Научи меня любить
Шрифт:
В сердце екнуло. Вот и все. Как быстро…
Через несколько минут они все вместе стояли во дворе у машины. Николай складывал пакеты в багажник. Лешка, снова вцепившись в Янкины ноги и задрав голову вверх, заглядывал Янке в глаза.
— Я как приеду, сразу позвоню. И котят своих сфотографирую. Они уже такие большие, наверное! Если понравятся, то одного можешь взять себе. Какого скажешь. Даже можно белого с чёрной лапкой!
— Правда? И тебе не будет жалко? Значит, его и возьму.
Лешка кивнул, улыбнулся, тут же отскочил и полез в машину.
Вера, до этого стоящая в стороне, подошла ближе и несмело протянула руку. Яна приняла холодную, чуть влажную ладонь в свою и легонько пожала. Уверенно и ободряюще улыбнувшись, молча кивнула.
Уже через минуту машина скрылась за поворотом, унося с собой Янкины переживания, глупые
92
Встреча с Аркадием Абрамовичем была назначена на последнюю неделю августа и Яна волновалась, словно впервые шла на собеседование. Долго выбирала наряд. Перебирала свою модную элегантную одежду и не видела то, в чем бы хотела предстать перед уважаемым в городе человеком. Высыпав из огромной шкатулки бижутерию, смотрела на все эти комплекты с каким-то безразличием. У нее много красивых вещей, но отчего-то теперь они не радовали. Или Яна сама себя раньше обманывала, пытаясь найти в них утешение? Покрутившись перед зеркалом в простом однотонном платье в пол с чуть завышенной талией, подобрала тонкую цепочку с кулоном, сделала низкий пышный пучок, из серег выбрала тонкие лепестки без камней. Скромно, изящно. Улыбнулась. Да, такая она определённо сама себе нравилась.
Повинуясь какому-то внутреннему чувству полета, она решила не идти по пыльным улицам пешком, а добралась до школы искусств на такси.
Монументальное здание, ранее дворец культуры при Советском союзе, сейчас красовалось свежевыкрашенными белоснежными колоннами, натертой до блеска мозаикой на витражах. Холл оказался абсолютно пустым, закрытой безликая гардеробная. Ну конечно, еще не начался учебный год, оттого так безлюдно. Стук каблуков раздавался гулким эхом, Яна прошла мимо пустой вахтовой стойки, заглянула в бытовку, никого. Ей назначили время на два часа дня, но о кабинете не было и речи. И спросить не у кого. Придётся искать хоть одну живую душу.
Завернув в один из широких коридоров, она не спеша прошла вдоль галереи картин, с любопытством рассматривая лучшие работы учеников. В местном музее часто были выставки местных художников и, гораздо реже, экспозиции заслуженных мастеров. Здесь же чувствовалась детская рука, со своей искренней непосредственностью и отсутствием дотошных мелочей. Все кабинеты были закрыты, но Яна и так поняла, что здесь располагались изостудии. И дело не только в картинах, еле ощутимые запахи краски и масла витали в воздухе, оседая стенах, встречая в каждом закоулке. У Яны было много знакомых, кто увлекался живописью и воспоминания о них хлынули безудержным потоком и ностальгией по прошлому.
Широкий петляющий коридор неожиданно закончился, переходя в широкую лестницу. Мраморные перила, резные балясины, красная ковровая дорожка. Как ей это напоминало сейчас посещение любимых театров. Да, конечно, там все помпезней и возможно даже вычурней, но сама обстановка уже заставляла окунуться в детские грезы, представляя себя золушкой на первом балу. Придерживая длинный подол платья, она неспешно ступала по мягкому ковру, заглушающему любые звуки. Балетные классы, расположенные на втором этаже, дышали свободой, овеваемые легким сквозняком из приоткрытых окон. Блеск зеркал, легкие воздушные тюли, теплое современное покрытие на полу. Из последнего зала по коридору расслышала голоса. Там балетмейстер показывала ученице гран-батман на собственном примере, изящно замерев, но при этом продолжая объяснять, под каким углом находится голова, и как должен быть оттянут носок. Разговаривала тихо, ласково, но одновременно строго, напомнив тем самым Янину любимую учительницу.
Так, остается только третий этаж, скорее всего именно там находятся музыкальные классы.
С каждым шагом идти становилось труднее, словно что-то держало, но душа отчаянно просилась вперед. Словно время расступилось и теперь Яна видела перед собой не пустые коридоры, а маленьких девочек, спешащих на занятия, слышала какофонию звуков настраиваемых инструментов. Блеск в глазах, разовые щечки, веселый смех. Прижавшись к первой открытой двери, она остановилась. Было жарко, душили слезы, но она этого не замечала совсем. Пытаясь надышаться воздухом прогретого августовским солнцем класса, она словно во сне, зашла в маленькое, но уютное помещение, почти не касаясь прошла вдоль нескольких парт, чуть подула на черную гладь пианино, слегка припудренного пылью. В
уголке, еле заметно, ей беззаботно подмигнул нарисованный чьим-то детским пальчиком смайлик. А она улыбнулась в ответ.За спиной послышался шум и легкое покашливание.
