткнулся в бордовое от боли лицо мужчины.

Компания снова заржала. Что ж, как говорил Рэмбо: они начали первыми.

Все-таки хорошая вещь — мысленные щупальца. Не привлекая излишнего внимания, я коснулся не изуродованных извилинами мозгов. Как и ожидалось, мыслей всей компании не хватило бы и на пару машинописных строк. Зато стадный инстинкт был развит столь сильно, что я с трудом преодолел охватившее меня желание, присоединится к толпе.

Я, конечно, мог бы попытаться решить конфликт старым, давно испытанным способом, как и с науськанными чертом пацанами у круглосуточного ларька, но здесь ребятишки постарше. Да и настроены серьезнее. В одиночку против девятерых — легко, инстинкт самосохранения давно превратился в пустой звук, но смысл? Хорошо если просто изобьют, но держу пари, у половины в карманах ножи, и дай только повод… Даже если бы и мог с ними справится, что с того? Ну, сломаю пару костей, выбью пару зубов, да только изменить ничего не смогу. Очухаются и пойдут по новой, только злее станут и осторожнее. А так могу хотя бы попытаться.

Мысли подростков поддавались с трудом. Спаянные злобой они напоминали не желающий крошиться под моими ударами гранит. Однако первый эффект проявился сразу: под изумленными взглядами пассажиров, подростки замерли уставившись в одну точку, забыв о своей жертве. Не искушая судьбу, мужчина ужом скользнул меж высоких солдатских ботинок заляпанных грязью и спешно покинул вагон.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем я смог перевести дыхание и утереть обильно выступивший на лбу пот. Все.

Пассажиры поздней электрички, наверное, еще долго будут рассказывать друзьям и знакомым загадочный случай, когда группа малолетних хамов напала на одинокого пенсионера, а затем без всяких видимых причин попадала в обморок. Может обколотые были? Но, несомненно, каждый будет сопровождать рассказ ударами в грудь и выкриками, что уже собирался, было осадить стервецов, да не успел — сами скопытились…

Пусть рассказывают! Только я знаю, что, придя в сознание эти, по существу еще дети, не глядя друг на друга, разойдутся в разные стороны, а на утро поспешат устраиваться на работу кто на завод, кто в колхоз и больше никогда не смогут поднять руку на человека… Вроде все правильно, вот только почему на душе такой неприятный осадок? Словно в навоз ступил.

Понимание содеянного обрушилось на голову, словно вода на раскаленный металл. Какое я имел право судить, что хорошо, а что плохо? Поддавшись чувствам, я возомнил себя единственно правым. Чем лучше то, что сделал я, того, что делали они? Да, я спас десяток людей от этих уродов. Не только сегодня, кто знает, что они выкинули бы завтра, послезавтра? Но этим я уподобился им. Пусть сделал все тоньше, изящнее… но страшнее. Я стер их личности, сделал безвольными марионетками способными самостоятельно ходить, работать, воспитывать детей… Но теперь это безвольные роботы послушные вложенной программе: не навреди, работай на благо общества, будь примерным, подставляй левую щеку…