Настоящий итальянец

Джанни Гамонди начал мне объяснять диспозицию. «Сейчас приедем на виллу, хорошо, что рано прилетели, восемь утра, хозяин пока спит, так что я смогу вам все показать». Мы остановились у глухого забора. Снайперы по периметру, патрули карабинеров, несколько броневиков подразделений сухопутных войск. Архитектор постучал в ворота, сказал лишь: «Вот мы и приехали». Через минуту я уже пересаживался в электромобиль для гольфа. Никто из снайперов, карабинеров и пехотинцев не только не проверил мои документы, но даже не спросил, кто я. Увидев мое недоумение, Гамонди рассмеялся: «Это же моя вилла, я же ее строил. Я такой же здесь хозяин, как Сильвио».

Они дружны уже много лет. Джанни Гамонди и Сильвио Берлускони. Они познакомились еще в 1980-е. И с тех пор Гамонди строит все частные дома итальянского премьера. Первой была вилла на Бермудах, две следующие во Франции, на Лазурном берегу, потом четыре виллы на Антигуа. Это только малый список. Та, на которую привез меня Гамонди, – самая любимая хозяином. Знаменитая «Чертоза». «„Чертоза“ – потому что здесь есть внутренний двор с колоннами, который напоминает монастырь», – пояснял мне Гамонди. Мы стояли с архитектором во внутреннем дворе этого архитектурного сооружения, построенного немного в сардском, немного в тосканском стиле. Эклектичность виллы объяснялась желанием хозяина добавить черты колониальной архитектуры к местному колориту. «Только не шумите», – вдруг сказал мне Гамонди. «Еще только половина девятого, хозяин может проснуться. Вот, смотрите, в этой части располагается персонал – охранники, пилоты, водители. А вот в этой части внизу и наверху – жилые комнаты, но туда я не могу вас отвести – сейчас здесь Берлускони со всей семьей».

Я слушал и не верил своим глазам: я вдруг осознал, что стою под окном премьерской спальни. А вокруг меня нет ни одного охранника. Сама вилла – три тысячи квадратных метров, главное же – не это, а территория: маленький сад в семь гектаров и большой – в восемьдесят. Восемьдесят с лишним гектаров чудес, задуманных и одобренных хозяином. Например, музей кактусов, привезенных со всего света. «Поехали! Начнем осмотр оттуда». Гамонди вел электрокар по извилистым тропам этого заповедника. Мы остановились у тропического сада. «Зимой, когда температура опускается до четырех градусов, мы приносим сюда специальные горячие воздушные пушки и спасаем растения. А ведь сначала я хотел здесь построить вертолетную площадку. Вернее, охранники мне сказали, что это самое подходящее место». – «И почему же не построили?» – «Да просто когда Берлускони приехал, увидев уже разровненное место, закричал: „Ты же мне весь парк испортил! Вертолет можно и в гараж поставить“». В этот момент Гамонди признался, что хозяин – человек сложный, но с ним интересно работать. Просто надо заранее угадывать его пожелания. Теперь мы уже ехали к музею метеоритов, доставленных на «Чертозу» кораблями из Индии. «Ему они понравились просто как объекты, пришедшие извне. Мы назвали это место „Площадь других миров“».

