Наследники минного поля

И, видимо, принял всерьёз рассказ девчонки, простуженно шмыгавшей носом и глотавшей слова от волнения. Настолько серьёзно, что тайный игорный притон, где собирались влиятельные люди из одесского воровского мира, в тот же день поменял место пребывания. А облава, действительно нагрянувшая через несколько дней, вломилась в обыкновенную квартиру, к тому же нетопленую. И хозяев не застала.

Предстояло, конечно, выяснять, по чьей наводке немцы засекли этот адрес. Если бы обычный обыск — то были бы румыны, и безо всяких машин. А тут было дело нешуточное, да и день совпадал не случайно. Могли бы немцы одним махом накрыть цвет бандитской Одессы за крупной, заранее договоренной игрой, игрой-событием, что бывает не каждый день и на которую съезжаются гости из других градов и весей.

Так что дядя Паша пригласил Свету к себе домой, на Садиковскую улицу. Это была очень скромная квартирка: облезлые обои, слоники на пыльной этажерке, недостающее стекло в окне заменено фанеркой… всё, как у людей. А Света-то думала, что она попадет чуть ли не в пещеру Аладдина!

Зато угощал дядя Паша по-царски: кофе с молоком и настоящим сахаром, и настоящие пирожные с кремом, Света такие видела через витрину в шикарном кафе "Артистик". И он смеялся и балагурил, а после кофе усадил Свету на кушетку, как принцессу, и кинул ей клетчатый плед на колени: в квартире было холодновато. Света водила пальцем по цветочным завитушкам ковра, застилавшего кушетку (очень нежный, чуть скользкий ворс был у этого ковра) и чуяла, что придется ей ещё раз объяснять этот свой странный сон.

Так что, услышав первый же окольный подход к этой теме, она в отчаянии вцепилась в скользкие цветы и, стараясь смотреть дяде Паше в глаза, ушла в оборону, пока он ничего не успел спросить:

— Дядя Паша, ну что я могу сделать, если мне такое наснилась? У меня бывает, что я вижу всякие вещи… и не знаю, откуда. Я и не говорю никому, кто мне поверит… А вам сказала, потому что так страшно было: всё, как настоящее, и дождь, и машины мокрые, и всё, и они вас тащат, а у вас голова мотается… Так вы тогда поверили, а теперь вот опять не верите… ну что я могу? Если б я врала, то сказала бы, что слышала где-нибудь за ту облаву…

У неё были слезы в голосе, но взгляд она не отводила, и этот взгляд умолял дядю Пашу не рушить её любовь и доверие, не обижать её, не выпытывать, чего она сама не знает.

Приходилось дяде Паше поверить в мистику и чудеса, потому что он видел: не врет девчонка. Она рассказывала сон, как рассказывают немой фильм ребята её возраста. Передавала бы чьи-то слова — иначе бы говорила. И тогда, рассказывая сон в первый раз, она упоминала про дождь, а дождь действительно шёл во время облавы. Про это-то кто заранее мог знать? Странное, конечно, дело, но других источников информации у малой явно нет. А и хорошо, что нет.

— Доця, да ты не дёргайся, думаешь, дядя Паша не знает, кто врёт, а кто нет? На три метра под землей, будь спок. И ты молодец, что всё рассказала. Крепко дяде Паше помогла в одном деле. Еще чего увидишь — говори, не стесняйся. Мы ж свои люди, а, вундеркинда?

Он приобнял её, и Свете сразу стало хорошо и спокойно под его рукой, в запахе его одеколона. Она прижалась к нему, как котёнок. Тощенький такой котёнок — подросток, с царапучими коготками, хлебнувший уже уличной жизни и людской несправедливости.

Что ж, думал дядя Паша, бывают же дети с необыкновенными способностями. Кто на скрипке играет, кто в шахматы. А один карапуз, он сам видел, ещё ходить не умел, ещё лапки были в перетяжечках — а плавал, как лягушонок. Все тогда на пляже балдели: такое малое, а плавает! Так, если вспомнить, чем они тогда с Андрейкой занимались, и за что по неопытности зачалились в тюрягу перед революцией — что такого странного, если у Андрейкиной доци был сон насчет облавы! Вырастет — цены ей не будет, если такое чутьё сохранится. А только способности надо развивать.

— А ты правда умеешь карту чувствовать? — спросил он с точно дозированным оттенком сомнения.

— Ну, иногда, — мурлыкнула разнеженная Света, вызова ещё не улавливая.

— А давай попробуем! — поддал дядя Паша азарта в голос.

— Вот я раскину колоду, и если ты найдешь бубнового туза — проси, что хочешь. А не найдешь — три щелбана, годится?

Ловко, почти не двигая пальцами, он раскидал колоду по кушетке кверху рубашками.

— Ну, помазали? Только держись, щелбаны у меня крепкие!

Опять Света ощутила ознобчик и страсть именно к этой карте, тузу бубновому, единственному нужному ей. А весь прочий свет со всеми вещами вроде как свернулся в трубочку и больше ей не мешал. Она поводила над картами худенькими пальчиками. Ногти, заметил дядя Паша, постричь бы не мешало. Или хоть почистить. Эх, девка без матери! Тётка, какая ни есть, разве доглядит?

Она цопнула карту и протянула ему. Посмотрел дядя Паша и только крякнул.

— Ну, ты даешь! Я ж всегда говорил — вундеркинда! Так проси, чего хочешь!

— Тогда пушку, — скромно ответила Света.

— Какую пушку? — удивился дядя Паша.

— Лучше парабеллум.

И посмотрела ясными зелеными глазами "приличной девочки".

Дядя Паша крепко потер затылок. А сам, дурень, виноват: разве можно с такой деткой спорить "на американку"? Вот, сидит, зелье этакое, реснички опустила, губки бантиком, шейка, как у умирающего лебедя. Парабеллум ей… А задрать юбчонку да по попе?

Тут он вдруг поймал себя на мысли, что неплохо было бы таки задрать ей юбчонку, и он тормознувшись на разлете, искоса посмотрел ещё раз: кто ж это, к бесовой маме, такое? Или оно дитёнок, или оно уже выросло грешные мысли вызывать?

— Тебе, доця, сколько лет?

— Тринадцать, четырнадцатый, — без промедления последовал ответ.

— Та-ак…

В оккупированном городе иди знай, у кого могут ещё появиться грешные мысли. Ишь, головку держит пряменько, с норовом… Ещё сама не знает. Или знает? Пока бегала в пацанах — ей было не опасно. Ну, не опаснее, чем прочим: кто на пацанов смотрит? Эх, повременила бы подрастать, в такое-то время! А дядя Паша не всегда же рядом… Пёс, конечное дело, деловой: за хозяйку глотку перервёт и болты поотгрызает. А если тот будет при оружии?

— Ладно, доця, будет тебе пушка. Только обещай: на самый крайний случай… Ну, если уже убьют иначе, или это… ну…

Чёрт побери, вот задача — быть девке за отца: как таким писюхам такое объясняют? Но она, кажется, поняла. Тоже покраснела.

Дядя Паша дал ей тяжелющий плотный пакет, перевязанный верёвочкой.

— Это тебе за тот сон. Дома откроешь, успеется. Только одна открывай, а там тётя не тётя — как сама захочешь. И иди до дому, потом увидимся. Мне сейчас дело есть. А если за тобой такой дядя будет идти в сером пальто, так ты не трепыхайся, он досмотрит, чтоб ты дошла спокойненько, всё до дому донесла. А то ж я тебе без цуцыка твоего сказал придти сегодня.