— Простите, вы к кому, милочка?
Яна, испуганно отдернув руку от инструмента, обернулась. На нее щурясь сквозь толстые стекла линз внимательно смотрел пожилой мужчина. Нет, его можно было бы можно даже назвать древним, этаким лесовичком, будто только что вышедшем из сказки. Широкие льняные штаны, рубаха с вышивкой на выпуск, аккуратная седая борода и всклокоченные на затылке волосы.
— Здравствуйте, простите, ищу Соколовского Аркадия Абрамовича. Янина Георгиевна Романова, пришла на собеседование.
— Ах, милая моя, так вы это ко мне! Я и есть Аркадий Абрамович, художественный руководитель, бессменный страж сего заведения, ярый борец за прекрасное будущее нашего подрастающего поколения! Рад, безмерно рад, что вы приняли мое приглашение!
— И мне очень приятно познакомиться! Очень много слышала о вас!
— Надеюсь, хорошее. И надеюсь, от наших учеников!
— Бесспорно, они больше всех вами восхищены!
— И верно! А как иначе? Я ж им спуску не даю, — довольно крякнул старик, по-доброму усмехнувшись на лесть. — Ну, как вам у нас?
— Нравится, очень.
— Это вы еще не видели наш концертный зал, он как раз после грандиозной реставрации, Янина Георгиевна. И я хочу, чтобы вы, как человек, как человек, знакомый с этой атмосферой не понаслышке, оценили на свой взгляд, какого у нас там, а? Может что еще присоветуете!
Не обращая внимание на смущение Яны, он подхватил ее за руку, переложил ее ладонь на свой локоть и двигаясь медленно, важной степенной походкой, повел на экскурсию по зданию. Не торопясь показывал учебные классы, рассказал о делах насущных, об учениках, рассуждая, интересуясь мнением спутницы, внимательно прислушиваясь к каждому ее слову. Вскоре Яна расслабилась, почувствовав себя в своей среде, общаясь на те темы, которые ей были близки и интересны. Да и Аркадий Абрамович, хоть и казался на первый взгляд немного чудаковатым, но с ним было приятно вести беседу. Они спустились на первый этаж, но теперь уже по другой лестнице, попав в закулисье актового зала. И снова на Яну нахлынули воспоминания ее выступлений, все то же трепетное волнение охватило будь она все той же маленькой девочкой, впервые приблизившейся к сцене.
— Янина Георгиевна, не буду лукавить, но у меня большие надежды, что когда-нибудь вы тоже станете выступать здесь!
— Простите, Аркадий Абрамович, наверное это немыслимо. Слишком давно я забросила заниматься сама, семь лет это большой срок.
— Вот если бы вы были, милая, совершенно бездарны, то я бы согласился. А так поспорю. Нет, даже возражу вам! Все можно наверстать, какие ваши годы, вы еще совсем юная девчонка! У нас есть прекрасные педагоги, чего стоит только наша Регина Альбертовна! Заслуженный деятель культуры, лично мой кумир, потому что даже в свои практически 80 она музыку не забросила. И ни плохое зрение, ни старческие болезни ей в этом не помеха, знаете ли! А что говорить о ее молодых годах, когда просто не было возможности заниматься любимым делом! А вы говорите какие-то семь лет!
Аркадий Абрамович сыпал словами, словно из рога изобилия, жестикулировал и ходил из стороны в сторону.
— У вас инструмент, милая моя, дома какой? — как бы между делом спросил старик, снова прищурившись посмотрел на Яну.
И она почему-то, под этим цепким все понимающим взглядом, сжалась, почувствовав себя вдруг ученицей, пришедшей на урок с невыученным домашним заданием.
— Пока никакого. Я не определилась еще… — пролепетала Яна.
— А, ну так это не беда. Это естественно для любого творческого человека. Отрицать, забросить, найти виноватого, а потом пострадать еще некоторое время. Но вот что я вам скажу, милая. Вот если человек бросает и ему это становится совсем не интересно, то это одно. А когда музыка живет в душе, когда она дает силы жить, то рано или поздно вам надоест хандрить. Вот знаете, у нас на первое время можно подобрать из тех инструментов, что свободны. Это не секрет для вас, бывает так, что для ученика инструмент либо слишком тяжел, либо тональность не совпадает с ожиданием. Но все же инструмент не плохой, это так, в целом. А потом, конечно, в будущем, можно будет заказать что-то персонально для вас. Потому, как учитель — он прежде всего учит детей на своем примере. Вы согласны со мной?