Наталья Бехтерева. Какой мы ее знали

После того как я защитила кандидатскую диссертацию, меня выбрали младшим научным сотрудником. Моим непосредственным руководителем оставался Владимир Михайлович Смирнов, а клинической базой – больница № 20. Там я участвовала в комплексной теме изучения нейропсихологических, нейрофизиологических и биохимических механизмов электрических воздействий на мозговые структуры человека через введенные в них стереотаксическим методом электроды, чтобы лечить тяжелые формы паркинсонизма, эпилепсии, фантомно-болевого синдрома. Наблюдения за динамикой симптомов паркинсонизма, которые уменьшались на значительное время после электростимуляций некоторых глубоких мозговых структур, привели к открытию лечебных свойств электростимуляции в 1972 году. С тех пор электростимуляции стали применять не только с диагностическими целями, но и с лечебными. Результаты электростимуляции у пациентов, страдающих паркинсонизмом, были опубликованы как в нашей стране, так и за рубежом (Н. П. Бехтерева, В. М. Смирнов, Л. А. Мелючева, А. Н. Шандурина). Эти публикации вызвали большой интерес у мировой научной общественности.

Вскоре после этого Владимир Михайлович Смирнов защитил докторскую диссертацию, и решался вопрос о назначении его заведующим лабораторией. Наталья Петровна собрала партгруппу отдела, пригласив Владимира Михайловича и меня (хотя мы не были членами КПСС). На этом заседании главным препятствием (вопросом), давать ли лабораторию В. М. Смирнову, оказалась я. Наталья Петровна утверждала, что хотя я и являюсь кандидатом наук, у меня нет своего «научного лица», а В. М. Смирнов виноват в том, что вынуждает меня «работать на него», поэтому большинство научных работ – как моих, так и его – являются совместными. Мне пришлось встать на защиту моего любимого учителя, заявив, вполне справедливо, что совместные научные работы проводились в соответствии с планом ВНИР, а статьи и планы монографии мы писали совместно – как Ильф и Петров. После этого заседания Владимир Михайлович получил лабораторию, а у меня начало формироваться новое «научное лицо» – спасибо Наталье Петровне.

Через пару месяцев была лекция американского ученого о корковом протезировании зрения, которое начал разрабатывать английский физиолог Бриндли еще в 1960-е годы. Прослушав лекцию, я загорелась идеей воспроизвести и усовершенствовать корковое протезирование, которое в нашей стране было неизвестно. В Америке и в Англии эту тему разрабатывали на добровольцах. В нашей стране законом запрещено использовать добровольцев в роли подопытных, если это грозит их здоровью. Вот почему проводить подобные исследования разрешалось только у пациентов, которым по медицинским показаниям надо было вводить электроды в затылочные области, являющиеся зрительными центрами. В 20-й городской больнице такие пациенты отсутствовали.

Наступил 1974 год, ставший для меня знаковым (это опять относится к судьбоносной роли Н. П. Бехтеревой в моей жизни). В этом году Наталья Петровна перевела меня на должность исполняющей обязанности заведующей лабораторией в эпилептологическом отделении Городской психиатрической больницы № 6. Тогда я была очень огорчена расставанием с моим учителем В. М. Смирновым и с коллективом, к которому очень привыкла. Однако перечить Наталье Петровне было сложно, тем более что она достаточно веско аргументировала мой перевод. Во-первых, у меня появлялась возможность овладеть новой областью – эпилептологией, а, во-вторых, при наличии эпилептических очагов в затылочных долях я могла развивать далее тему коркового протезирования зрения. К сожалению, второй пункт этой программы не удалось осуществить, поскольку, как выяснилось, затылочная область обладает низкой судорожной готовностью, и эпилептические очаги в ней бывают крайне редко.

Зато первый пункт программы с непосредственным участием в ней Натальи Петровны или с ее разрешения был более чем выполнен.

Разработан способ лечебных электростимуляций определенных таламических ядер через введенные в них электроды с целью снизить судорожную готовность.

Впервые были применены микрополяризации (токами, по силе сходными с биотоками мозга) глубоких структур с лечебными целями у больных эпилепсией.

Впервые в нашей стране осуществлена самостимуляция глубоких отделов мозга у больной эпилепсией, которая вне клиники при появлении у нее ауры (аура – это предвестник припадка) нажатием кнопки электростимулятора могла предотвращать припадки.

