Наследники империи

Лицо Гишера скривилось в ухмылке, но вместо смеха из глотки вырвался кашель, на губах выступила кровь. Собравшись с силами, он произнес:

– Гордые арамейцы никогда не отдадут свои души во власть Тота, вы слишком преданы Дромидиону, этому жалкому скопищу слабых божков.

– Не богохульствуй, – грозно предупредил Атрий. – Чего ты хочешь, жрец?

– Одного человека. Всего лишь одного за целое княжество.

Атрий приблизился к пленнику, присел рядом на корточки, схватил за волосы и запрокинул ему голову.

– Бродяга с постоялого двора с мальчишкой, – догадался Атрий. – На него ты охотишься, для этого нанял банду головорезов.

– Наконец-то сообразил, – прохрипел Гишер.

Пламя костра отразилось в зрачках жреца насмешливыми огоньками, а окровавленные губы снова скривились в ухмылке. Именно так показалось Атрию, хотя, скорее всего, это была лишь гримаса боли. Парень сжал пальцы, еще крепче стянув в кулак волосы Гишера, жрец отозвался коротким глухим стоном.

– Зачем тебе бродяга? Что в нем такого?

– Так ли уж это важно, если за счет него ты можешь спасти свою Велихарию?

Свободной рукой Атрий вытащил из костра пылающую головню и поднес к лицу жреца. Пламя опалило остатки бородки служителя культа, утраченной в огненных пытках в темнице Хорума.

– Я спрашиваю, ты отвечаешь, – произнес Атрий. – Я без всякого сожаления выжгу тебе глаза, можешь не сомневаться.

– Не сомневаюсь, – прохрипел Гишер.

В застенках Хорума он на собственной шкуре испытал, насколько бессмысленно ожидать милосердия как от самого князя Литария, так и от его сына.

– Тогда говори, – потребовал Атрий.

Для пущей убедительности он приблизил головню к уху жреца, опалив волосы. Гишер дернулся и поспешно прохрипел:

– Он вернет сердце Тоту.

– Я слышал историю про Хорруга и Тота, – кивнул Атрий. – При чем здесь бродяга?

– Его кровь откроет нашему богу врата в мир живых.

– И тогда вы напоите своего бога нашей кровью, – процедил Атрий сквозь зубы.

Головня коснулась щеки жреца, Гишер вскрикнул.

– Если ты отдашь бродягу нашему храму, царь Хишимера пощадит твое княжество, – пообещал Гишер.

Атрий поднялся и презрительно толкнул жреца подошвой сапога в лицо:

– Трусливая мразь.

От бывалых людей он слышал много историй о разных служителях религиозных культов, в том числе и о жрецах Тота, которые во имя своей веры претерпевали немыслимые мучения, заслуживая уважение противников и благоговейное почитание последователей. Этот же был совсем не таков и свою шкуру явно ценил намного выше преданности культу.

– Где сейчас бродяга? – спросил Атрий, бросив головню обратно в костер. – Я знаю, вы, жрецы, умеете находить то, что вам нужно, особыми способами.

– Это значит, что мы договорились? – осведомился Гишер.

– Это значит, что я хочу знать, где сейчас бродяга каданг.

– Не стоит доверять ему, – заметил один из воинов.

– Знаю, – кивнул Атрий. – Давай на первое время договоримся так, жрец, ты поможешь отыскать бродягу, а я сохраню тебе жизнь.

– Жизнь мне ты и так сохранишь, – отозвался Гишер. – Ты не для того повез меня в Орамос, чтобы прирезать в степи.

– Умен, – заметил Атрий. – А для такого трусливого червяка еще и неразумно болтлив. Ты прав, твоя жизнь мне пока нужна, чтобы предать ее власти императора, – Он опустил сапог на лицо жреца, прижав его щекой к земле так, что хрустнули шейные позвонки, и продолжал: – Но может статься, что ты будешь совсем не рад жизни.

Жрец скривился, коротко простонал, затем хрипло пробормотал:

– Я укажу, где искать бродягу каданга.

Атрий убрал ногу. Жрец приподнял голову и потребовал:

– Развяжи меня.

Атрий кивнул своим воинам, те распутали кожаные ремни на запястьях и щиколотках пленника. Гишер с трудом сел на земле, разминая конечности. Тут же веревочная петля сдавила горло, а в скулу впилось острие кинжала.

– Один неверный шаг, и я отрежу тебе все, что только можно отрезать, – предупредил Атрий.

– Ты очень убедителен, – прохрипел жрец. – Дай мне встать. Я должен отойти от костра, мне нужна темнота.

Атрий натянул веревку и рывком поднял жреца на ноги. Петля едва не задушила Гишера, он снова захрипел, пытаясь негнущимися распухшими пальцами ослабить удавку.

– Я тебя предупредил, – грозно повторил Атрий. – Идем.

Он толкнул жреца в спину, направив его в степь, уже укрытую ночью.

* * *

Рваный шерстяной плащ потяжелел от впитавшейся влаги и давил на плечи. По спине то и дело струйками стекала скопившаяся вода, заставляя Кори содрогаться от озноба. Пожелтевшая трава цеплялась за ноги, стряхивая капли на штанины, босые ступни замерзли и неприятно ныли.

На пограничные степи надвигалась зима. Далеко на полночи леса заметало снегом, здесь же, между морским побережьем и полночными лесами, наступал сезон холодных нудных дождей. С утра северный ветер нагонял тучи, к вечеру небо совсем скрылось за тяжелой свинцовой пеленой, ранние сумерки заморосили дождем. Вернее, это был даже не дождь, а мелкая водяная пыль, словно повисшая в воздухе.

Тангендерг ехал в двух десятках шагов впереди. Похоже, ни он сам, ни его понурая кобыла не испытывали никаких неудобств из-за непогоды. По крайней мере, на поведении обоих это никак не отразилось. Тангендерг все так же сидел в своей привычной позе, закрыв глаза и держа во рту свое дурманящее снадобье из мелко покрошенных и высушенных грибов. Короткие светлые волосы каданга слиплись в сосульки, скопившаяся вода стекала на спину под облезлую безрукавку из шкуры степного волка, но путника это ничуть не трогало. Его кобыла, и без того представлявшая собой жалкое подобие гиппариона, теперь выглядела еще более нелепо. Грива и хвост слиплись сосульками, как и волосы ее хозяина, склонив голову к самой земле, кобыла неспешно перебирала копытами, абсолютно безучастная к своей судьбе и всему остальному миру.

На протяжении всего пути Тангендерг совсем не разговаривал с Кори, казалось, даже не замечал его присутствия. Наконец, мальчишка решился сам обратить на себя внимание спутника. Догнав кобылу, он произнес:

– Холодно.

Тангендерг не отозвался.

– Где заночуем? – спросил Кори.

Не открывая глаз, Тангендерг процедил сквозь зубы:

– Лучше тебе было оставаться в Хоруме.

– Ты сам сказал, что я не вещь и могу идти куда хочу, – напомнил Кори.

– Тогда иди молча. Я не звал тебя с собой.

Кори снова поотстал. Через некоторое время кобыла вышла на раскисшую от дождя дорогу. Наконец, она остановилась перед большим полуразвалившимся строением. Глинобитые стены частично обвалились, обнажив каркас из кривых жердей, в крытой соломой крыше кое-где чернели провалы.

Тангендерг спрыгнул в лужу, сплюнул свою жвачку, отодвинул большой створ и завел лошадь под крышу. Как и в большинстве жилищ обитателей степи, этот большой дом совмещал в себе под одним кровом все: и жилье для хозяев, и амбар, и загон для скота.