Настоящие индейцы

– Естественно, – согласился Август. – Потому что ты не учел главного: для индейца решение уехать – объявление о том, что ты хочешь умереть. Ты уехал – ты умер. Мы все, кто приходит извне, для местных – пришельцы с того света.

Все уставились на Нуна и Гдема, которые еще торчали в шатре.

– Да, – сказал Нун, – это так. Чужаки – не живые и не мертвые. Поэтому их можно брать в плен, не боясь мести.

– Но ты же хотел улететь за небо! – воскликнула Дженни.

– Да. И Гдем тоже теперь хочет. Он уже учит ваш язык. И выбрал себе новое имя.

– Если ты не в курсе, Макс, – добавил Август, – вот эти слова – все равно что клятва кровью. Обратного пути у этих ребят нет. Да, считается, что Духи поощряют путешествия… но только по земле и воде. Тот, кто путешествует за небо – уже не тот, кто покинул родину. Родня, встретив уехавшего, привечает его. Потому что в глубине души верит – там, за небом, уехавший живет среди своих давно почивших предков. И потому ему показывают и дают все самое лучшее: чтобы предки радовались его рассказам о родине. Но ему не позволят вернуться насовсем и жить в своем роду. Он уже не их. А уехавшие смеются над суевериями местных. Между ними пропасть. Монику отдали в жены пришельцу? Моника не годилась в жены хорошему лесному парню. Ее таким образом принесли в жертву. Вместе с ее рабом, который мог служить проводником. И тебя с ребятами задабривали, видя в вас прежде всего существ потусторонних. Но при случае вас сдали. Конечно. Потому что боялись. Поэтому у них и с царем такие сложные отношения: царь-то тоже пришлый. Да, суеверия есть суеверия. Подавляющее большинство местных понимает, что это стариковские выдумки. И на самом деле все живые. Просто стали другими. Мы знаем, что их меняет опыт. Человек, который всю жизнь сидел дома, а потом сходил в соседнюю деревню, узнал, что она есть и там живут люди, меняется необратимо. Но недоверие индейцев к чужим имеет под собой именно эту природу. Ты не такой, как все. Это, Макс, называется ксенофобия. Ксенофобия, вросшая в менталитет. Надеяться и полагаться можно только на тех индейцев, которые уехали. Или хотят уехать. Прочие тебя сдадут, как только им предложат хорошую плату. И это не предательство. Предать могут лишь своего. А вы никогда не были своими.

– Тогда мне странно, что ты поверил Хессу.

– С чего ты взял? – удивился Август. – Я тоже ксенофоб.

– А-а, – Макс оживился.

– Беспокойся о себе, – посоветовал Август. – О прочем я уже позаботился.

Шон Ти и индейцы-помощники ушли. Вместо них появился знакомый мне Лур – индеец из обслуги Пиблс, который летал с нами на Дивайн. Похоже, он так и застрял в роли стюарда при Августе. Лур невозмутимо сервировал большой походный стол, обеспечив всех чаем с бутербродами. И начался малый военный совет. Малый – потому что пристрелочный. Август по очереди выслушал всех. Его интересовала банда на Большом Поле, его интересовал наш консул, и его интересовало, кто, по нашему мнению, крышует кражи в совете старейшин. Тут между нами возник спор. Я-то не сомневалась, что это Хесс, дед царя. Но мне возражали, что Хессу незачем, ему и так вся власть принадлежит. А интригует Твин, которого Хесс потеснил. Твину выгодны беспорядки на Саттанге – он всегда может сказать, что они от неправедной власти. Собственно, когда моих товарищей привезли, так оно и было, прямо при них в совете разгорелась жаркая дискуссия между стариками.

– Хорошо, – Август оборвал наш спор. – Макс, Делла сказала, ты нашел старый корабль.

– Да, – Макс чуть откинулся на стуле. – «Кондор» трехсотой серии. Ему лет двести, но что ему сделается-то?

– Сильно поврежден? – Август прищурился.

– Вообще целый. Там ребята сели-то нормально. Я не понял, от чего они перемерли, если честно. Но произошло все очень быстро, буквально в две недели. Их было около сотни. Везли с собой инструменты, скотину, зерно. Инструменты и зерно на месте. Скотину, по всей видимости, дикие хищники съели.

– Что ж, даже если они умерли от заразной болезни, за двести лет инфекция выветрилась, – сказал Август.

– Я на всякий случай провел автоматическую дезинфекцию, – добавил Макс.

– То есть аккумуляторы еще живы? Раз автоматика работает?

