Настоящая фантастика – 2015 (сборник)
Шрифт:
– Может быть, поговорим в доме? Пригласишь?
Девчонки подхватились: «Ой! Конечно! Пойдемте, мы покажем!» Они поскакали через лужи, а мы на малой передаче, рыча и плюясь грязью из-под зимней резины, поползли следом.
Большая изба – пятистенок. Двор, забор, сарай, кобелек хриплым лаем встретил нас. Аня погладила его. Заскулил, хвост как пропеллер. Косится на нас. Буркнул что-то.
– Да вы проходите в дом, – сказала Аня, прицепляя песика. – Он добрый, лает для виду. Бабушка скоро придет. Она утром поехала в Печище к тете. – Аня проворно накрывала на стол. А мы с отцом осматривали комнату. Скромное жилище. Если в сенях попахивало
– Тетя Маруся старая, так бабушка к ней ездит – прибраться помочь, приготовить, да и просто поговорить. Зовет к себе, а баба Маруся не хочет, говорит, там родилась, войну пережила и помру там. – Аня отошла от стола и как-то странно сделала руками, вроде как пригласила к столу и поклонилась. Любопытный жест. Я его понял как «милости просим!».
– А что она про солдата Женю рассказывала? – спросил отец, присев к столу. Аня наливала ему чай в фарфоровую чашку.
– Вам покрепче? – Отец кивнул. – Да не много, она как начинает рассказывать – всегда плачет. Жалко ее. – Аня вдруг оживилась, побежала куда-то за занавеску и вернулась с красной коробочкой. – Вот! Это ее.
В коробочке лежал орден боевого Красного Знамени.
– Она воевала?
– Партизанила. Тут было много партизан. А этот орден ей дали в пятнадцать лет, она целую армию наших солдат через болота провела, и они немцам прямо в тыл ударили! А потом еще она тоже водила из окружения, но уже поменьше. Ей этот орден после войны дали. – Под орденом оказалась желтая вырезка из газеты: «Награда юной партизанке». Аня возбужденно рассказывала: – А про бабушку хотели рассказ писать – из серии «Пионеры-герои», даже писатель приезжал, расспрашивал. Баба Аня ему много рассказывала. И про вашего Женю. – Аня пожала плечиками. – Может быть, вам молока налить? Парное! У моей мамы корова, так молоко утрешнее, хотите?
– А дедушка где же? – перевел тему отец.
– Ой! – Аня по-бабьи махнула рукой. – Сбег он. На целину. Я его и не помню. Только фотокарточки видела. Баба Аня говорила, что поехал лучшей жизни искать и пропал.
– В пятьдесят седьмом, – негромко сказал отец. – Немудрено, что ты его не помнишь.
Я произвел в голове несложные расчеты. В 42–43-м бабе Ане – 15 лет, в 57-м – 29, взрослая женщина, и сейчас ей не так уж много, около семидесяти. Ездит тетке помогать.
– Да вы ешьте, пейте. – Я взял краюху, зачерпнул из масленки янтарного масла. – Это наше масло, не магазинное.
– А ты в каком классе? – спросил я.
– В девятом! У нас десятилетка. Большая деревня. – Аня вдруг покраснела. Чего-то застыдилась. – Я в техникум буду поступать, – сказала вдруг, – в Твери.
Я невольно улыбнулся. Тщательно скрываемый комплекс все-таки прорвался. Отец опять решил сменить тему.
– Так что же бабушка про Женю рассказывала?
Аня отнесла орден и присела к столу.
– Я без подробностей расскажу, ладно? А то… – Она как-то нервно сглотнула.
– Расскажи, как можешь. – Я жевал бутерброд с маслом и запивал крепким чаем из большой кружки с отбитой ручкой. На дне никак не мог раствориться кусок рафинада.
