Наследство Пенмаров
Шрифт:
— Ну, может быть, — я замолчала. Слезы опять защипали глаза: — Ради детей…
— Никоим образом не ради детей, — грубо сказал он, позабыв о спокойствии и терпении. — Им бывает лучше, когда родители разъезжаются, чем с родителями, которые живут вместе только ради них, я знаю, о чем говорю! Нет, я хочу примирения потому, что ты нужна мне, а если ты хочешь примирения, но я тебе не нужен, то, думаю, нам лучше жить раздельно.
— Ты мне нужен. — Голос дрожал больше, чем прежде. Сердце разрывалось. — Нужен, нужен, нужен… — Очертания комнаты расплылись, я закрыла глаза от боли, он обнял меня и поцеловал в губы.
Мы помирились. Инцидент был исчерпан. Я отсрочила свое Завтра, но с того дня я всегда чувствовала, что взяла время в кредит, чувствовала, что уже никогда не смогу полностью доверять Марку.
Глава 6
…Он
Старший сын короля достиг того возраста, когда приходит время начинать учиться в школе.
Не исключено, что они поссорились из-за образования детей…
Несколько месяцев о миссис Парриш не было сказано ни слова. Марк решил, что ей следует переехать в Труро, на много миль дальше, и, хотя он ездил в тот городок, чтобы подыскать дом, по возвращении не сказал о поездке ни слова. В предновогодние дни, как-то раз вечером, мне удалось непринужденно произнести:
— Должно быть, миссис Парриш уже родила.
Но он ответил только:
— Да, к несчастью, еще одного мальчика, — но таким резким тоном, что я более не решилась задавать вопросы.
Рождество было богато событиями. Казалось, все ровесники Марка либо женились, либо делали предложения, и балам и вечеринкам не было конца. Роджер Уеймарк уже был женат, Рассел Сент-Энедок был помолвлен, а Джастин Карнфорт влюбился в хорошенькую пустоголовую дебютанточку светского салона и говорил, что женится весной. Джудит Карнфорт потеряла благосклонность общества, выйдя замуж за банкира, но ведь бедняжка со своей внешностью не могла рассчитывать на более подходящую пару, а поскольку ей было уже сильно за двадцать, мне кажется, она думала, что любой брак лучше, чем судьба старой девы. Другой потенциальной старой девой, тоже уже за двадцать, была Кларисса Пенмар, хотя она была настолько привлекательна, что вряд ли заслуживала участи старой девы, потому что могла бы выйти замуж в любой момент, стоило ей только пожелать. После покупки нашего старого дома, фермы Деверол, она мало жила там, деля свой досуг между Лондоном и континентом, при этом путешествуя со свободой, неслыханной для незамужней дамы. Но она была совершеннолетней, у нее не было опекунов и были деньги, чтобы поступать так, как ей заблагорассудится. Ее состояние, унаследованное от приемного отца Жиля Пенмара, безусловно, подталкивало ее держаться за свою независимость; должно быть, Жиль, давая ей соблазнительное приданое, хотел, чтобы поклонники закрыли глаза на ее сомнительную репутацию, но Кларисса не подвергала анализу причину его щедрости и развлекалась с поклонниками на безопасном расстоянии от алтаря. Сэр Джеймс и леди Карнфорт, которые всегда были очень строги, перестали принимать ее в Карнфорт-Холле, но Кларисса едва ли была тем человеком, кто стал бы расстраиваться из-за недоброжелательности местной аристократии.
Осенью 1895 года, вскоре после того как я обнаружила неверность Марка, она вернулась в Морву и поселилась там, словно великолепная бабочка, устроившаяся отдохнуть в тени, чтобы потом воспрянуть и снова порхать на солнышке среди экзотических цветов. Барнуэллы пригласили ее в Зиллан посмотреть на племянницу Элис, дочь ее брата Гарри, и в ответ она пригласила их на обед на ферму Деверол, но кроме Барнуэллов она ни с кем не виделась, поэтому трудно было понять, чем она занимается, чтобы убить время.
— Думаю, у нее роман, — прокомментировал Марк с присущей ему резкостью суждений, и хотя я сомневалась в правоте этого суждения, вскоре я убедилась, что это правда.
