Научи меня любить

— Вот оголтелый, а! И ведь даже не спросил, что и где лежит. Ну ничего, сам пока исследует, да больше провозится и нагуляется. А ты, Яночка, пей чаек, пей, я пойду деда кормить.

Яна застыла, с удивлением наблюдая, как свекровь накладывает жидкую овсяную кашу в миску, берет кружку молока и уходит внутрь дома.

Она что, мужа настолько избаловала, что носит завтрак в постель? Или у них такие романтические отношения? Насколько Яна помнила, свекр всегда ел отдельно от всех, но за столом на кухне, а не в комнате. Угрюмый и нелюдимый, тем не менее Василий Петрович вызывал у Яны всегда только уважение. Но сейчас творилось что-то непонятное.

От неожиданных мыслей ее отвлекли жалобные стенания Нины Григорьевны.

— Ой! Ой, Васька! Васька-а-а! Что же ты наделал! Ну как же ты так, Васька-а-а!

Яна вскочила, как ошпаренная, и кинулась в спальню. Сердце ухнуло вниз, когда она увидела полураздетого мужчину, лежавшего на полу лицом вниз. Свекровь продолжая причитать, отодвигала стулья, зачем-то нагроможденные у кровати, поправляла постель, не обращая внимания на лежащее в ее ногах тело.

53

Яна до боли прикусила костяшку указательного пальца, еще несколько мгновений пытаясь преодолеть свое волнение. Затем, увидев как пошевелилась рука мужчины и он, сделав глубокий вдох, приподнялся на локтях, бесшумно проскользнула в комнату.

Свекровь, заметив Яну, тяжело вздохнула и обратилась к мужу.

— Вась, вот ты чего творишь, а? Я тебя спрашиваю! Смотри вон, девчонку как перепугал, и меня. На десять минут задержалась, неужели невтерпеж?

— Голос услышал, — сипло, практически неслышно, пробормотал Василий Петрович. — Думаю, внук приехал, а я тут, валяюсь.

— Ага, и решил, что в кровати тебе значит лежать стыдно, а на полу самое то! А если б ребёнок увидел? А, Вась? И поднимать тебя теперь вот радость.

— Я сам как-нибудь…

— Сам ты… Давай, Яна, подсоби мне. За локоть его прихвати и тяни, а я поднырну и на спину взвалю. Бес старый, не ходят ноги, так и лежал бы.

Яна несмело подошла и, улыбнувшись смущенному свекру, несмело пригладила его седые виихры на голове.

— Рада вас видеть, Василий Петрович! Давайте-ка подниматься, холодно на голом полу.

— Ага, давай уж, отец, постарайся. Тяжел ты, друг, — по-доброму ворчала Нина Григорьевна.

Яна под чутким руководством свекрови помогла взвалить обезножившего мужчину ей на плечи. Уверенным, отработанным движением она опрокинула мужа на кровать, будто весил он, как пушинка. Аккуратно уложила безвольные ноги, прикрыла простыней до пояса. А потом, утерев тыльной стороной лоб, обернулась к снохе.

— Ты, дочка, давай, сходи до ребетенка. Проверь его там. Да баню затопите. Воды натаскайте для горячего. А я Смирновых — племянников наших — приглашу, да они деда сегодня в бане-то и помогут помыть. И вас отмоем от грязи городской. Вы ведь не торопитесь, нет?

Яна неуверенно, чуть улыбнувшись, отрицательно помотала головой в ответ.

— Вот и хорошо, вот и ладно. А ты иди, моя касатка, иди. У нас тут с дедом утренние процедуры. Освобожусь, потом и Лешку пригласим.

Словно во сне, Яна медленно перебирая ногами, вышла во двор. По пути, без разбора схватила и накинула на себя первую попавшуюся рабочую курточку. Воды набрать, баню затопить… Господи, это что — экзамен?

Постояла несколько минут у крыльца, продышалась.

Осмотрела двор, словно видя его впервые. Вроде бы все в порядке, все то же, что и всегда. Лишь только легкий намек на запущенность, на ветхость, на отсутствие мужской руки. Вот покосившаяся калитка в полисадник, вот рассохшиеся створки окна на веранде, которые нужно лишь чуть подправить после весны. У карды — тачка со сломанным колесом, ожидает свою очередь для ремонта.

Что же это? Как давно? Почему она, Яна, ничего не знает о состоянии свекра? И Сашка, вскользь упоминая, что отец болеет, никогда не говорил, насколько серьезно. Лишь ездить в деревню сам стал чаще, объясняя, что родители стареют и им нужна его помощь.

Яна вспомнила, как были они вместе с Сашкой тут перед Новым годом, приехали на денек в гости. И действительно, ведь уже тогда Василий Петрович, скорее всего, не ходил. Он практически целый день просидел на диване в зале, у телевизора. К нему туда же и стол праздничный поставили, накрыли, пообедали всей семьей. Не вставал ни разу, не выходил даже покурить.

Обвинять Сашку в том, что ничего не объяснял? Только вся правда в том, что сама она ни разу не интересовалась. Ни разу не спросила подробнее, только так — дежурные фразы. Стало мучительно стыдно за свою черствость. За свое такое поведение. Но откуда ей брать пример? Ее родители намного моложе, не болеют, да и видит она их раз в полгода. И не дай бог у них спросить о здоровье, они сочтут это за оскорбление.

Яна разыскала Лешку. Тот, пыхтя от натуги, таскал из дровника охапками полешки и складывал их возле печки в предбаннике. Увидев Яну, снова ушел.

Что же делать…

Ну, была не была. Яна направилась к бане. Внимательно осмотрела печку, открыла вьюшку. Видела как-то, как это делал Сашка.

Еще немного постояла в задумчивости, а потом натолкала полную топку дров, подложила газет, зажгла.

Пришел Лешка, сложил еще четыре полешка и тут же ретировался, явно не собираясь оставаться рядом с мачехой.

Яна же упорно уже несколько минут безуспешно пыталась разжечь дрова. Зажигалка кончилась.

Идти к свекрови, сознаваться в своей полной никчемности?

Может Лешка знает, как правильно? Тот, легок на помине, уже вернулся, нырнул любопытным носом в дверь, оценил ситуацию и, кажется, собрался уходить прочь.

— Леш, мне помощь твоя нужна.

— Моя? Тебе? — Лёшик резко остановился, чуть не развалив им же сложенную маленькую поленницу дров, и недоуменно уставился на Яну.

— Мне Леш, мне, — тихо пролепетала она. — Надо баню затопить. А я не умею. Поможешь?

— Что, совсем-совсем?!

— Представляешь, совсем-совсем… Ни разу не делала ничего подобного. Ты сможешь, подскажешь? А я зажигалкой сама, чтобы тебе не обжечься.

— Ну уж нет, что я совсем маленький, что ли. Я и сам разжигать умею. Это самое лучшее.

— Ну так что? Научишь?

— Ага, — сменил гнев на милость этот постреленок и на его лице вместо нахмуренных бровей уже сияла счастливая улыбка.

Яна уступила коронное место у топки, присела чуть дальше, на маленькую самодельную скамью.

Лешка, как заправский печник, тихо ворча и поругиваясь, вытащил из топки набитые доверху дрова, вычистил золу, аккуратно собрав все в ведро, а затем ловко соорудил из тонких щепок шалашик. И тут же чиркнул спичкой, не дав Яне сообразить и опомниться.