Научи меня любить
Шрифт:
Яна улыбалась, выслушивая сомнения подростка, безудержно ревущего ей в плечо. Всё таки одеться сегодня попроще было верным решением. Вряд ли потекшая тушь теперь отстирается от рубашки. Но и отталкивать ребёнка Яна никогда бы не стала. Да, девочки они такие девочки!
— Знаешь, а я так мечтаю оказаться на твоём месте, — Яна сделала паузу, чтобы убедиться, что Юля ее слушает. — Чтобы только родители и я. Чтобы везде вместе. А потом, вечерами, смотреть на закат, он на море просто волшебный. И слушать море, и ветер. Как он поет. Как море ласкает камни, как шепчутся между собой цветы. Это все — музыка, Юля. Я бы взяла свою скрипку. И обязательно сыграла
Девчонка притихла, вытерла слезы, задумчиво внимая словам своей немного странной, но такой красивой, словно сказочная фея, учительнице. Потом кивнула, звонко высморкалась в платок и уже более уверенно произнесла:
— Давайте репетировать. Чтобы перед морем не стыдно было. А то у нас совсем мало времени…
41
Яна чувствовала себя не в своей тарелке. Хоть занятие с Юлей и было последним, ей хотелось побысрее его закончить. В голове Сашкиным голосом отчетливо звучал адрес больницы и номер палаты… Зиновьева Вера Павловна…
Нужно поехать туда, к ней, успеть побывать там до Сашки. Посмотреть, понять, что же это за человек, что ей, этой Вере, нужно?
К чему все эти игры с больницей, почему сына отдала чужому человеку?
Да-да, чужому. Сашка ему совершенно чужой, хоть и отец. Они не виделись, не знают друг друга. Разве можно вот так? Переспала, видела один день, а через шесть лет своими руками отдала сразу ребёнка мужику? Неужели не нашлось никого, с кем сына оставить? Глупости! Бред полный.
Яна просматривала на часы, прикидывая, успеет ли она доехать до больницы, чтобы попасть в часы посещений? Возможно и нет, но попробовать стоит. Не в том она сейчас настроении, чтобы с девочками заниматься. Одно дело с Юлей, другое — с неугомонной болтушкой Катей.
Еле дождалась, когда можно будет уйти. Попрощалась тепло, пожелала удачи, а выйдя на улицу, направилась не в соседний двор, где жила Катюша, а напрямую к остановке.
Если сейчас будет автобус, то поедет. Если нет — вернется.
Маршрутка подъехала сразу, едва Янка дошла до остановки. На какое-то мгновение растерялась, но тут же отбросила бесполезные раздумья и заскочила в полупустой душный салон. Плюхнулась на свободное сиденье и сразу же набрала номер матери Катюши.
Буквально два гудка, и та ответила.
— О, Янина Георгиевна, а я как раз вам пытаюсь дозвониться! Здравствуйте! Катя только со школы полчаса назад вернулась. И знаете, у неё, кажется, температура. Вот, представьте себе, на улице теплынь, а она простыла где-то! Давайте занятие перенесём!
— Здравствуйте, как жаль, что Катя заболела. Хорошо, звоните, Катюшке привет. Пусть выздоравливает поскорее!
— Спасибо, передам, до свидания!
Яна, попрощавшись, улыбнулась. Все правильно, значит ей действительно нужно быть сегодня там, в больнице.
В голове роились мысли, словно злые, рассерженные осы, не давая покоя. Чуть не пропустила нужную остановку.
Буквально в ста метрах от дороги расположился больничный комплекс. Высокие многожтажные корпуса стояли друг за другом, как солдатики. На каждом из них огромными световыми буквами обозначалось название отделения и номер. Нужный корпус нашла не сразу. Он, двухэтажный и маленький, словно отросток, сиротливо стоял, прижавшись вплотную к огромному зданию хирургии.
Странно, Яна думала, что Лешкина мать — в терапии, ну или в гинекологии.
Вход отдельный, дверь металлическая, простая, без защиты и кодового
замка, а на посту, вместо охраны, сидит пожилая санитарка. Неужели она сможет остановить пациента, если тот надумает удрать домой? Сейчас уже везде с этим строго. Даже верхнюю одежду сдаешь в гардероб, но получить можно только с разрешения главного врача, то есть при выписке. А тут, словно в прошлом веке, полная свобода действий…— К кому Вы, милочка? — подслеповатая старушка щурилась, пытаясь рассмотреть вошедшую девушку и приветливо улыбаясь.
— Здравствуйте, — замешкалась на мгновение Яна, — можно мне Зиновьеву?
— К Зиновьевой? Можно, милая, можно. Она ждет, вся изждалась уже, плакала сегодня, насилу успокоили. Пришлось укол делать. Проснулась уж, наверно. Вот та палата, первая от окна по правому коридорчику. Там вон, — махнула рукой санитарочка, — в гардеробной, халат одень, шапочку, тапочки одноразовые в упаковке. Руки обработай, на стене дезодаратор висит. Иди, милая, иди. Сама справишься.
Яна кивнула, не веря своей удаче и не вполне понимая, что происходит, зашла в боковую дверь. Там, в маленькой комнатке, на вешалке висели чистые халаты, рядом на полке стопками лежали упаковки с одноразрвыми шапочками, перчатками и тапочками. Не задерживаясь, она облачилась в больничный наряд и, глубоко вдохнув, вышла в коридор.
Санитарка сладко посапывала на стуле. Вокруг — мертвая тишина, аж жуть пробирает холодком, до самого позвоночника.
Так, куда она сказала? В правый коридор, последняя дверь, та что у окна.
Яна шла уверенно, сцепив руки в кулаки.
Пока в голове еще не сложились те слова, которые стоило бы сказать Вере, но она была уверена, что увидев эту женщину, все сразу станет понятным — о чем и как с ней говорить.
По крайней мере, настрой у Яны был очень даже боевой. Нет, ругаться она не станет, но сразу даст понять, чтобы Вера эта не пересекала дозволенные границы. Сашка её! И она будет бороться за их семью! За их любовь, за счастье. Именно здесь и сейчас, идя по мрачному неосвещенному коридору, Яна это отчетливо для себя поняла. Это ее жизнь и она никому не позволит ее разрушить!
Когда она открыла дверь в палату, то почувствовала, словно из нее вышибли весь воздух. Сразу, одним ударом…
42
Простая палата, как тысячи других, выкрашенная в угрюмый болотный цвет, казалась этаким склепом.
Свет приглушен, работает лишь одна настенная лампа, есть стол, стул… И огромная кровать, которая оснащена различными механизмами, превращая простую мебель в трансформер. Вокруг кровати, практически до потолка, нагромождены друг на друга какие-то приборы, не понятно для чего тут стоящие. Лишь на двух из них в мелких информационных окошечках мигают зеленые лампочки и меняются какие-то цифры. К рукам больной с обеих сторон тянутся трубки систем, выдавая по маленьким капелькам лекарство.
Вера, казалось, спала. А Яна, превозмогая шок, никак не могла сдвинуться с места, рассматривала женщину. Хотя так ее очень трудно назвать. Это просто высохшее тело, с острыми ключицами, худыми руками, обритой головой и практически ввалившимися глазницами, оттененными болезненной синевой. Лицо настолько бледное, что даже выкепенная ночнушка казалась более живой.
Нет, она точно ошиблась дверью. Не может быть! Это не здесь! Нужно тихонько выйти, чтобы не потревожить тяжело больную…
Яна медленно повернулась, взялась за ручку, стараясь бесшумно открыть дверь.