Настоящая попаданка

Так вот, сделали мне услужницы прическу, а потом стали что-то с лицом делать, а как закончили, увидала я себя в зеркале — и ахнула! Я и так была красотка, а теперь и вовсе глаз не отвести! Словно ненастоящая какая-то стала, как картина. Я много таких картин видела в моём новом доме, так вот и я была как одна из них теперь. А уж какую мне одежду покупали, в какие богатые ткани наряжали! Я и представить себе не могла такого разнообразия! Вспомнить стыдно мои прежние «праздничные» одёжки. А тут и украшений для меня множество оказалось, и все такие яркие: переливчатые камушки в них разноцветные, но чаще прозрачные, в которых радуга на свету играет. И такая тонкая работа, что гномам и не снилось, верно. И украшения эти куда только не надевались: на шею, на пальцы, на голову, на руки, на ноги, и даже в уши вставлялись! Правда, матушка объяснила, что нельзя все сразу украшения надевать, не принято это, некрасиво. Не знаю, а по мне так — очень красиво, нарядно, только тяжело. Матушка повздыхала и приставила ко мне женщину, которая теперь помогает мне подобрать наряд на каждый день, да украшения к нему, а еще сделать «макияж» — так называется рисование на лице, которое делает меня похожей на картину. Я не возражаю: сама-то я ничего такого не умею, а красивой мне быть нравится.

Вот и сейчас сижу я такая, вся красивая, в кресле (это мягкая мебель такая для одного человека), а напротив меня сидит красавец мужчина. Это мой психотерапевт — лекарь, то есть. Хочет помочь мне «вспомнить» мою жизнь. Не понимает, глупый, что свою жизнь я и так помню, вот только она совсем другой была. Пишет что-то в своей тетрадочке, хмурится, а я рассматриваю его. Чем-то он похож на эльфа, только мужественнее, жестче черты лица, хотя сам тоже стройный и высокий. Тонкий прямой нос, тонкие губы, высокие скулы, вьющиеся каштановые, с лёгкой рыжиной, волосы — длиной до подбородка. Время от времени мужчина откидывает волнистую прядь, которая норовит закрыть ему лицо. Тонкие, но длинные, подвижные брови четко обозначают каждую его эмоцию: вот они вздернулись в удивлении, вот сошлись в недоумении, а вот расслабились — видимо, их владелец сейчас спокоен. И тут, словно почувствовав мой взгляд, мужчина поднял на меня свои изумительные зеленые глаза — не такие, как у меня в этом теле, а цвета болотной ряски, мха на деревьях, — глубокие, как омуты. Живая бровь тут же вопросительно приподнялась:

— Закончили?

Я не сразу поняла вопрос, потому помедлила несколько секунд, вспоминая задание, а потом кивнула.

— Ну, рассказывайте тогда, — улыбнулся он так, что у меня внутри всё сжалось и затрепетало.

И я начала рассказывать.

Влада.

Я сидела на лавке перед домом и грустно рассматривала свою руку. Недельные тренировки пока еще никак не сказались на моём внешнем виде, так что пальцы мои по-прежнему напоминают сардельки, только теперь это грязные ободранные сардельки с коричневатым налётом. Кажется, плетение корзинок — всё-таки не моё.

Эх, Влада, Влада — где твой шикарный маникюр? Во что превратились твои пальцы и ногти? А ведь завтра нам со старостой в город ехать. Это же стыдно такие руки людям показывать. Как я буду договариваться с потенциальными бизнес-партнёрами, имея такие руки? Ладно, тело — тут всё можно списать на недавние роды — седьмые по счёту, на минуточку. Но руки?.. И чего я вписалась в это рукоблу… то есть, рукоделие? Не работала руками никогда, не стоило и начать. Или начала бы с чего попроще: вязание там, вышивание крестиком… Вот что теперь делать? Мыло этот налёт не берёт, мочалкой чуть всю кожу не стёрла — не помогает, можно Гришку попросить почистить своей магией, но страшно — вдруг руки по локоть отчекрыжит? Он же не обученный еще. Пелёнки грязные, да мусор в избе — не жалко, в отличие от рук. Хоть и не мои, а сроднилась я как-то уже с ними. Пусть лучше такие неказистые, чем вообще без них. Э-э-эх!..

— Эй, невестка, чего вздыхаешь? — весело спросила Настасья, подсаживаясь ко мне на лавку.

— Да вот, — помахала я перед ней своей страшненькой ручкой, — горюю. Завтра в город ехать, а как я с таким ужасом на люди покажусь?

— Эх ты! Горе, тоже мне! Что ж сразу ко мне не пришла? Пойдём, — потянула меня Настя, — пойдём, говорю! Средство покажу хорошее.

Привела меня Настасья к себе в дом, посадила на лавку, а сама ушла в кухню — та у них отдельно была, а не как у нас. Приходит с плошкой: давай, говорит, руки свои сюда. Ну, я и дала. А она черпает что-то из плошки и мажет. Вроде крем какой-то. Но откуда здесь, в этом доисторическом обществе, крем?!