От парка метеоритов – к оперному театру. Здесь, на открытой площадке, построенной в стиле римских амфитеатров, пели и Паваротти, и Бочелли. «Романский стиль – для лучшей акустики, – объяснял Гамонди. – Микрофоны не нужны. А еще я вмонтировал под каждое сиденье лампочки, во время концерта можно создать три тысячи различных световых вариантов». «А у Берлускони есть свое любимое место в зале?» – я попытался прервать воодушевленного архитектора. «Нет, а зачем оно ему? Он переходит с места на место, выходит на сцену, сам поет. Это же дружеские вечера, даже если в зале присутствуют высокопоставленные гости». «Какой радушный хозяин», – подумал я. И мою мысль подтвердил арт-объект, расположенный прямо у театра. «Этот стол прозвали Путинским, потому что когда здесь гостил Путин, ему нужно было место, где бы он мог уединиться со своими людьми, звонить по телефону в Москву». «А у Путина было какое-то свое особое место за этим столом, выструганным из натуральной березы?» – «Нет, он везде побывал. Это же его личный стол. А вот эти кресла из березы Берлускони заказал уже позже, в честь того, что здесь был Путин. Это же ваше местное дерево из тайги». Но если у Путина на «Чертозе» был свой почетный уголок, то вот бывшему чешскому премьеру Тополанеку повезло меньше. Мы подошли к небольшой гостевой вилле, носящей лирическое название «Парус». «Проблема в том, что она просматривается с холмов напротив. Папарацци с той горы сделали те скандальные фотографии Тополанека, когда он купался голым с девушками в бассейне». «С какими такими девушками?» – переспросил я. Гамонди, понимая, что сказал лишнего, быстро-быстро залопотал: «С какими девушками? Никаких девушек не было, он со своей женой купался голым». Ну, с женой так с женой. Мне-то что.

Мы ехали с архитектором на машине для гольфа, а я не уставал поражаться увиденному: ботанический сад с исчезающими видами трав, Площадь Солнца, коллекция неаполитанских кукол и собственное кафе с мороженым всех видов. Берлускони с детства обожает мороженое. Но особенно жалует только трех видов: клубничное, шоколадное, фисташковое. Причем он еще сам обслуживает гостей. И не только обслуживает, как выяснилось. «А это такое… развлечение – кассовый аппарат. Ну, понимаете, он по-настоящему пробивает чек, на котором вверху написано „Джелатерия Премьер-министра“. Чек обычно на какую-нибудь гигантскую сумму, так он и шутит над гостями». Сто евро за порцию мороженого. Какой шутник, этот старик Сильвио. Просто как статуэтка неаполитанского паяца, который с хитрым прищуром улыбался мне с полки, напротив кассового аппарата. «Мне кажется, я вам все показал, надеюсь, вам было интересно, – скромно потупив взор, сказал Гамонди. – Мне сказали, что премьер проснулся. Так что я возвращаюсь на виллу. У нас с ним впереди прогулка: километров шесть пройдем сегодня. Без этого он не может». Вот откуда силы берутся, вот в чем сила политического долголетия! А не только в плескающихся девушках и клубничном мороженом. Хотя и в этом, наверное, тоже. Я попрощался с любезным архитектором, который посоветовал мне еще остаться и проехаться по потаенным уголкам этой средиземноморской роскоши. «Если увидите Берлускони, подойдите к нему. Не бойтесь. О вашем присутствии на „Чертозе“ ему доложили». Джанни Гамонди помахал мне на прощание, а я в недоумении завел электрокар. С виллы меня никто не гнал. Вдалеке я увидел два таких же электрокара с карабинерами. С таким сопровождением можно было еще раз осмотреться и обдумать увиденное. Кто же он на самом деле, Берлускони «веро»?

Сильвио Берлускони. Неутомимый Сильвио. Почти 47 % голосов на последних выборах. Вероятно, он – действительно тот, кто нужен итальянцам! Вот уже семнадцать лет они ругают Берлускони за все: от политики до вредных привычек, а потом идут на выборы и снова голосуют за него. Интересно, почему? Один из вариантов ответа был опубликован в газете Corriere della Sera: Берлускони любит детей, постоянно говорит о своей маме, разбирается в футболе, умеет делать деньги, терпеть не может любые правила и ограничения, при случае способен выругаться и обожает женщин. А действительно, что еще нужно настоящему итальянцу? К тому же все эти характеристики звучат довольно убедительно. Но только не в этих стенах! Я поднимался по лестнице Салезианского колледжа в Милане. Когда в нем в течение восьми лет учился Сильвио Берлускони, колледж был мужским. Но и сейчас, когда школы уже давно смешанные, это учебное заведение принадлежит монахам-салезианцам. Основатель их ордена – дон Джованни Боско – всю жизнь посвятил воспитанию бедных детей и подростков. Это Боско придумал «превентивную систему воспитания юношества», издав серию из 204 книг греческих и латинских авторов. Правда, во времена Сильвио в колледж брали уже не только бедняков и сирот. Но благочестие и строгость соблюдались и соблюдаются всегда в стенах этого старинного респектабельного учреждения.

