Наследство Пенмаров

— Что! — Он скептически уставился на меня, а потом засмеялся. — Прости, правильно ли я тебя расслышал? Ты вправду сказал: «У папы нет любимчиков»? Губошлеп, как тебе удается пребывать в таком неведении, если нам стоило провести всего одну ночь в Алленгейте, чтобы понять, кто его драгоценный мальчик!

Но я только и смог выдавить из себя:

— Неправда. Это неправда.

— Это правда, черт тебя побери! Правда! — К этому времени он был так зол, что едва мог говорить. — Во имя всего святого, ты что думаешь, мы не заметили, что папа всегда разговаривает с тобой за обедом, сидит с тобой на террасе, в кабинете обсуждает историю? Ты что думаешь, Маркус никогда не волновался, что папа оставит все деньги по завещанию тебе? Ты что, не понимаешь, что из-за тебя Филип не приезжает в Пенмаррик? Тебе что, никогда не приходило в голову, что они не ладят не только потому, что для папы любовница оказалась важнее жены, но и потому, что ты для него важнее нас! Как, ты думаешь, мы себя чувствовали, когда нас всем скопом отправили в Алленгейт, в дом, где вы с Уильямом были маленькими хозяевами? Это было так, словно мы, а не вы были незаконнорожденными! Мы ненавидели вас! Всегда ненавидели! Мы и сейчас вас ненавидим! Мариана даже не хотела, чтобы вы присутствовали у нее на свадьбе, позоря нас на людях, да у нее выбора не было! Без толку было объяснять папе, что он не может пригласить своего любимого сыночка на свадьбу дочери. Но позволь мне вот что сказать: когда папа умрет, ты отсюда уберешься, и Уильям вместе с тобой. Нам вас, ублюдков, до конца жизни хватит, и мы вас выкинем отсюда при первой же возможности!

Мне удалось вставить:

— Если ты еще хоть раз назовешь меня ублюдком…

— Ублюдок, — повторил Хью и, как уличный мальчишка, сплюнул мне под ноги.

Я его ударил. Мы дрались до крови. Я был выше него, руки у меня были длиннее, но он был мускулист и вынослив. Мы дрались так яростно, что уже стали задыхаться от изнеможения, и остановились только, когда кто-то распахнул дверь и прервал нас.

Это был Уильям.

— Какого черта здесь делается? — удивленно спросил он. — Я услышал вашу возню из другого конца коридора!

Хью развернулся, ярость его ничуть не уменьшилась.

— Пошел ты… — грязно выругался он. — Пошли вы оба… ублюдки!

Глаза Уильяма расширились, а Хью пролетел мимо него и хлопнул ему в лицо дверью, закрывая ее за собой.

Я медленно опустился на кровать.

— Черт подери! — воскликнул опешивший Уильям. — Что происходит? Никогда не видел Хью таким злым! Что ты ему сказал? Что случилось? Объясни!

Но когда я смог наконец говорить, я произнес лишь:

— Я не поеду на свадьбу.

4

Мы с Уильямом проговорили два часа, но я не передумал.

— Я не поеду, — твердил я. — Мы там не нужны. Они все нас ненавидят, даже Мариана.

— Ерунда! — сказал Уильям. Он уже начинал злиться. — Хью врет, как всегда, и ты это знаешь. Он вышел из себя и напридумывал всяких глупостей. Это неправда.

— Мне все равно, что ты скажешь, — я не поеду!

— Папа разозлится!

— И пусть, — безразлично сказал я. — Но я в Лондон не поеду.

— Но на меня-то ты за что злишься? — с печальным изумлением спросил Уильям. — Ведь не я же затеял эту заваруху!

Но, конечно, я был зол и на него тоже. Я уже давно подозревал, что «кружка пива в дружеской компании» была не единственной целью его вечерних вылазок с Маркусом в ближайшие кабачки, но мне очень хотелось, чтобы это все-таки было именно так, и теперь, получив доказательства его вины, я чувствовал себя так, как будто меня предали. Я словно разделил его слабости и чувствовал себя виноватым и униженным, и ненавидел его за то, что он упал в моих глазах.

— Послушай, старина, — разумно рассуждал он, — тебе не обязательно надолго оставаться в Лондоне. Если ты приедешь на свадьбу и сразу после церемонии уедешь…

— Отстань от меня, — сердито отозвался я. — Незачем сотрясать воздух, потому что я не еду на свадьбу, и ни ты, ни кто-либо другой не заставит меня передумать.