Правду я обнаружила — подумать только! — на своей собственной любимой ферме Рослин. Закончилась пятилетняя аренда Джареда, и, воспользовавшись возможностью посетить дом, который я когда-то так любила, я убедила Марка позволить мне вернуться туда под предлогом осмотра собственности, перед тем как заключить новый арендный договор. Конечно, одной мне отправляться туда было не позволено; Марк наотрез отказался возвращаться в дом, но попросил Майкла, как семейного юриста, сопровождать меня и обсудить детали нового договора с Джаредом. Поэтому вскоре после новогодних праздников мы с Майклом
в карете, принадлежащей поместью Пенмаррик, отправились на ферму Рослин. Поскольку я взяла на себя полную ответственность за то, что выудила у него в тот день в Пензансе имя и адрес миссис Парриш, у нас с ним не было взаимных обид, но, когда мы встречались, между нами возникала натянутость, которую невозможно было не учитывать. И все же по дороге на ферму Рослин мы обменивались какими-то ничего не значащими любезностями, притворяясь, что забыли о чудовищной сцене в его доме, пока наконец, к обоюдному облегчению, не прибыли на место, вышли из кареты и двинулись по тропинке к главному входу.О, как я любила этот дом! Я переступила порог, его мягкая атмосфера обволокла меня, и я сразу же почувствовала себя комфортно. Хныкали дети, на кухне творилась суета, но я ничего не замечала. Я была дома. Я прошла в гостиную, там стояла все та же солидная мебель, тот же самый стол, за которым я так часто сидела сначала с Лоренсом, а потом с Марком, тот же самый диван и ковер, на котором мы с Марком предавались любви, после того как я согласилась выйти за него замуж. Когда я подошла к окну и посмотрела на заросший палисадник, за которым я так заботливо ухаживала, годы каким-то волшебным образом улетучились, и я почувствовала себя так уютно, так спокойно.
— У Рослина ведь больше не было сыновей? — сказал Майкл, прислушиваясь к отдаленному детскому гомону. — Помнится, ваш первый муж оставил деньги и собственность маленькому Абелю, а после его смерти деньги и собственность вернулись к Рослину. Должно быть, его смерть была для него тяжелым ударом.
Я не ответила, потому что в этот момент в холле послышалась хозяйская поступь. Через секунду дверь распахнулась, и сам Джаред вошел в комнату.
Он хорошо выглядел. Ему было тридцать шесть, как и мне, и его лицо светилось здоровьем и благополучием. Он несколько погрузнел, но это ему шло; он был яркой иллюстрацией преуспевающего фермера и столпа рабочего сообщества, каким он теперь стал.
— Доброе утро, Джанна, — сказал он. Он не церемонился. Не было поклонов, и он не стал называть меня миссис Касталлак. — Доброе утро, мистер Винсент.
— Доброе утро, мистер Рослин.
Мы заговорили о деле. Вскоре, когда он позволил нам осмотреть ферму, я с интересом поняла, что, хотя дом был грязен и захламлен, сама ферма находилась в превосходном состоянии. Обращали на себя внимание новые постройки, новый скот, новая птица.
— Вы, должно быть, процветаете, — вежливо сказала я Джареду.
Наши взгляды встретились.
— Да, — сказал он.
Мы подписали новый договор аренды на пять лет, и вскоре его жена принесла вино, хотя и не осталась, чтобы выпить с нами.
— У вас прекрасная семья, мистер Рослин, — светским тоном сказал Майкл, когда дверь гостиной закрылась за ней. — Сколько у вас теперь детей?
— Выжили пять дочерей, — коротко сказал Джаред и добавил: — Не всем женам удается так удачно снабжать мужей сыновьями.
Я была настолько ошарашена, что ничего не сказала. Я могла предположить, что его враждебность примет форму кратких, резких слов, но враждебности в виде горького комплимента я не ждала. Неожиданно, когда наши взгляды на секунду встретились, я поняла его и подумала уже в который раз, как бы повернулась жизнь, если бы он был так же готов жениться на мне, как и его отец, когда мы впервые встретились вечность тому назад в Сент-Ивсе.
Я все еще пыталась придумать, что сказать, чтобы нарушить неловкое молчание, когда из палисадника послышался девичий смех, громкий и чистый, и звук шагов по каменным плитам. Мы все трое одновременно выглянули из окна; все трое увидели Клариссу Пенмар.
Ее волосы были распущены, и с темными глазами и оливковой кожей она походила не на леди, а на цыганку. Наряд ее был самым неприличным, настолько неприличным, что я не могла поверить своим глазам. Правда, велосипедный спорт был популярен уже несколько лет, правда, женщины часто развлекались катанием на велосипеде и нуждались в свободе движений, которой не мог обеспечить респектабельный наряд, но никогда прежде я не видела девушки, которая носила бы велосипедный костюм, не собираясь кататься на велосипеде. На Клариссе были брюки. «Бриджи» было бы более правильным словом, но что бы это ни было, это было чудовищно. На ней был еще пиджак мужского покроя из материала в тон, и чистые линии этого мужского наряда неприлично подчеркивали пышность ее тела. На ней даже не было шляпы; волосы были откинуты с лица и повязаны вульгарной красной лентой, а ветер развевал ее черные локоны. Она выглядела необузданно, экзотически и лишенной принципов.