Франческо – пятнадцатилетний подросток, ничем не отличающийся от своих сверстников государственных школ, мне поясняет с деловым видом: «Уроки религии вел священник, директором был священник. Были другие учителя-салезианцы – не священники, но недалеко от них ушли». Франческо рассказывал мне о своем колледже, как будто оправдывался из-за его религиозности. К тому же он описывал мне эпоху, когда здесь учился Берлускони: «Да нет, у нас всегда здесь так. Мы и на исповедь обязаны ходить, и на мессу. Праздники тоже вместе отмечаем: Рождество, Пасху. А вообще, ничего особенного в повседневной жизни. По утрам десятиминутная служба – и все!» Подросток назвал это все «такими вот католическими моментами»: «К тому же, синьор, таким вещам-то ведь учат в детстве, когда катехизис читают». Что-либо возразить настоящему католику Франческо мне было сложно. Директор колледжа, дон Ренато Превитоли, не собирается никого заставлять. Вера – интимна и индивидуальна. «Заставить ходить на мессу мы никого не можем. Потому что нельзя никого обязать. Конечно, те ученики, которые к нам приходят, понимают, что это католическая школа. Поэтому здесь мы хотим вдохновить наших учеников к восприятию христианской веры. Наше поведение, правила, которые мы предлагаем, – все это основано на постулатах христианской веры». Интересно, какими постулатами руководствовался ученик Сильвио? Хорошо ли учился, как себя вел? Он поступил в Салезианский колледж в 1947 году. За одной партой с ним оказался Гвидо Посса. Они стали неразлучны на всю жизнь. Теперь Посса – председатель комиссии по культурным вопросам итальянского Сената. Дружба и в Италии приносит свои дивиденды. «Конечно, Берлускони был одаренным мальчиком, особенно в гуманитарных предметах – в итальянском, древнегреческом, философии. При этом, знаете, что удивительнее всего? Я-то был образцовым учеником, лучшим в классе, много учился, долго готовился к экзаменам…» Неужели Берлускони списывал у друга Гвидо? «Зачем? – словно предвидя мой вопрос, ответил сенатор. – Он просто умел выпутываться, избегая сложных вопросов, к которым не был готов. Но, повторяю, он не был отстающим. Учеником он был хорошим, прекрасно говорил. У него была бурная жизнь и вне школы». Ах, вот оно что? Вот что вызывало столь бурную детскую зависть.

Годы, в которые Сильвио и его друзья учились в колледже, – это время восстановления Италии. В конце 1940-х послевоенная разруха постепенно уходит в прошлое, а в 1950-х, как я уже говорил, начинается экономический бум. Страна стремительно поправляет свое материальное положение. И Сильвио старается вместе со всеми. Семья Берлускони была небогатой. Мать – домохозяйка, отец – банковский служащий. Во время войны отец скрывался от военного призыва в Швейцарии, а когда с фашизмом было покончено, вернулся в Италию и начал восстанавливать благосостояние с нуля. И все-таки на заработки Сильвио толкала не только нужда, но и рвавшиеся наружу таланты. Сидя в своем роскошном сенаторском кабинете под сенью итальянского триколора и флага Евросоюза, Гвидо Посса о тех годах вспоминает с улыбкой. «Однажды Сильвио позвал меня и еще нескольких ребят, которые больше всего с ним дружили, и спросил: „Хотите подзаработать?“ – „Хотим!“ – „Тогда продайте вот эти электрические щетки от пыли, а я вам заплачу“. Он дал нам щетки, фирмы „Этим“, она существует до сих пор. И научил нас, как привлекать покупателей. Он нам сказал: смотрите, это делается так. Когда вы в гостях у своих тети или бабушки, попросите, чтобы вам дали только что выстиранный коврик, пройдитесь по нему электрической щеткой и покажите собранную пыль. Тогда они ее у вас обязательно купят. Так и случилось. Я продал несколько щеток, и он мне заплатил». Главное домашнее развлечение Берлускони-школьника – театр марионеток. Когда он уже продал все электрические щетки, да и зубную пасту заодно, дома он устраивал настоящее шоу – ставил кукольные спектакли. Он писал тексты и музыку и учился управлять… для начала куклами. Позже он привлекал внимание не кукол, а людей.