– Бабушке было тогда как мне – пятнадцать. Это весной сорок второго, она тоже была в Печище – у тети Маруси. Немцы их сгоняли
на работу. Укрепления строили, землянки. Солдат наших много там погибло. Немцы были злые очень. Если раненого находили или разведчика – сразу стреляли. А один раненый во двор заполз, так всех повесили, кто в доме жил, и взрослых и детей. Я представить себе такого не могу. – Аня рассказывала как-то спокойно.– И не надо представлять, – хрипло сказал отец. У меня тоже горло перехватило. – Фашисты – они и есть фашисты. Звери. Ты – про Женю…
– Ну вот. Женя ваш, он разведчик, их там схватили троих, а одного отпустили. Женя говорил – он выдал их. Привел прямо в засаду. Так предателя того расстрелял командир. Бабушка точно знает. – Я улыбнулся. Снова накатило ощущение раздвоения, да этот солдатик мне не нравился. Все время шептал нервно…
«ДИСПЕРСИЯ! СТАБИЛИЗИРУЙ КАНАЛ! СРЫВАЕТСЯ ПО СРЕДНИМ ЧАСТОТАМ! ПОДКЛЮЧИ ФАЗОВРАЩАТЕЛЬ…»
– Значит, их предали?
– Да. Бабушка говорит, что их пытали, а потом Женю вывели и кинули у сарая. А пока с другим занимались, она хотела ему помочь, руки развязать. А там проволокой было так скручено. Женя ей говорил. Бабушка говорит – бредил. Так все несвязно. Шептал.
– Она запомнила?
– Ну да. Вот адрес ваш шептал. Бабушка наизусть запомнила: «Москва, улица Кунцевская, дом один, квартира двадцать три. Александрову Андрею Викторовичу». Только он почему-то сказал ей написать письмо в девяносто первом году. Наверное, умом тронулся.
– Как видишь – нет. В своем уме был, – сказал отец хмуро. – Откуда он только узнал? Мы эту квартиру в 86-м получили. Ты что-нибудь понимаешь? – Я пожал плечами и покачал головой. – Мистика!
– Вот и бабушка не верила. Она три раза посылала письма, и три раза они возвращались – адресат не значится. А вот сейчас вы приехали. Значит, все правильно?
– А что он еще шептал? Что бабушка рассказывала?
– Ой! Что шептал – не знаю, бабушка больше ничего не говорила. Сказала, что ей в НКВД велели молчать. А вот потом их повесили. Бабушка поглядела, куда их немцы закопали, и они с теткой ночью перенесли к ней в огород и там захоронили. Вот.
– Значит, его могила в Печище?
– Ну да. Только она не оформлена как могила. Бабушка сказала, если не найдет вас, перезахоронит уж. А вы вот – нашлись!
Во дворе загромыхало, ухнуло. Истошно-радостно залаял пес. Застонал в рыданиях, торопясь рассказать все новости на собачьем языке.
– А вот и бабушка! – Аня сорвалась и выскочила в сени. – А у нас гости! – весело объявила она. – Из Москвы!
«ДЕРЖИ КАНАЛ! СРЫВАЕТСЯ! ПРИЖМИ СРЕДНИЕ ЧАСТОТЫ…»
Еще совсем не старая женщина вошла в комнату, всунула ноги в обрезанные валенки с подшитыми кожей задниками. Присела на лавку у самой двери и устало поглядела на нас.
– Все, значит, правильно? Ну – здравствуйте, гости дорогие. И кто из вас Александров Андрей? – Она поглядела на отца. – Вы? Больно молоды. Он говорил – товарищ его.
– Александровы мы оба, – сказал отец. – Я – Виктор, а он мой сын – Андрей.
Женщина дернула рукой, словно сомневаясь, но довела крестное знамение.
– Вот как, стало быть? Чудны дела твои, Господи! Я уж не знаю, что и подумать. – Она вдруг вспомнила про жадно глядящую на нее внучку. – Чего уставилась, егоза! Уроки марш делать! Накормила гостей? – Аня истово кивнула. – Молодец! Вот что, вот тебе пятерик – сбегай-ка в сельмаг, возьми бутылочку.
Девочка схватила деньги и пулей вылетела за дверь.