Наставление в христианской вере, т.3

Когда мы учим, что вера должна быть твёрдой и непоколебимой, то не имеем в виду убеждённость, не подверженную никаким сомнениям, или стойкость, которую не одолевают никакие напасти. Мы, напротив, говорим, что верующие ведут непрестанную борьбу со своим собственным недоверием. Нам вовсе не следует полагать, что их совесть пребывает в нерушимом мире и покое, который не смутит ни одна буря. Однако, каковы бы ни были нападения, мы не допускаем, что верующие могут вдруг пасть или перестать доверять Божьей милости, в которую однажды твёрдо поверили.

'Синодальный перевод: «...если только начатую жизнь твёрдо сохраняем до конца». **В Синодальном переводе — «сердца».

Самый яркий и памятный пример веры Писание даёт нам в лице Давида, особенно если посмотреть на всю его жизнь. Однако и он часто сетует, до какой степени духу его недостаёт покоя, и молит, чтобы вера умиротворила его. Когда он упрекает свою душу за то, что она сверх меры тревожится и сомневается, разве это не гнев на собственное неверие? «Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога» (Пс 41/42:6; 42/43:5). И действительно, его испуг был явным признаком недоверия, словно он думал, что оставлен Богом. В другом месте Давид делает ещё более красноречивое признание: «В смятении моём я думал: "отвержен я от очей твоих"» (Пс 30/31:23). Ещё из одного места явствует, какую напряжённую внутреннюю борьбу ведёт он со своим смятением и тоской, так что даже вступает в прения о природе Бога: «Неужели Бог забыл миловать? Неужели во гневе затворил щедроты Свои?» (Пс 76/77:10) И прибавляет ещё более суровое суждение: «Я сказал: Он умерщвляет меня. Вот как переменилась десница Божья»*. Как и всякий отчаявшийся человек, Давид заявляет, что так оно и есть. Он не только признаёт, что охвачен сомнениями, но и что он подавлен и побеждён, и не оставляет себе никакой надежды, ибо Бог покинул его и рука Божья, от которой Давид привык получать помощь, теперь готова его уничтожить. И вот, он зовёт свою душу вновь обрести покой (Пс 114/115:7), потому что явно ощутил, что она мечется среди искушений.

И всё же вера чудесным образом укрепляет сердца верующих в потрясениях — подобно пальме, которая, преодолевая любые тяжести, не перестаёт расти ввысь, даже когда ей что-то мешает. Так и Давид, хотя и кажется, что он совершенно подавлен, овладевает собой и, обличая собственную слабость, не перестаёт взывать к Богу. Поэтому тот, кто в своих невзгодах, преодолевая слабость, делает усилие пребыть в вере и продвинуться в ней дальше, уже почти одержал победу. Об этом мы читаем в другом псалме: «Надейся на Господа, мужайся, и да укрепляется сердце твоё, надейся на Господа» (Пс 26/27:14). Давид признаётся в своей робости и, дважды повторяя призыв, свидетельствует, что подвергся множеству нападений. В то же время он не просто сокрушается над своими пороками, но и силится победить их.

2 690

Если его поведение в качестве доброго примера сравнить с поведением царя Ахаза, то мы увидим огромное различие. Этому лицемеру для избавления от охватившего его страха был послан пророк Исайя. Он приносит ему весть: «Наблюдай и будь спокоен; не страшись» (Ис 7:4). Но этот несчастный, охваченный сильным страхом (чуть раньше было сказано, что «всколебалось сердце его», как дрожат листья деревьев), даже получив обетование, не перестал трепетать. Вот воздаяние и наказание за неверие — дрожать и трепетать, и тот, кто не ищет в вере доступа к Богу, отпадает от неё и поддаётся искушению. Напротив, верующие, хотя и сгибаются под тяжёлой ношей и едва не падают с ног, получают силу, мужество и упорство выстоять, пусть даже ценой огромных усилий и жестокой борьбы. Сознавая свою немощь, они просят вместе с пророком: «Не отнимай совсем от уст моих слова истины» (Пс 118/119:43). Это означает, что верующие порой немеют, как будто их вера уже побеждена. И всё же они не отпадают, не поворачиваются к ней спиной, как совершенно потерявшиеся люди, а продолжают борьбу и пробуждаются от лености — чтобы по меньшей мере не впасть в глупость, обманывая самих себя.

\$. Чтобы лучше это понять, следует обратиться к различению духа и плоти, о котором мы вели речь в другом местеа и которое ярко проявляется в данном случае. Ибо сердце верующего остро чувствует, что оно, с одной стороны, наполнено радостью познания Божьей доброты, а с другой, горьким ощущением своего бедственного положения; оно успокаивается обетованиями Евангелия — и трепещет от сознания своего нечестия; оно радостно постигает жизнь — и мучается страхом смерти. Подобное раздвоение и есть причина несовершенства нашей веры, ибо в пределах этой жизни мы никогда не достигнем счастья очищения от всякого недоверия и полноты внутренней веры. Именно отсюда происходит та борьба, когда остающееся в нашей плоти недоверие восстаёт, чтобы унизить и ниспровергнуть веру.

