Насущный хлеб сражений. Борьба за человеческие и природные ресурсы в ходе гражданской войны в США

Казалось бы, Сара Уэдли должна была искать оправдания действиям разъяренных конфедератов. Девочка-подросток из семьи рабовладельцев – ее отец занимал высокую должность на железной дороге, – она вела обеспеченную жизнь, коротая время за визитами, шитьем, посещением церкви и чтением. Сара была склонна к самоанализу: она напоминала себе, что нужно верить в Бога, становиться лучше и дорожить тем, что у нее есть. Родственники Уэдли жили по всему штату, и Сара очень любила Эймит с его типичными для маленького городка хитросплетениями светской жизни. У ее семьи было много друзей, в том числе и Дэвид Уотерс; на Рождество 1860 года они нанесли ему полагающийся визит. Во время зимнего политического кризиса некоторые ее родственники поддержали северян, однако сама Сара была убежденной сторонницей сецессии. Когда началась война, она выступила за Конфедерацию. Ее отец служил в небоевом подразделении – он был суперинтендантом на железной дороге, а Сара с матерью присоединились к швейному кружку конфедератов. Она с радостью встретила новости о победе повстанцев в первой битве при Булл-Ран в июле 1861 года [2] .

2

См. данные федеральной переписи за 1860 года (с. 15), описание дневника Сары Уэдли и записи в дневнике от 3 января 1861 года, 1 октября 1860 года, 27 марта 1861 года, 13 октября 1860 года, 4 декабря 1860 года, 31 декабря 1860 года, 5 января 1861 года, 29 декабря 1860 года, 3 января 1861 года, 22 июля 1861 года, 20 марта 1861 года, 14 июля 1861 года и 28 июля 1861 года.

Однако то, что произошло с мистером Уотерсом и его собственностью, ужаснуло Сару Уэдли. Она была ошеломлена, узнав о нападении, которому подвергся их друг и сосед. «Ужасно», пишет она, что на такое способны «наши собственные солдаты». Жители Эймита боялись, что отряды мятежников не удовлетворятся одним домом и подожгут весь город, так что местная милиция патрулировала этот район на протяжении нескольких дней. К превеликому облегчению горожан, поджога не случилось. Уэдли обвинила во всем нью-орлеанских солдат польского происхождения, однако эта история глубоко ее потрясла – отчасти из-за того, что Уотерс выказал солдатам гостеприимство, а те в ответ разрушили его дом. С ее точки зрения, это было несправедливо. И, что хуже всего, офицеры оказались в этой ситуации бессильны. Война шла всего полгода, и – хотя Уэдли об этом не пишет, – случившееся вопиющим образом нарушило Военный кодекс Конфедерации [3] .

3

См. запись от 21 сентября 1861 в дневнике Сары Уэдли.

Кажется странным, что подобная ситуация возникла в самом начале войны, и уж тем более, что солдаты-южане вели себя подобным образом на территории самой Конфедерации. Однако это не единственный случай. В ходе моих исследований я часто обнаруживала истории об ущербе, нанесенном мирным жителям и их собственности. Обе враждующие армии отбирали у гражданского населения еду и древесину и разрушали частные дома. Вскоре я стала задавать себе вопрос: существовали ли какие-либо документы, призванные ограничить злоупотребления? Я не рассчитывала, что кто-то стал бы в точности им следовать – поскольку слишком долго преподавала в крупных государственных университетах, чтобы сохранить веру в готовность людей точно выполнять официальные инструкции. Однако чем дальше, тем больше меня изумляло то, с каким безразличием и презрением относились к подобным документам солдаты и офицеры обеих армий. Я стала интересоваться тем, как воюющие стороны рассматривали ресурсы – и человеческие (например, гостеприимство Дэвида Уотерса), и материальные (его продукты, изгороди и дом). Результатом этого интереса и оказалась настоящая книга.