– Там сдохла главная стойка, а обе дополнительные – в терпимом состоянии. По крайней мере, я смогу корабль поднять. Топливные ячейки на ладан дышат, там корпуса хилые, поэтому часть превратилась в труху. Но того, что есть, хватило бы на рейс до «Абигайль».

– Пушки?

– Правый борт – просто отлично. Левый мертвый.

Август помолчал.

– Макс, открой секрет: как ты ухитрился найти на Саттанге старинный корабль, да еще в прекрасном для его возраста состоянии?

Макс ухмыльнулся:

– А я, когда на Саттанг прилетел, сначала десять витков дал, и беспилотники выпустил. Просто увидел.

Во врет-то.

– И решил, что это твой шанс?

– Я решил, что это шанс получше, чем Патрик, на которого надеялся поначалу.

– Ты прямо так, с воздуха и решил, что это шанс получше?

– Ну зачем же. Вон, Иду на челноке послал, она на месте осмотрела.

– Хороший корабль, – ответила Ида с набитым ртом – она жевала бутерброд. – Надежный.

Август очень странно посмотрел на Макса, но комментировать не стал. Вместо этого он обратился к Санте:

– Сержант Санта Антигона!

Умереть не встать, только и подумала я. Да еще и сержант. «Я просто стюард, но…» Ох, совсем не проста ты, Санта… Антигона, хе-хе.

– Да, сэр!

– Сержант, поручаю вам следить за порядком. За ширмой – душевая кабина и биотуалет. В кабине триста литров теплой воды. Одежда – в тех контейнерах. Размеры большие, но какие есть. Чуть позже вам доставят койки с походными постелями и ужин. Наш хирург будет через час. Организуйте процесс.

– Есть, сэр.

– Палатку не покидать. – Август встал, вынул из сейфа три пистолета-пулемета, выдал Максу, Керу и Тану. – Снаружи охрана есть. Это на всякий случай. Я вернусь через пару часов.

* * *

В богато украшенном царском шатре сидели двое – царь и Маккинби. Царь был в мантии и поясе, но без сапог и маски-шлема. На столе в живописном беспорядке громоздились расписные деревянные кружки, два кувшина, кусок вяленого мяса, штурмовой тесак, костяной индейский кинжал и бутылка водки. Без маски царь выглядел вовсе не устрашающе. Лицом он был вполне человек, довольно красивый, и индейскую кровь выдавал лишь богатый воротник, росший, однако, не от кадыка, а от самой нижней челюсти.

– Может, все-таки выпьешь? – то ли с раздражением, то ли с обидой спросил царь.

Маккинби отрицательно покачал головой. Он смыл цветные полосы с лица, переоделся в непримечательную армейскую форму, но двухнедельная щетина прибавляла ему верных десять лет с виду. В серых глазах плескалась грусть.

– Да и черт с тобой, – окончательно обиделся царь и налил себе водки в кружку.

– Патер, если я выпью, это плохо кончится.

– М-м? – царь высоко вскинул брови. Их рисунок он унаследовал от отца-человека. Забавно все-таки сочетались низкие прямые брови с индейскими миндалевидными глазами. – А ты не бойся. Я спрячу твой чертов меч и приставлю к тебе шестерых. С ловчей сетью.

– Тебе никогда не говорили, что если больше трех, то они мешают друг другу? Правило полицейских.

– Не-е, трое с тобой не справятся. Блин, Маккинби, ну вот чего я реально не ожидал – что ты в натуре умеешь рубиться на мечах.

– Только на мечах и умею. Меня все детство дрючили. Главное, забыли объяснить – и на кой мне клеймор? Лучше бы палаш… Или что-нибудь более современное. А то я когда с Бергом на шпагах дрался, чуть без глаза не остался.

– Ты еще и на шпагах с ним дрался?

– Да проще сказать, на чем не дрался.

– Ты с ним не стрелялся.

– С чего ты взял?

– С того, что видел, как ты стреляешь. У Берга уже и кости сгнили бы, вздумай он стреляться с тобой.

– Я пожалел убивать его. А он промазал.

Царь с видимым удовольствием выпил. Медленно откинул голову на высокую резную спинку стула, прикрыл глаза.

– Извини.

– Да ничего.

– А я как увидел, что творится, ствол из-под трона выхватил, а обратно незаметно засунуть – никак! Пришлось под жопу прятать. Так и сидел на нем. И потел. А ну как, думаю, сейчас шевельнусь, выстрел, и я без яиц.