Наследники Двоеземья

— Веди.

Ушастый проводник резво семенил впереди меня по длинным коридорам, каменные стены которых были покрыты затейливыми барельефами. И я, конечно, не специалист, но часть из них явно иллюстрировала историю мира Ринн.

"Кто же они такие? — задумался, посматривая на спину пушистого существа. — И как я сюда попал?"

Вскоре нам стали попадаться новые мыши, а затем коридор упёрся в высокие двери, за которыми оказался тот самый зал с той самой рогатой статуей. Ушастый мыш подошёл к изваянию и что-то тихо пропел, после чего поклонился и посмотрел на меня.

— Леатто анту. — пропищал он. — Анту ан… Как… Как атрибут. Сила. Мы — помнить!

Приблизившись к статуе, я оглядел то, что она держала в руках.

— Невероятно…

И совпадение, надо отметить, было прелюбопытным — в руках изваяния покоилась металлическая копия моего нового Лука. Впрочем, а совпадение ли это?

— Скажи, я пришёл к вам сам? — поинтересовался я у мыша. — Сам здесь появился?

Округлив глаза, тот несколько раз кивнул, постоянно переводя взгляд с меня на статую и обратно.

— Мы ждать. И помнить. Владыка обещать приходить. Говорить — сила вернуться. Мы — верить! И ждать.

Вздохнув, я покачал головой и невесело усмехнулся. Ну, вот всё и прояснилось. Статуя, которую я сейчас вижу, изображает какого-то демона — очевидно, что того самого, кто создал Лук. И именно этот Лук меня сюда и привёл. Я бы даже сказал, притащил. Я ведь прошёл через Врата, которые должны были привести меня в Ринн, верно? Верно. Но в итоге я оказался под ногами у этой статуи. Не знаю уж, каким образом этот Лук такое проделал, но…

Последнее моё нормальное воспоминание обрывается на том месте, где деревенские жители собирались убивать свою же соседку. Помнится, я собирался вмешаться и не дать им этого сделать, а вот потом… Чёрт.

На этом месте мне вспомнилось пылающее оранжево-золотыми огнями оружие и сияющие росчерки стрел, наполнявшие воздух… Видение. Или воспоминание?

"Похоже, что я их убил. Причём всех…"

— А потом ещё и несколько тысяч демонов, на закуску. — смириться с тем, что могущественный артефакт способен полностью подчинять себе моё сознание, было непросто. Глянув на ожидавшего меня мыша, я провёл ладонью по лбу и…

— Это ещё что?!

Мыш вздрогнул и посмотрел на меня непонимающим взглядом. Я же продолжал ощупывать лоб и металлический обруч, охватывавший мою голову.

— Откуда это взялось? — цепляясь пальцами за обруч, я попробовал его снять, но у меня ничего не вышло — украшение мало того, что никак не ощущалось, оно ещё сидело, словно приклеенное. Поняв, что все мои усилия тщетны, я повернулся к мышу. — Как его снять?

— Снять?! — пушистый служитель демонического Владыки разволновался. — Нет! Нет! Нельзя! Не сниматься! Никак!

Ощутив некоторое отчаяние, я посмотрел на статую, лоб которой тоже перехватывал обруч. Незнакомые символы, выгравированные на нём, внезапно засияли и сложились в надпись на моём родном языке — языке аррфов.

— Леатто. — прочитал я и посмотрел на гладкую маску с прорезями для глаз, закрывавшую лицо неизвестного демона. — Перворожденный чёртов…

Мыш тем временем подошёл поближе и принялся что-то доказывать.

— Сила как поток. — пропищал он. — Поток брать и забирать. Мы защищать. Мы соблюдать баланс. Сила как баланс — быть хорошо!

Скептически посмотрев на пушистого зверька, я обратил взгляд на статую.

— Баланс — это понятно. — сказал я. — Но обруч-то вы мне зачем надели? Чтобы усилить сходство или что? А, Дкаддова виселица! Вы бы мне ещё и рога приделали!

Улыбнувшись, я махнул рукой над своей макушкой и та неожиданно ощутила небольшое сопротивление. Такое, словно воздух в определённых областях оказался плотнее обычного. Я застыл.

— Мыш. У вас зеркала есть?! Зеркала, понимаешь? Поверхность, показывающая твоё отражение?

Коротко закивав, мыш развернулся и в несколько прыжков достиг стены, после чего положил на неё свою маленькую ладошку.

— Видеть как быть. — пропищал он.

Ощущая странную отрешённость, я подошёл к стене. Поверхность оказалось идеально отполированной, отчего моё отражение было видно хорошо и отчётливо.

Непривычно выглядящая кожаная броня, со множеством узоров и металлических элементов, лёгкий плащ с капюшоном, обруч со слабо светящимися символами и рога. Тонкие изогнутые рога — полупрозрачные, оставляющие в воздухе медленно рассеивающиеся мерцающие следы. Зрачки моих глаз в отражении казались раскалёнными золотистыми угольками.

— Что вы со мной сделали? — спросил я и посмотрел на мыша. — Что именно вы изменили? Во что вмешались?

Пушистый малыш задумался и непонимающе заморгал.

— Мы… как?

— Что. Вы. Со мной. Сделали? — медленно спросил я. — Какие изменения внесли, в сравнении с тем, что было до этого? Отвечай.

Прикрыв глаза, мыш поднял вверх обе лапы.

— Владыка всегда Владыка. — сказал он. — Мы дать участие… делать… соответствие. Одежда как броня. Мысль как равновесие. — дружелюбно посмотрев на меня, он закончил:

— Мы — помнить. Мы ждать. Мы помогать. Владыка есть.

Речь мыша завершилась очередным поклоном.

Покачав головой, я посмотрел на своё отражение и накинул капюшон.

— Рога-то вы заче…

Рога исчезли. Стоило капюшону покрыть мою голову, как их призрачное изображение мигнуло и рассеялось без следа.

"Ну, слава Богам! — обрадовался я. — Хотя бы это я могу контролировать…"

Подумав об этом, я принялся размышлять. Самочувствие у меня было странным… Нет, мышцы всё ещё ныли, а усталость никуда не исчезла, но то, что со мной произошло, должно было вызвать значительно больше эмоций, чем я теперь ощущал. В особенности учитывая наличие у меня этого Лука. Да я сейчас вне себя от ярости должен быть, а я… Спокоен как охотящийся соорд. Странно.

Подняв руку, я мысленно произнёс: "Лук!"

Рукоять в ладони появилась спустя какую-то долю мгновения, после чего оружие лязгнуло и обрело полноценную форму. Воздух наполнило приятное гудение, а драгоценные камни в навершиях дуг озарились неясным свечением. Мыш, увидев демоническое оружие, бухнулся на колени и склонил голову.

"Сложись." — подумал я и разжал пальцы. Глухо лязгнув, Лук сложился сам в себя, а рукоятка исчезла. Мыш повернул голову и, увидев исчезновение Лука, поднялся обратно. На мордочке у него появилось выражение совершенной радости.