Наследники предтеч. Выживание

— Верю, — сказал Кесарь, хотя скептическая улыбка показывала обратное. — Но не везде легко сохранить свои вещи, если о них узнают другие люди.

— Согласен, — кивнул Илья.

Глубоко в душе шевельнулось чувство вины. Как отреагирует тот же Сева, если узнает, что я владею не только ножом и кольцом и выдаю остальные вещи за бесполезные побрякушки? Ведь они так и не в курсе даже о том, что мой нож обладает необычными свойствами. Тяжело вздохнув, помешала кипящую траву. Впрочем, несмотря ни на что, своими секретами я делиться не собираюсь и очень надеюсь, что они так и останутся в тайне.

Через пару минут анестезия (оказавшаяся общей, а не местной) подействовала, и Росс приступил к работе. На сей раз операция гораздо больше напоминала именно операцию, а не работу палача. За счёт лучшей подготовки содержимое кишечника да и вообще практически всю грязь удалось не размазать по плоту, а собрать в ведро. У Кесаря так же, как и у Таля, причиной непроходимости оказались гельминты, причём, судя по всему, того же самого вида. Промыв и зашив рану, мы засыпали пациента мягкими листьями. Уборку добровольно взяли на себя учёные, не принимавшие участия в операции, во главе с Детом. Единственным проявившим недовольство оказался Маркус, который всё время, пока остальные чистили плот, занимался ведром.

— Конечно, никто и не подумал, когда сюда говно сливал, что мы в нем еду готовим, — недовольно бурчал брезгливый физик, по десятому разу промывая уже и без того чистую ёмкость.

На закате пациент очнулся. Судя по всему, операцию он перенёс гораздо лучше Таля — по крайней мере, повышения температуры мы не заметили. Уже на следующий день он, хотя и не вставал, но вел себя довольно активно и принимал участие в разговорах. Хотя вполне возможно, что большей частью хорошее самочувствие было следствием регулярного принятия обезболивающего.

116–118-е сутки. Река — джунгли

Чуть больше, чем через сутки после операции, Кесарь почувствовал себя неважно. Рана воспалилась не так сильно, как у Таля, но цитадельского залихорадило, и поднялась высокая температура. К утру следующего дня он впал в болезненное забытье, метался по постели, стонал и бредил. Мы принимали все возможные меры, но улучшения пока не наблюдалось.

Красный мох всё ещё продолжал пылить карминовыми спорами, хотя уже менее интенсивно, чем вначале, но и этого хватало, чтобы все люди стали почти одинаковыми: не белыми, жёлтыми, коричневыми, чёрными или зелёными, а ярко-красными. Споры мха удивительно хорошо прилипали, как только на теле появлялся малейший пот, и очень трудно смывались, оставляя в лучшем случае сильный красный оттенок на коже. Большинство народа не волновало такое положение, и лишь цитадельские всеми силами боролись с нестандартной косметикой, причём, к моему удивлению, достаточно успешно.

Сидя на краю плота, я напряжённо прислушивалась к собственным ощущениям. После второй операции шевеление внутри живота вызывало особенное беспокойство. Да и сам живот как будто немного подрос. Несильно, с больными и не сравнить, но всё же. Я тщательно прощупала подозрительную область, и плоть несколько раз толкнулась в ладонь. Каждый раз, когда это случалось, возникало подозрение, что причина отнюдь не только в глистах, и каждый раз я старательно убеждала себя, что только в них. Но день ото дня такое самовнушение давалось всё труднее — уж слишком напоминали нынешние ощущение уже знакомые… незадолго до прошлых родов.

— Пихается? — спросила Надя, усаживаясь рядом.

Я вздрогнула и посмотрела на неё: слишком уж хорошо её вопрос сочетался с моими собственными мыслями. Она улыбалась спокойной и мечтательной улыбкой, которая почти не сходила с её лица едва ли не всю последнюю неделю. Мой взгляд невольно притянулся к животу подруги, выступающему, как у земной женщины на седьмом месяце.

— На что намекаешь? — на всякий случай уточнила я.

— На ребёнка.

— С чего ты взяла?