О чем эта книга

Предмет нашего исследования – это отношение к ресурсам, как человеческим, так и материальным, а также борьба за эти ресурсы, развернувшаяся в военное время между солдатами и гражданским населением. Отдельной важной темой оказались незначительные возможности официальных распоряжений ограничить действия военных. Обе армии, и северная, и южная, в основном состояли из обычных людей, выросших в сельской местности и в небольших городах. До войны белое население обоих регионов придерживалось схожих ценностей общинности и разумного хозяйствования. По большей части представители этого населения были согласны с тем, что у каждого человека есть определенные обязательства перед другими людьми и что ценными материальными ресурсами необходимо распоряжаться с умом – хотя, конечно, иногда люди обращаются друг с другом несправедливо или растрачивают ресурсы впустую. Ни Север, ни Юг нельзя было назвать аграрными утопиями, однако среди большинства жителей обоих регионов преобладало коммуналистское отношение к другим белым и стремление разумно использовать ресурсы.

И вот началась война. Обе армии активно обратились к человеческим ресурсам Юга – к знаниям и умениям белого населения южных штатов, – и в процессе их применения разрушили, неправильно использовали и растратили такое количество материальных ресурсов, которое до 1861 года было невозможно представить. В обеих армиях всегда имелось некоторое количество солдат и офицеров, старавшихся защитить гражданское население и сохранить материальные ресурсы, однако потребности военных стояли выше, чем нужды гражданского общества и доминировавшие в довоенной культуре ценности. Обе армии выжали из материалов, необходимых для продолжения боевых действий, – того, что рядовой-янки Эдгар Элай назвал «материей» войны, – все возможное, вне зависимости от того, отправлялись ли эти материалы в Конфедерацию, в пограничные штаты или на Север. Этот подход действовал вне зависимости от этнического происхождения военных, их религиозных и политических взглядов и того, когда именно они присоединились к воюющим. Тот, кто носил мундир – неважно, синий или серый, – ставил свои потребности превыше всего [4] .

4

См. письмо Эдгара Элая миссис Теодор Фаулер от 24 января 1864 года. О роли гражданского населения в других войнах см. [Uglow 2014; Gibson 2014; Proctor 2010; Tirman 2011; Merridale 2006; Schrijvers 1998; Eby 1998].

Речь идет не об отдельных преступниках, дезертирах или отщепенцах. Описанное поведение было типичным для обеих армий – и для пехоты, и для кавалерии, среди офицеров разных званий, как на восточном театре, так и на западном. Историки расходятся в том, насколько эффективной, профессиональной и хорошо организованной была армия довоенных Соединенных Штатов, однако в армиях Гражданской войны практически не было кадровых офицеров, встречавшиеся же там выпусники Вест-Пойнта далеко не всегда придерживались буквы приказа. «Законы» войны, развивавшиеся на протяжении столетий, мало влияли на практические действия, то же самое можно сказать о скудной на тот момент литературе по военной теории. Верховный суд США не предоставил четких указаний, в Конфедерации же вообще не существовало Верховного суда; ни Авраам Линкольн, ни Джефферсон Дэвис не принимали непосредственного участия в создании законов, определяющих взаимодействие военных с гражданскими лицами и принадлежащими тем ресурсами. Предполагалось, что американские войска должны придерживаться Военного кодекса от 1806 года, а также ориентироваться на «Военный словарь» Генри Ли Скотта – своеобразный военный альманах, опубликованный в 1861 году. В федеральной армии в 1862 году появились приказы Джона Поупа, а в 1863 году – Кодекс Фрэнсиса Либера. Эти документы, с одной стороны, предоставляли солдатам большую свободу действий, но с другой – стремились хоть сколько-нибудь защитить нонкомбатантов и их материальное окружение. На практике такие меры работали плохо. Приказы и кодексы едва ли могли противостоять ненасытным потребностям обеих армий, обладавших собственной, независимой от директив сверху волей [5] .