Я сдержал слово. Все уехали в Лондон, а я остался в Пенмаррике. Я даже не ходил в церковь в Зиллане, опасаясь, что мистер Барнуэлл будет разочарован моим поведением, поэтому посещал службы в Сент-Джасте и проводил большую часть времени у себя в комнате или гуляя по пустоши. Тогда-то, предоставленный самому себе, я и начал писать. Поначалу я принялся было за проект, который предложил мне как-то раз папа, и стал писать автобиографию, но, конечно, был еще слишком молод, чтобы взглянуть на свою юность беспристрастно, поэтому убрал рукопись в ящик стола, где она и пролежала двадцать лет. Потом я попробовал писать стихи. Это мне понравилось больше. Долгие часы я сидел перед окном, смотрел на море и пытался уложить свои взволнованные мысли в безупречную словесную форму.

Я написал шесть стихотворений и дал им условное название «Деревенские размышления несчастного юноши», когда мое одиночество резко прервали. Через два дня после свадьбы папа вернулся домой один, без предупреждения и немедленно вызвал меня к себе в кабинет.

5

— Надеюсь, ты сможешь объяснить мне свой поступок, — с места в карьер начал он, — потому что лично я не смог объяснить его Мариане. Она была очень расстроена.

— Мне очень жаль, — сказал я, с трудом сглотнув. — Я и не думал, что она заметит мое отсутствие.

— Разумеется, она заметила! Надо признаться, что я считаю твой поступок невероятно эгоистичным. Я тебе много раз говорил, как мне хотелось бы, чтобы для Марианы этот день стал особенно счастливым, имея в виду, что всем нам придется чем-то пожертвовать, чтобы все прошло как можно лучше. — Он взял сигару и завозился с нею. — Конечно же, ситуация была непростая! Конечно же, ситуация была сложная! Уж не думаешь ли ты, что мне хотелось, чтобы вы с Уильямом остановились в городском доме? Я знал, что вам не понравится у Винсентов, но это было лучшее, что я мог придумать, и мне казалось, что ты достаточно разумен, чтобы понять и простить меня, хотя бы ради Марианы. Я знал, что, видя меня и жену на приеме, ты будешь чувствовать себя скованно, и тебе даже будет неприятно, но я надеялся, что у тебя достанет благородства, чтобы вынести это хотя бы один день! Но нет! Ты не потрудился этого сделать! Ты совсем не захотел мне помочь. Должен признаться, я очень в тебе разочарован.

Я смотрел в пол.

— Я сожалею.

— Ты думаешь, мне было легко помириться с женой на две недели? Ты думаешь, мне это было легко?

— Я…

— Так вот, не было. — Он сердито смотрел на сигару. — Это было чертовски тяжело. Если бы не Мариана… — Он замолк, чтобы закурить.

— Папа, мне очень жаль. Теперь я понимаю, что поступил как эгоист. Я был очень расстроен… я не думал… Мне стало известно, что Мариана не хочет видеть меня на свадьбе, ее смущал тот факт, что мы с Уильямом будем присутствовать…

— Кто такое сказал?

Я покраснел и покачал головой.

— Не скажу.

— Что ж, очень глупо с твоей стороны, что ты в это поверил! Могу добавить, что Мариана гораздо больше любит тебя и Уильяма, чем Филипа и Хью. И, конечно же, она больше любила вашу мать, чем свою. Разве ты этого не понимаешь?

Я, не отвечая, только опустил голову.

— А ты услышал эту идиотскую сплетню и сразу решил, что ты ей не нужен! Адриан, нельзя быть таким чувствительным! Сколько раз мне тебе это повторять? Тебе нужно стать жестче, иначе ты будешь очень страдать. Я особенно разочарован, потому что мне казалось, что за последний год ты почти преодолел свои проблемы. Ты ведь был счастлив здесь, не правда ли?

Я опять сглотнул, но сказать ничего не смог.

— Разве не был?

— Да, полагаю, что был. Но…

— Да?

— Папа, когда я поступлю в Оксфорд, можно, я буду проводить каникулы в городском доме? Или в самом Оксфорде? Я… я совсем не чувствую родства с Корнуоллом. Мне бы хотелось…

— Мы поговорим об этом, когда придет время. — Он сказал это так резко, что поначалу я подумал, что он сердится, но потом неожиданно понял, что ему больно.

— Папа, я не хотел…