Кроме того, было проведено сравнительное изучение динамики психических функций после электростимуляции подкорковых структур у больных эпилепсией и паркинсонизмом. Выявлены как сходство некоторых реакций (учитывая, что обе категории больных являются людьми), так и различия, исходя из диаметральных противоположностей мозговых механизмов этих заболеваний.

Не боюсь повториться, что без научной поддержки Натальи Петровны Бехтеревой все эти разработки вряд ли удалось бы осуществить.

1978 год тоже был знаковым. В этом году в связи с непростыми отношениями, сложившимися между мной и непосредственной начальницей (заведующей лабораторией), я решила уйти из института в практическую медицину. Однако Наталья Петровна убедила меня не делать этого, объяснив, что практическая медицина слишком стандартизирована, и мне с моими новаторскими замашками будет сложно там работать. С ее подачи меня выбрали на должность старшего научного сотрудника, поручили мне подобрать новых сотрудников и найти новую клиническую базу для дальнейшего развития направления коркового протезирования зрения.

Клиническая база была найдена – клиника нейрохирургии Военно-медицинской академии, сотрудники подобраны, но с корковым протезированием так ничего и не получилось. Немного позднее выяснилось, что путь коркового протезирования зрения являлся тупиковым, и это направление во всем мире перестало развиваться (об этом более подробно изложено в других моих публикациях). Уж не знаю почему, но травмы затылочной области встречались крайне редко. Можно предположить, что сама судьба отвела меня от тупикового пути. Зато пациентов с нарушением зрения вследствие атрофии зрительного нерва, вызванной давлением близлежащей опухоли, спайками (оптохиазмальный арахноидит), костными обломками и гематомами после черепно-мозговых травм было достаточно. При этом удаление патологических образований, сдавливающих зрительный нерв, далеко не всегда приводило к улучшению зрения.

В конце 1979 года мне пришло в голову, что если ввести электроды под оболочку зрительных нервов и проводить их электростимуляцию, то может быть достигнуто улучшение зрения. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что вряд ли такая идея могла бы возникнуть, если бы не многолетний предшествующий опыт лечебных электростимуляций подкорковых структур под руководством Н. П. Бехтеревой. К тому же эта идея так и осталась бы неосуществленной, если бы не моральная поддержка Натальи Петровны Бехтеревой и смелость нейрохирурга профессора Виталия Александровича Хилько, который в условиях тяжелейших операций на мозге взялся вводить электроды под оболочку зрительных нервов. Не стану вдаваться в подробности дальнейшего развития прямых (контактных) электростимуляций зрительных нервов, которые достаточно полно освещены в статьях и главах монографий («Лечебная электростимуляция мозга и нервов человека», 2008 год).

Как и многое новое, этот метод традиционная медицина приняла в штыки. Последовали многочисленные комиссии из Москвы. Меня вызывали на Ученый совет Минздрава СССР. В январе 1986 года я защитила докторскую диссертацию, в которой обобщались клинические и физиологические результаты прямых электростимуляций пораженных зрительных нервов. Диссертацию ВАК не утверждал в течение года. В январе 1987 года наконец пришел вызов из Москвы для решения вопроса о судьбе моей диссертации. Честно признаюсь, я несколько утомилась доказывать всем одно и то же, поэтому не хотела ехать в Москву, без большого сожаления отказываясь от научной степени доктора медицинских наук.

Здесь опять-таки судьбоносную роль сыграла Наталья Петровна. Она меня убедила ехать не столько на защиту диссертации, сколько на защиту изобретенного мною метода. Мне удалось отстоять и то и другое, о чем я на радостях забыла сообщить Наталье Петровне, и ей пришлось звонить председателю ВАК и узнавать о результатах прошедшего совещания. На следующий день я вернулась в Ленинград и устремилась в ИЭМ, чтобы все рассказать Наталье Петровне и подарить ей цветы. Она приняла меня через несколько часов (только тогда она перестала на меня сердиться) и не без доли ехидства поинтересовалась:

– Что, разве нельзя было позвонить мне из Москвы?

Я, изобразив крайнюю степень слабоумия, сказала, что в ВАК телефонов не было и в Москве тоже. На этом инцидент был исчерпан. В результате метод удалось отстоять – спасибо Наталье Петровне Бехтеревой! Вскоре началась разработка метода прямых (контактных) электростимуляций слухового нерва (также по согласованию с Натальей Петровной), который имел существенное преимущество перед модным теперь направлением кохлеарного протезирования слуха. Этот метод описан в статьях и главах той же монографии.