— Настя, что это? — напряженно спрашиваю.

— Так жир свинячий. Не узнала, что ль? — удивляется та.

Жир? Буэ-э-э… Впрочем, хоть экскременты — лишь бы помогло. А что? Я тут и с навозом уже успела повозиться, готовя удобрение для грядок — тот еще незабываемый опыт. Видел бы меня папочка, в обморок бы упал, натурально. Соколова Влада месит навоз! Звучит как сенсация года, мда.

— Теперь надо подождать минут десять, — весело сообщила золовка, закончив мазать мне руки. И все эти десять минут проболтала, рассказывая о своих детях, муже и посадках, при этом не обращая ни малейшего внимания на мой мрачный взгляд.

— О, теперь можно уже! — с этими словами Настя встала, схватила прямо со стола тряпку, и кинула мне, — Обтирай!

Я обтёрла, а вместе с жиром с моих рук слезла и эта коричневая плёнка. Конечно, где-то её пришлось поддевать и тащить, но в основном она легко снималась. Млин! И она молчала! Я столько дней промучалась, а она!… Родственница, называется!..

Но Настя моей обиды не замечала, продолжая болтать о своём. В конце концов, я вздохнула, поблагодарила и пошла домой. А что? Завтра вставать рано. Да и права Настасья, в общем-то: могла и спросить, так что сама виновата. Но к корзинкам больше не притронусь, лучше вышивать попробую. Глаша, соседка, научит — у неё хорошо получается.

***

На другой день ни свет, ни заря выехали. Андрейку я оставила на Настином попечении, и вот, что странно: уже не раз она с ним оставалась, я всё заранее приготовила, молока сцедила, сколько нужно, даже с запасом — а всё равно душа не на месте. Неужели и вправду инстинкт материнский проснулся? Да и за других детей волновалась, хотя умом понимала, что ничего им не грозит. Привыкла, должно быть, что они всё время рядом.

Доехали в этот раз не так весело, да и с чего бы? Турнак, староста наш, ехал хмурый — предчувствовал расставание с крупной суммой, артефакт зарядить — недешевое дело. Да и нападения опасался, причем не нежити какой-нибудь, а бандитов обыкновенных. «Человек иной раз страшнее нежити будет» — ответил он на мои расспросы. В чём-то я с ним была согласна. Охране нашей тем более было не до шуток и веселья. В городе Турнак показал мне направление, где лавки искать, и наказал быть на выезде из города после обеда. На том и распрощались.

Я же, полная предвкушения, отправилась по магазинам. Наконец-то, шопинг! С ума сойти, как же я по этому ощущению соскучилась! Превратилась, сама того не заметив, в какую-то клушу-наседку, многодетную мать, мать её… А я же девушка, мне еще и двадцати нет, но почему-то приходится себе об этом напоминать. Никогда бы не подумала, что смогу так вжиться в роль взрослой женщины — видимо, окружение влияет. Все вокруг относятся ко мне как к матери семейства, так что я и сама начинаю забывать, кто я на самом деле. Корзинки, блин, вязать начала! Кажется, я теперь лучше понимаю Славу, и уже не могу её осуждать, как раньше, за то, что она так себя запустила: с кем поведёшься, как говорится… Ну нет, со мной этот номер не пройдёт. Пора прекращать подстраиваться под обстоятельства, пора обстоятельства перекраивать под себя. Вам не удастся превратить Владиславу Соколову в деревенскую клушу, скорее я из деревни сделаю модный салон красоты!

В таком вот боевом настроении я и зашла в магазинчик под названием «Девичьи штучки», ожидая увидеть там наряды, косметику, украшения и — мою тайную мечту — маникюрный наборчик. Каково же было моё разочарование, когда вместо всего этого я увидела всякие штуки для рукоделия: какие-то пяльцы, спицы, мотки шерсти, нитки — и всё в таком духе. И это — девичьи штучки? Серьёзно?!

Ладно, решила я, не последний же это магазин. Ну, ввело в заблуждение название — с кем не бывает? У нас тоже не всегда названия магазинов суть отражают, и ничего. Зашла в кондитерскую лавку, не удержалась и купила домой местную сладость: как объяснила торговка, это что-то вроде конфет, сделанных из мёда, местных ягод и орехов. На вкус лакомство оказалось изумительным — я, разумеется, попробовала, прежде, чем покупать.

Нашла магазин готовой одежды и выяснила одну интересную вещь: оказывается, горожане в основном одежду заказывали у портных, а магазинчики держали их супруги, продавая там то, что по каким-то причинам не понравилось заказчикам, ну и использовали магазины как витрину для образцов. Были там и обычные повседневные вещи, но в довольно малом количестве, и в основном их покупали те, кто в городе проездом и кому некогда ждать. Цены на работу портных варьировались в зависимости от того, на кого шилась одежда. Если портной специализировался на одежде для крестьян и простых горожан — то у него можно было достаточно недорого одеться, а если на одежде для богатых и на национальных костюмах других рас, то мы бы и дом продали — на одно платье не наскребли. Вот так-то.