Мне могут возразить: если в сердце верующего к убеждённости примешивается сомнение, то не возвращаемся ли мы к тому, что вера — это не ясное и твёрдое знание воли Бога, а лишь смутное и ненадёжное? На это я отвечаю: нет. Ибо, хотя нас и отвлекают всевозможные умствования и сомнения, это не значит, что они совершенно отделяют нас от веры. Если мы подвергаемся нападениям неверия, это не значит, что мы брошены в его бездну. Если колеблемся, это не значит, что претыкаемся. Ибо в конце борьбы вера всегда преодолевает трудности, при первом столкновении с которыми кажется, что она погибла.

^аКн. II, гл. II, 27; гл. III, 1.

\9. Итак, едва лишь самая малая, какую только можно вообразить, капля веры западает в нашу душу, как мы сразу начинаем созерцать лик благого и расположенного к нам Бога. Возможно, издалека, но с такой несомненностью, что твёрдо знаем: это никакой не обман. Затем, в той степени, в какой мы укрепляемся и продвигаемся вперёд (а нам надлежит усердствовать в этом)12, мы приближаемся к Богу и наше зрение становится более отчетливым. Далее, непрестанное усердие ведёт к познанию и узнаванию Его. Благодаря этому мы видим, что разум, озарённый знанием Бога, сначала был опутан крайним неведением, но мало-помалу оно устраняется. Тем не менее неведение или неясное зрение не препятствуют ему получить очевидное знание о воле Бога, что является первым и главным элементом веры. Это подобно тому, как заключённый в подземелье через высокое и узкое оконце видит лишь косой и слабый солнечный свет и увидит само солнце, только если выйдет на свободу. И всё же он не теряет уверенности в существовании яркого солнечного света и не перестаёт в какой-то степени пользоваться его благами. Так и мы, заключённые в темницу земного тела и со всех сторон окружённые тьмой, если обладаем хотя бы искоркой Божественного света, открывающего нам милость Бога, то тем самым уже достаточно просвещены, чтобы иметь твёрдую убеждённость.

20. И то и другое нам неоднократно показывает апостол. Говоря, что «мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем... видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (1 Кор 13:9, 12), он даёт понять, сколь малая часть Божественной мудрости уделена нам в этой жизни. Его слова не только свидетельствуют о том, что, пока мы трудимся под бременем плоти, наша вера несовершенна, но и убеждают, что по причине нашего несовершенства нам необходимо постоянное наставление в учении. В то же время предполагается, что мы в своём ничтожестве не можем постичь бесконечных вещей. Св. Павел говорит обо всей Церкви. Но нет среди нас ни одного, кто бы не чувствовал, что его невежество и грубость души являются огромным препятствием, мешающим продвигаться вперёд так быстро, как ему бы хотелось. Однако в другом месте апостол показывает, как велика уверенность, которую даёт нам одна мельчайшая капля веры, свидетельствуя, что через Евангелие мы открыто взираем на славу Божью и ничто не препятствует нам преображаться в тот же образ (2 Кор 3:18).

Неведение неизбежно приводит нас к сомнениям и страхам, тем более что наше сердце от природы склонно к неверию. К тому же существуют бесчисленные и многообразные искушения, время от времени жестоко нападающие на нас. Совесть, обременённая тяжестью грехов, то жалуется и стонет, то обвиняет самоё себя; иногда её поражают тайные уколы, иногда явные мучения. Поэтому и тогда, когда враждебные нам силы создают видимость Божьего гнева, и тогда, когда наша совесть сама отыскивает повод для него, неверие пользуется этим: оно нацеливает всё своё оружие на то, чтобы внушить, что Бог противостоит нам во гневе, дабы мы ни в чём не уповали на Него и боялись как смертельного врага.

21. Чтобы выдержать эти нападения, вера вооружается Словом Божьим. Когда её искушает предположение, будто Бог враждебен человеку, потому что огорчает его, она защищается уверенностью, что Он милосерд, даже когда огорчает; ибо насылаемые Им наказания проистекают более от любви, нежели от гнева. Сокрушаемая мыслью, что Бог как справедливый Судья наказывает всякое нечестие, она, как щитом, прикрывает себя уверенностью, что милость приготовлена для всякого грешника, если он обращается к Божьему милосердию. Таким образом верующая душа даже в тяжких мучениях преодолевает в конце концов все трудности и не допускает, чтобы у неё была отнята уверенность в Божьей милости. Более того, все осаждающие её сомнения обращаются в ещё большую уверенность.

Подобный опыт мы находим у святых. Когда они видели, что на них обрушивается мщение Бога, они не переставали обращать к Нему свои воздыхания; и даже когда им казалось, что Бог не внимает их мольбам, то всё равно продолжали призывать Его. Ибо для чего бы им было жаловаться Тому, от кого они не ожидали утешения? И что подвигло бы их на мольбу, если бы не надежда получить от Него помощь? Так и ученики, которых Иисус Христос упрекал за слабость веры, кричали, что погибают, и при этом молили Его о помощи (Мф 8:25). И в самом деле, порицая их за маловерие, Он не изгонял их из числа своих верных, чтобы поставить в один ряд с неверующими, а побуждал избавиться от этого порока.