5

См. [Bledsoe 2015; Watson 2013; Herrera 2015; Skelton 1992; Chetail, Haggenmacher 2011; Reardon 2012: 10–11, 15, 19–21, 87, 137; Coffman 1986: 42–211; Carnahan 2010: 23, 43, 119; Escott 2006: 17, 93–94; Davis 1991: 440, 541, 581]. Ср. [Witt 2012: 2–9, 237–238], где автор утверждает, что Кодекс Либера своим появлением обязан Линкольну.

Война способствует нарушению закона и, как правило, поглощает невероятное количество ресурсов. На протяжении всей современной истории, невзирая на официальные запреты, армии всегда наносили вред гражданскому населению и уничтожали его собственность. Американская Гражданская война не стала исключением. И все же поражает масштаб совершенных в ее процессе правонарушений, равно как и их последствия для нонкомбатантов. Ученые слишком часто верят в то, что достаточно издать указ, и армия автоматически станет ему следовать, однако ни один документ не может претвориться в жизнь сам по себе – нужны те, кто будет следить за его исполнением. Офицеры и солдаты неохотно подчинялись упомянутым выше приказам и кодексам, а иногда и вовсе их игнорировали. Помимо прочего, в этой книге речь пойдет именно о том, как на фоне разгорающейся войны официальные директивы становятся все менее эффективными в плане предотвращения нарушений. Гражданская война оказалась поистине «тотальной»: она потребовала эксплуатации всех имевшихся человеческих и материальных ресурсов. В ней отсутствовал «парфюмерный» период, когда армии воздерживались бы от экспроприаций. Из-за проблем со снабжением и дисциплиной обе враждующие стороны с самого начала выбрали «жесткий» подход [6] .

6

См. [Dyer 1985: 4; Hickey 1990: 129–130; Schrijvers 1998: 105; Parker 2013: 28–29, 671]. В дискуссии о том, считать ли Гражданскую войну «тотальной» либо «жесткой», Ройстер [Royster 1991] и Феллман [Fellman 1995] утверждают, что она имела глубоко разрушительный эффект, в то время как Дилбек [Dilbeck 2016], Гримсли [Grimsley 1995] и Нили [Neely 2007] с этим не согласны.

Созданные на скорую руку системы военного снабжения должны были обеспечивать поставки на большие расстояния. Естественно, они не справлялись. Обе армии сталкивались с проблемами на уровне организационной структуры, транспорта, технологий и финансирования, поскольку впервые участвовали в операциях подобного масштаба. Однако ученые обычно рассматривают эти проблемы с точки зрения «оптовика» – то есть служб снабжения [7] . Стоит взглянуть на них и с позиции «розницы» – под этим я понимаю непосредственное взаимодействие солдат и гражданского населения. В целом в исторической науке утвердилась точка зрения, что янки хоть и не сразу, но разобрались, как обеспечить поставки, в то время как конфедератам этого не удалось. Однако если посмотреть непосредственно на поведение солдат, то станет ясно: в плане снабжения ни та ни другая сторона не отличались особой эффективностью действий. Даже армию федералов нельзя было назвать отлично смазанной военной машиной [8] .

7

См. [Goff 1969: 90–91, 129–130, vii; Wilson 2006: 3, 191–192].

8

См. [Shannon 1965: 53–103; Hagerman 1988: xi–xviii, 58; Huston 1966: 179–187; Wilson 2006: 191–192; Wiley 1943: 90–107; Escott 1978: 54–93].

Когда речь шла об обучении занимающих ключевые посты военных чиновников, обе армии исповедовали принцип «учись на ходу». Интенданты и офицеры-хозяйственники не получали практически никаких инструкций. По прибытии на фронт некоторые из них даже не знали, какой властью обладают другие офицеры – например начальники военной полиции. Капитан армии Севера Чарльз Фрэнсис Адамс вспоминал, что всему научился на собственном опыте. Он описывает армию как машину, в которой никто не понимает, что, собственно, эта машина делает. Эта проблема была характерна не только для федеральных войск. В ноябре 1862 года генерал-адъютант армии конфедератов Сэмюэл Купер убеждал генерал-майора одного из повстанческих подразделений прочесть Военный кодекс, поскольку тот, очевидно, вообще не был знаком с этим документом. Джордж Кэри Иглстон, как и многие солдаты Юга, ругал некомпетентных военных чиновников и утверждал, что за время войны они ничему не научились – ни выдавать паспорта, ни организовывать снабжение [9] .