— Да ты немного округлилась, по женскому типу.

После Надиных слов собственные сомнения окончательно развеялись. Если два человека независимо друг от друга подозревают одно и то же…

— Но ведь детей без отца не бывает, — почти жалобно возразила я. А память коварно подсовывала способы размножения с помощью партеногенеза: тли, некоторые рыбы, даже у пресмыкающихся, кажется, иногда встречается что-то такое…

— Ты точно знаешь, что без отца?

Я уже собиралась уверенно кивнуть, но внезапная мысль заставила похолодеть. Есть временной отрезок, который я почти не помню, и если… Примерно сутки, проведённые в безумии после родов. Но ведь я же не могла тогда… Организму надо было хотя бы оправиться от стресса… Нет, вряд ли… Хотя… И коварная память снова подсунула воспоминание: почти сразу, как я поправилась, то нашла в лесу труп сородича. А что если я его не просто так нашла, а у нас до этого ещё что-то было? Или хуже того, я его сначала изнасиловала, а потом загрызла?

Представив такую фантастическую картину, я нервно засмеялась. Бред. Вон, тот же Марк только ростом превышает меня в полтора раза, а уж насколько сильнее и не сравнить. Нет, если у нас что и было, то не смертоубийство точно. В конце концов, презумпцию невиновности никто не отменял! Очень маловероятно, что я бы справилась с мужчиной. И не стоит взваливать на себя лишние подозрения, это ничем хорошим не кончится.

Но допустим, у нас всё же был секс. Тогда… Сколько длилась первая беременность? Пятьдесят восемь дней. И если мой ребёнок действительно от пепельноволосого, то родить я должна меньше, чем через неделю! А что живот не сильно вырос, так ведь и в прошлый раз он не особенно выпирал. Впрочем, сроки остаются теми же, даже если отцом ребёнка является какой-нибудь пробегавший мимо тролль. Последняя мысль сильно подпортила настроение. Хотя нет, не стоит об этом думать. Лучше считать, что отец ребёнка — пепельноволосый. А там посмотрим.

— Ну почти, — задумчиво кивнула я, заметив, что Надя всё ещё ожидает ответ.

Значит, скорее всего, ребёнок появится в течении ближайшей недели — ну, пусть, десяти дней. Забравшись в свою комнату, я погрузилась в серьёзные думы. Народ на плоту у меня агрессии уже не вызывал, по крайней мере, учёные. Непрошеные гости, если честно, сильно раздражали, но каждый раз, когда я чувствовала что-то подозрительное, спешила уединиться в комнатке, и ярость потихоньку отпускала — к счастью, пока она ни разу не пересекла черту, за которой я теряла над собой контроль. Но кто сказал, что и дальше в этом будет сопутствовать удача? Вполне вероятно, что после родов я стану ещё более агрессивной, и уединение в отдельном помещении окажется недостаточным. Что же делать?

Конечно, в худшем случае можно отсоединиться и покинуть как учёных, так и караван вообще. Но почему-то этот вариант мне не нравился. А если не уйду, кто знает, чем закончится дело? Вот так всегда: с одной стороны, радость, а с другой — новые проблемы. Поразмыслив, я решила, что рожать на плоту однозначно не стоит… А вот потом, если всё пройдет нормально, можно попробовать вернуться. Надеюсь, что смогу сориентироваться раньше, чем какое-нибудь невменяемое состояние захватит рассудок с полной силой. В конце концов, вон сколько чужаков на нашем плоту, а я пока держусь! Так что примем минимальные меры и будем надеяться на лучшее.

На остановке мы, как и в прошлый раз, не только удовлетворяли насущные потребности в виде сбора продуктов питания и хвороста, но также продолжили пополнять запасы коры и делать опрос. Направившись к одному из плотов, народ с которого я собиралась анкетировать, с удивлением обнаружила Свинтуса и невольно остановилась, так и не дойдя до цели. Со старым знакомым встречаться не хотелось. Хотя если посмотреть правде в глаза, лично я от него не пострадала. Встряхнув головой и интенсивно почесавшись, размазав карминовую пыль по коже, я решительно направилась к бывшему лидеру.