Наследство Лэндоверов

Спать я почти не могла. Дни летели один за другим незаметно. Все время я проводила у постели кузины Мэри, полагая, что ей от этого лучше. Временами она стала приходить в сознание. Я хотела быть рядом всякий раз, когда это случалось.

Со мной часто находился Поль. Он держал меня за руку и шептал слова утешения. Вместе с тем он не делал попыток скрыть от меня серьезность травм, полученные кузиной Мэри. А мне хотелось знать всю правду, какой бы тяжелой она ни оказалась.

Поль вызвался присутствовать при моем разговоре с врачом. Именно он настоял:

— Доктор, прошу вас быть откровенным с мисс Трессидор. Она должна знать истинное положение дел.

Доктор сказал на это:

— Прежней она уже никогда не будет. Травмы множественные и достаточно серьезные, это мне ясно уже сейчас. Сомневаюсь, что она теперь когда-либо встанет на ноги. Ей потребуется постоянная сиделка.

— Я буду ухаживать за ней, — заявила я.

— Это, конечно, похвально, но вам понадобится помощник. Мне, видимо, придется выписать вам квалифицированную сестру милосердия.

— Вы сделаете это только в том случае, если я пойму, что одна не справлюсь. Но дайте мне попробовать. Я уверена, что она предпочтет видеть рядом меня, чем чужого человека. — После некоторых колебаний доктор согласился с этим. — И еще, — продолжала я, — ей будет лучше находиться в собственном доме. Мы благодарны мистеру Лэндоверу за его гостеприимство, но…

— Все это правильно, — перебил меня доктор Инглби. — Но пусть она все же полежит здесь еще несколько дней. Возможно, через неделю ее уже можно будет перенести в Трессидор. Впрочем, посмотрим.

А Поль в свою очередь сказал:

— Вы должны оставаться здесь до тех пор, пока в этом не отпадет необходимость. И не спорьте.

— Поживем — увидим, — подвел итог доктор.

И мы принялись ждать. К моей великой радости, по прошествии еще двух дней кузина Мэри уже начала понемногу говорить. Ей захотелось узнать, что произошло.

— Помню только, как Цезарь понес…

— На дороге лежало поваленное дерево.

— Теперь вспоминаю… Я заметила его слишком поздно.

— Вам нельзя много говорить, кузина Мэри. Это вас утомляет.

Но она уже не могла молчать.

— Значит, мы в Лэндовере?

— Я увидела на дороге Поля, и он помог мне. Скоро мы будем дома.

Она улыбнулась.

— Как хорошо, что ты рядом, Кэролайн.

— Я останусь в этом доме… рядом с вами до тех пор, пока вы не поправитесь.

Она снова улыбнулась и закрыла глаза.

В тот день я была почти счастлива. «Она поправится», — без конца повторяла я про себя как заклинание.

Вечером я написала письмо Оливии:

«Милая Оливия!

Случилась беда. С кузиной Мэри произошел несчастный случай. Она упала с лошади и очень серьезно пострадала. Я должна быть с ней. Трогаться с места пока не смогу. Это значит, что моя поездка откладывается. Уверена, ты пой-

мешь меня.

Мне очень хотелось поскорее повидаться с тобой, но ты меня должна понять. Сейчас кузина Мэри нуждается во мне. Она очень плоха, а мое присутствие действует на нее успокаивающе. Так что… с поездкой придется немного подождать. А пока пиши мне. Почаще. Расскажи мне то, о чем ты хотела со мной поделиться, в письме…»

Потом я описала ей, как все случилось с кузиной Мэри, рассказала, что мы пока живем в Лэндовере и почему.

Тревога за кузину Мэри не до конца вытеснила тревогу за сестру, ибо, несмотря на все последние события, я не забывала о том ее письме.

На протяжении следующих нескольких дней самочувствие кузины Мэри улучшалось… К ней вернулось присутствие духа. Она стала ощущать некоторую боль, которую доктор был склонен объяснить повреждением позвоночника. Он сказал, что, пожалуй, кузина Мэри восстановится полностью, только вот… ходить уже не сможет.

Кузина Мэри была очень мужественной женщиной, но я боялась за нее. Что станет с ней позже, когда она до конца осознает, что активной жизни пришел конец, что теперь до конца своих дней она будет полностью зависеть от других людей?.. Мне было страшно даже задумываться над этим.

А пока я не могла не чувствовать, какая атмосфера царила в этом доме, который напоминал мне котел, поставленный на огонь, в котором все шумит, кипит и вотвот готово выплеснуться.

Со временем я поняла, что мое присутствие мало помогает разрядить обстановку. Я знала, что чувствует по отношению ко мне Поль, и была уверена в том, что с каждым днем это становится все более очевидным для Гвенни. У меня было странное ощущение, будто стены дома смыкаются вокруг меня, крепко держат, по-своему очаровывают и заявляют на меня свои права.

Время от времени я встречалась с Джулианом. Он был просто счастлив, когда я приходила пожелать ему спокойной ночи. Я читала ему рассказы из книги, подаренной мной на Рождество. Он жадно следил за моими губами, произносившими слова, и порой даже повторял их вместе со мной.

Иногда мы встречались на прогулках, и я играла с ним.

Гвенни сказала как-то:

— Ты сильно сдружилась с моим сыном.

— О, да, — ответила я. — Очаровательный мальчик! Ты, наверное, гордишься им.

— В нем мало что есть от Аркрайтов. Вылитый Лэндовер.

— По-моему, в нем сочетаются черты обоих родителей.

Она хмыкнула. Мне снова вспомнились мои прежние размышления об отношении родителей к своему ребенку. Джулиан был для нее своего рода выгодным приобретением. Но она не могла относиться к нему с той теплотой, с какой относилась к дому.

— Па его очень любил, — проговорила она.

— Бедный Джулиан! Должно быть, ему очень не хватает деда.

Мне было приятно сознавать, что хоть кто-то из всей этой семьи относился к малышу неравнодушно.

— Он продолжатель рода, — сказала Гвенни. — Таково его основное предназначение.

Разговор был мне неприятен. Мне казалось, что Гвенни догадывается об этом, и именно поэтому с такой настойчивостью продолжает его. Она умела быть злой.

— Ты не станешь возражать, если я буду продолжать видеться с Джулианом? — спросила я.

— Господи, нет, конечно! Проводи с ним столько времени, сколько тебе захочется. И вообще чувствуй себя, как дома.

Гвенни лукаво посмотрела на меня. Догадывалась ли она о том, как я привязалась к ее сыну? Догадывалась ли она о том, что, глядя на него, я всегда начинала думать о том, что и у меня мог бы быть ребенок… такой же, как Джулиан… темноволосый, с глубоко посаженными глазами… Лэндовер… Чувствовала ли она мою тоску по собственным детям?