9

См. [Le Duc 2004: 68–69, 84–85; Дневник У. Ч. Брауна; Adams 1916: 135, 147; OR: 951; Eggleston 1875: 208–210].

Более того, ни та ни другая армия не располагали надежными механизмами, позволяющими призвать к порядку солдат, если те нарушали установленные правила. Военно-полевые суды, проводившиеся стремительно и в отсутствие какого бы то ни было установленного порядка, редко снисходили до рассмотрения дел, связанных с гражданскими лицами и их имуществом. За весь период войны всего тринадцать солдат Севера предстали перед военным трибуналом за преступления против гражданских лиц и их имущества; по оценке исследователя Роберта Алотты, за разбой, грабеж и кражу у гражданских лиц в федеральной армии казнили всего десятерых солдат. В 1862 году было учреждено Управление главного военного прокурора. Эта мера, которая должна была укрепить систему военно-полевых судов, не имела почти никакого практического значения. Данных об аналогичных военно-полевых судах или казнях в армии повстанцев не сохранилось. Структуры, аналогичной Управлению главного военного прокурора, в Конфедерации тоже не было. Однако исторические свидетельства демонстрируют, что реальная ситуация по обе стороны конфликта была практически одинаковой. В послевоенных мемуарах солдат обеих армий упоминаются многочисленные случаи нарушений. Военные не без оснований полагали, что никаких последствий у этого не будет. Системы компенсаций, предназначенные для возмещения вреда, нанесенного гражданскому населению, тоже не отличались эффективностью. В армиях Севера и Юга не было никаких страховочных механизмов, которые бы гарантировали проведение операций строго в установленных рамках. В подобном механизме нуждается каждая организация [10] .

10

См. [Borch 2016: 1; Witt 2012: 269, 273–274; Alotta 1989: 202–209; Kastenberg 2011: 193–228]. С аналогичными бюрократическими сложностями сталкивались медицинские департаменты и Бюро Свободы; см. [Humphreys 2013: 34–36, 38–39, 129–130, 208–242; Downs 2012: 81–82]. Патентная служба Конфедерации работала более эффективно, потому что располагала небольшим и опытным коллективом сотрудников; см. [Knight H. 2011: 4, 49–52, 204–205].

Главная причина, по которой приказы оставались только на бумаге, – это менталитет большинства солдат в обеих армиях. Этими солдатами были простые люди, своенравные и непокорные; так пишут историки, и такую же точку зрения озвучивали сами военные. Армия конфедератов была слишком большой, пишет офицер-северянин Чарльз Уиллс, и потому офицеры не могли контролировать друг друга и своих солдат. Те, кто воевал «в поле», не всегда подчинялись приказам вышестоящего командования. Отдельные офицеры могли сколько угодно метать громы и молнии, порицая эксплуатацию гражданских лиц и их имущества, однако солдаты не всегда к ним прислушивались – отчасти и потому, что другие офицеры смотрели на такие действия сквозь пальцы или даже сами принимали в них участие. Многие солдаты воспринимали ограничения как досадную помеху, которую можно было обойти. С первых месяцев войны и до самого ее конца рядовые игнорировали слишком совестливых офицеров и поступали так, как считали нужным [11] .

11

См. [Mitchell 1988: 138, 140–146; Glatthaar 2008: 176–185; Hughes N. 1995: 26, 82; Wills 1906: 360–361; Ramold 2010: 273–276, 286–287; Wiley 1943: 217–243; Wiley 1962: 193–223].