Настоящая фантастика – 2012 (сборник)

Толик молчал. Он смотрел на свои руки и думал, зачем андроидам уникальные отпечатки пальцев и линии на ладонях. Раньше он никогда не задавался этим вопросом.

– Точно все в порядке? – спросил Джим.

– Все хорошо, правда.

Но дальнейший разговор о науке совершенно не клеился. Конечно, Джим заметил изменения в состоянии собеседника. Толик стал забывать английские слова, путаться в терминологии и, что самое главное, потерял всякий интерес к дискуссии о микроскопах и электронике. Джим сделал собственные выводы о состоянии Толика.

– Анатолий, какие-то мои слова вас сильно задели? Простите, я не хотел.

– Ничего, ничего, – повторял Толик.

Они распрощались минут через пять, когда в лабораторию снова зашел Виктор Михайлович, на этот раз один.

– Ну что, все обсудили?

– Конечно, – через силу улыбнулся Толик.

– Прекрасно. Пойдемте, Джим.

Переводчик остался с Гленном, но на простейшем бытовом уровне Виктор Михайлович мог без него обойтись.

Напоследок шеф оглянулся и сказал:

– Сам понимаешь, завтра чтобы у меня на столе лежал подробный отчет о вашей беседе и обо всем, что удалось выяснить.

Толик кивнул. Он думал о том, что только что общался с самым настоящим человеком. Тем самым, которому теоретически был запрещен доступ на Марс.

4

Толик мчался через коридоры станции к медицинскому отсеку. Две минуты назад его вызвали по интеркому и сказали, что с Максимом беда. И Максим готов общаться только с Толиком, никак иначе.

У дверей его встретил доктор Парнов, подтянутый, как и все остальные обитатели станции, в белом халате с маленькими красными серпом и молотом, вышитыми на кармане.

– Что с ним?

– Пытался покончить с собой. Говорить с психологом отказался. Только с вами, больше ни с кем.

Они шли по коридору.

– Попытайтесь его разговорить, Анатолий, – продолжал доктор. – Возможно, он что-либо вам скажет. Это первый подобный инцидент в истории станции, нельзя допустить рецидивов.

– Конечно, конечно, – кивал Толик.

В палате Максим лежал один. Белая кровать, белые стены, большой экран, интерактивная панель управления, доступ в сеть.

Толик присел на стул у кровати.

– Ты как? – спросил он.

Максим улыбнулся и приподнял руку. Запястье было перебинтовано.

– Зачем?

– Там вены, – сказал Максим.

– В смысле? Что – вены?

– Не инвар, не нейзильбер, не что-то такое, – ответил Максим и опустил руку. – Просто вены.

Толик снова и снова пытался растормошить Максима, говорил ему какие-то слова, расспрашивал, но Максим просто улыбался и иногда повторял: там просто вены, Толик, просто вены.

5

Толик сидел в своей комнате. На пустом мониторе мигал курсор, приглашая к написанию отчета.

Всего три дня назад он проснулся не в семь, а в семь ноль шесть.

Еще он видел сон.

У американца есть дети, и он имеет право посещать Землю.

У Максима под кожей – вены.

Толик рассматривал свою руку, переводил взгляд на портрет Титова на стене, иногда бросал взгляд на окно, за которым по-прежнему расстилались однообразные марсианские пейзажи нечеловеческой красоты.

Это же надо, думал он. Как придумали, как гениально сконструировали. Как замечательно нас всех сделали. Кто бы мог подумать, кто бы мог догадаться, что там, под кожей, под венами – сплав титана и никеля. Какая наука, кроме российской, может построить нас, самых совершенных в мире андроидов, способных видеть сны и выходить за рамки программы.

И даже сходить с ума, как Максим.

Верить в собственную человеческую сущность.

Толик еще немного подумал и начал писать отчет.

Максим Тихомиров Первые на Луне

Хьюстон, говорит База Спокойствия.

Хьюстон, здесь «Орел».

Вы слышите меня?

Кто-нибудь слышит?

Меня зовут Нил Олден Армстронг.

Я – первый человек, шагнувший на поверхность Луны.

Вы все это знаете.

Вы видели меня по телевизору. Вы слышали, что я сказал, когда подошва моего башмака коснулась лунного грунта вчера, 21 июля 1969 г. Полмиллиарда человек слышали это и видели, как мы с Эдвином установили американский флаг на поверхности ближайшей соседки Земли, воткнув в реголит проволочный угольник с растянутым на нем звездно-бело-красным полотнищем. Президент Никсон говорил с нами целых две минуты – много вы знаете людей, с которыми в прямом эфире говорил сам президент?

Все это было вчера. Сегодня, 22 июля, мы с Эдвином все еще посреди пыльной серости Моря Спокойствия. Если мы не придумаем, как нам взлетать, то так и останемся здесь. На окололунной орбите в пристыкованном к Нити командном модуле, который должен был при возвращении послужить кабиной лифта, нас ждет Коллинз. Я очень надеюсь, что сейчас, спустя сутки после нашей посадки, он все еще жив. Хотя лучше бы ему быть уже мертвым.

Высоко в небе, на другом конце паутинки длиной в без малого полмиллиона километров, посреди Тихого океана, у самого экваториального старта, несет дежурство авианосец «Хорнет», и три тысячи человек на нем вглядываются в небеса в ожидании момента, когда мы вернемся.

Они сказочно удивятся – сначала суток этак через трое, когда наш модуль не пройдет сквозь атмосферу, и они будут нас ждать и ждать, с каждой минутой ожидания теряя надежду – пока не потеряют ее совсем, как потеряли ее операторы в Хьюстоне сутки назад. Уверен, они все еще запрашивают нас, устало повторяя в микрофон: «Орел, вызывает Хьюстон. Орел, вызывает Хьюстон…».

И так без конца.

Они знают, что ответа уже не услышат.

Они просто не знают почему.

Представляю, какие кары небесные сыплются сейчас на голову того парня с Земли, который принял решение выполнять посадку, несмотря на то, что панель управления бортовым компьютером цвела тревожными огоньками с середины пути сюда.

Если бы он вернул нас, кто знает? Возможно, вы спокойно прожили бы еще пару лет – до тех пор, пока лунный проект, набирающий обороты, не отправил бы к Луне следующий экипаж «Аполлона», теперь уже 12-го, который все равно сделал бы то, что поручено было сделать нам.

Вы просто прожили бы эти годы.

Но все сложилось иначе.

И теперь у вас нет этих лет.

Потому что я взял на себя управление лунным модулем нашего «Аполлона» и посадил его на равнине Моря Спокойствия, а не в заполненном битым камнем кратере, как советовал пошедший вразнос бортовой вычислитель – а вот оттуда мы могли бы уже и не подняться в черное небо.