Наследники по прямой.Трилогия

– Это же ерунда всё, – тихо сказал Гурьев. – Особенно теперь.

– А тебе что за дело?!

– А мне всё это так в глаза лезет, дядь Лёш, – Гурьев вздохнул. – Я отвожу, отвожу, а оно – лезет и лезет, проклятое.

– Тяжело тебе живётся, Яков Кириллыч, – криво усмехнулся старик. – Тыто чего не остепенишься?

– Беда в том, дядь Лёш, – те, кто за нами бегают, нам сто лет не нужны. А те, без кого мы дышать не можем, в нашу сторону и не смотрят.

– Это кто ж такая, что в твою сторону не смотрит?! – удивился Кошёлкин. – Королева, что ли?!

– Почти угадал ты, дядь Лёш, – восково улыбнулся Гурьев. – Вот видишь, какие мы с тобой, – братья по несчастью, можно сказать. Так что давай друг за друга держаться. Авось удержимся, спина к спине, отобьёмся. А?

– Давай, излагай своё дело, учитель, – усмешка тронула тонкие губы Кошёлкина. – Раз пошла такая пьянка.

– Не знаешь ты, что за шпана тут куролесит?

– Шпана?! – безмерно удивился Кошёлкин. – Какая шпана?!

Гурьев обрисовал сюжет – коротко, в несколько предложений.

– Вон как, – Кошёлкин поскрёб переносицу. – Я тебе так скажу, сынок. Это – ерунда какаято. По описанию твоему – Свинцов это, с сявками своими. А Свинцов – он у Ферзя на коротком поводке. Таком коротком, что без Ферзя шагу ступить не рискнёт. Понимаешь?

– А кто это ещё такой?!

– Неужто не слыхал?!

– Не слыхал, – покаянно вздохнул Гурьев. – Откуда мне в таких мелких делах разбираться, дядь Лёш? Ты же сам сказал – высоко.

– Контрабанда это. Серьёзная. А Чердынцев – видать, здорово ему дорожку перешёл. Про негото ты точно слыхал.

О, да, подумал Гурьев. Про него – более, чем достаточно.

– И что?

– Эх. Что?! Ферзь это, вот что. Без меня завелась тут эта падаль.

– При тебе не завелась бы, – не то спросил, не то констатировал Гурьев.

– Отож, – Кошёлкин кивнул утвердительно. – Послушайка, сынок. А можно, я тебя спрошу коечто?

– Конечно, дядь Лёш.

– А ведь тебе этот Ферзь – на один зуб. Скажешь, нет?

– Знаешь, дядь Лёш, – задумчиво проговорил Гурьев. – Я тебе так вот попробую объяснить. У строителей пирамид была такая интересная привычка – ловушки для будущих гробокопателей оставлять. Ну, например: поставят тумбочку посередине хода, а на тумбочке – золотая фигурка с полпудика весом. Стоит он, весь из себя такой, прямо в руки так и просится, – бери, не хочу. Ты его хвать – а он, оказывается, на педальке хитрой стоял. Отпустил воришка педальку – и поехали из стен жернова, да и осталось от нашего воришки одно мокрое место. Вот этот Ферзь, сдаётся мне, и есть такая фигурка. Даже имечко – вполне.

– Ишь, чего навыдумывали, поганцы, – усмехнулся Кошёлкин. – И на кого же такой капкан поставлен? Не на тебя ли?

– Не именно на меня. Но стоит – и часа своего дожидается. Так, вообще.

– И как же народ умудрялся пирамидыто обчищать? Ведь умудрялся? А?

– Так ведь голь – она на выдумки хитра, дядь Лёш. Есть несколько трюков. Например, придержать площадкупедальку рукой. Или – золотую фигурку убрать, свинцовую – поставить. Раз – раз.

– Так это ж заранее надо знать – и куда ставить, и свинца сколько взвесить. Нет?

– Да, – согласился Гурьев и улыбнулся. – А ты мне на что, дядь Лёш?

– Ишь, какой. Понятно.

– Это хорошо, что понятно.

– Понятно, понятно. Ну, видимо, придётся вспомнить мне молодые годы. Посиди, – бросил он Гурьеву и вышел.

Снова появился Кошёлкин через несколько минут – собранный, одетый в габардиновый костюм, в мягких парусиновых туфлях, косоворотке. Сев за стол, спросил:

– Оружието есть у тебя, Яков Кириллыч?

– А у тебя, дядь Лёш?

Кошёлкин достал «Браунинг № 2», подтолкнул Гурьеву. Гурьев улыбнулся едва заметно, под удивлённо взлетевшими бровями Кошёлкина разобрал пистолет, посмотрел в ствол через казённик, собрал, вставил обойму и толкнул «Браунинг» обратно Кошёлкину:

– Если бы ты знал, дядь Лёш, как я рад, что ты есть. А не страшно ствол в доме держать, по нынешнимто временам?

– Я своё отбоялся, – пригладил седины Кошёлкин. – Бери, если надо. Я обойдусь.

– Нет. Это я обойдусь. Довольно легко обойдусь, дядь Лёш. Не сомневайся.

– Ты героято из себя не строй, – сыщик насупился. – Ферзь – это тебе не босота какая, это серьёзно.

– А ты самто, дядь Лёш, – среагировать успеешь?

Кошёлкин опять его обрадовал, – да так, что Гурьев не счёл нужным сдержать улыбки, глядя в чёрный бездонный зрачок ствола: скорость, с которой сыщик управился с пистолетом, сделала бы честь любому из оперативников угрозыска раза в три помоложе Кошёлкина. Гурьев отвёл ладонью ствол оружия:

– Ух, дядь Лёш. Здорово.

– Такто, – торжествующе проворчал Кошёлкин, пряча «Браунинг». – А ты думал, я всё пропил уже? Может, возьмёшь всётаки? Молодой ты, жить тебе ещё да жить, а Ферзь – это тебе не шпана подзаборная.

– Ну, ладно, ладно, дядь Лёш, – примирительно сказал Гурьев. – Раз уж ты так настаиваешь.

Кошёлкин не выдержал – отпрянул, и отвёл взгляд от ствола, что уставился ему в лицо из руки Гурьева. И по тому, как поплыли у сыщика глаза, как задёргались мелкомелко нижние веки, понял Гурьев, что скорость его старик совершенно правильно оценил. Не знанием – чутьём. Гурьев кивнул, подтверждая. И протянул оружие Кошёлкину, – теперь рукояткой вперёд:

– Извини, дядь Лёш.

Кошёлкин взял пистолет осторожно, словно это была граната с выдернутой чекой. Осмотрел внимательно, со всех сторон, пожевал губами задумчиво. Очень задумчиво. Очень.

Возвращая Гурьеву оружие, сыщик вздохнул:

– Значит, всё ж таки правильно я угадал. Не должно тебя быть. А уж ствола такого – так и вовсе.

– Ты, в общем, правильно угадал, дядь Лёш, – кивнул Гурьев, убирая пистолет в кобуру скрытого ношения за поясом. – Ну, почти правильно.