Дорога из Салезианского колледжа привела Берлускони в университет, где он учился на юриста. Но и не только туда. Так, например, сразу после выпускных экзаменов Сильвио отправился в один курортный городок под Римини. Там он работал аниматором: пел песни, рассказывал анекдоты, танцевал с одинокими дамами… И исключительно в свободное от учебы время. Кроме того, его следы можно было найти на скромных подмостках ресторанов, клубов и даже на палубах круизных лайнеров. Ну а к первым официальным заработкам Сильвио прилагались бурные аплодисменты! Например, в миланском палаццо Карминати (прямо напротив Дуомского собора) в конце 1950-х располагалось заведение, в котором играла команда друзей. Сильвио пел и подыгрывал себе на контрабасе. Клавишником работал нынешний глава корпорации «Медиасет» – самой крупной итальянской медиаимперии. Он вечно ссорился со своим солистом, норовившим бросить микрофон и пойти танцевать. Трудно представить, как выглядел синьор Феделе Конфалоньери в 1960-х, когда играл на рояле.

Сейчас передо мной сидел один из богатейших людей Италии, глава концерна «Медиасет», принадлежащий, естественно, Сильвио Берлускони. Вот оно как бывает. За один день это уже второй пример настоящей дружбы по-итальянски. «Этот… негодник вместо своих солирующих партий все время на танцполе с девушками время проводил. Вот я его и выгнал. Я что, мог это стерпеть?» Вот она, обычная мальчишеская зависть. «Да нет, эта ссора долго не продлилась на самом деле и дружбу нашу это не разрушила. Главное, что ему всегда удачно удавалось находить контракты. Мы-то были пацанами, а ему всегда удавалось договариваться с крупными оркестрами. И мы играли во время новогодних праздников или на карнавале. Мы были почти звездами. Он мог замечательно нас разрекламировать. Он им всем говорил: „Ну как вы можете не знать маэстро Конфалоньери и Сильвио Берлускони?“ В общем, очень шустрый парень был». «Да, – подумал я, – уже тогда им всем должно было быть понятно, что этот парень далеко пойдет». Несмотря на любовь к песням и диплом юриста, Берлускони все-таки выбрал в жизни третий путь.

Он занялся бизнесом. Видимо, электрические щетки не давали покоя.

Правда, сделал это не так, как все. Представьте себе, но он первым в Италии начал продавать еще не построенные дома! Я стоял на углу улиц Волтурно и Гуцциана на окраине Милана. Сейчас это вполне респектабельный спальный район, а в 1970-х это место считалось не подходящим для жизни: окраина, да еще и с гигантской единой городской свалкой. Когда Берлускони привез сюда потенциального инвестора, погода была отвратительная: на голову лил дождь, под ногами чавкала грязь. Ни артистизм, ни красноречие его не спасли. Инвестор отказал в жесткой форме. Стройку продолжать было не на что. К счастью, у инвестора был компаньон, а у компаньона – очаровательная секретарша. Что уж там произошло между ними – неизвестно, но эта милая девушка рассказала Сильвио, на какой поезд лучше сесть, чтобы познакомиться с ее боссом. Оказавшись в нужном купе, Берлускони так очаровал инвестора, что у того просто не осталось никаких шансов. Деньги на строительство пришлось дать. Впрочем, все эти маленькие победы, из которых и состояла жизнь Берлускони, делали его всего лишь одним из множества итальянских бизнесменов. Нужен был качественный прорыв. И случилось это с «Миланом-2».