Научи меня любить

Постепенно ее рабочее время увеличивалось, домой ходить на обед становилось сложнее и Яна так и проводила практически целый день до позднего вечера в школе.

Добиралась домой на последней восьмичасовой маршрутке. Принимала душ и ложилась спать. Квартира ей казалась чужой, одиночество съедало. Теперь не хотелось каждый день наводить порядок, не для кого было готовить. На стеклянном столике место красивых фарфоровых статуэток занял Лешкин трансформер и маленькая желтая машинка.

Мальчуган, как и обещал, часто звонил. Показывал подросших котят, расстраивался, что они слишком дикие, не хотят жить в доме. Хвалился своими успехами, новой удочкой, красивыми рисунками в альбоме. Неизменно в начале разговора подходила поздороваться Вера. Кажется, она стала выглядеть лучше. Приглашала в гости, но Яна вежливо давала отказ, ссылаясь, что очень устает на новой работе.

Сегодня настроение было примерзким, как и погода. Яна не выспалась. Снился Сашка. Она ужасно скучала, но позвонить не решалась. Не звонил и он. Ездил в Москву Николай, ездил Игорь. С ними передавала вещи, и все на этом. Настроение портилось с каждым днем, но ответа не находилось.

Утром так хотелось поспать хотя бы еще часок, но сегодня среда, а значит три занятия подряд у первогодок.

Где-то посреди дороги, пока шла до работы, разошлась молния на правом сапоге. Доковыляла, расстроенная, замерзшая. Сесть бы да пореветь, но кто это оценит?

Задумчиво ковыряла замочек, сидя в глубоком кресле в комнате отдыха. До начала уроков еще двадцать минут. Нужно выкинуть все из головы, настроиться… Аркадий Абрамович зашёл в комнату грузно, шаркая надетыми на шерстяной носок просторными тапками, ворча, как старый заправский моряк, не стесняясь в выражениях. Янка привыкла к его словесным амплитудам — от великого народного до помпезно-возвышенного. Сегодня, значит, болели колени и руки — обострился артрит.

— Почему вы не отправились в больницу, Аркадий Абрамович? Доброе утро…

— Доброе утро было лет сорок назад. А сейчас что? Одни болячки… Доброе утро, Яночка. И не вам меня посылать, милочка…

— Простите?

— Да вы меня вот все в больницу гоните, а я вот, может, не хочу туда… Мне не к спеху.

— Понятно, снова хандра напала. Может, чаю?

— А давай! — одобрительно махнул рукой, но ворчать продолжил. — Хандра… Да, хандра! Скажешь, у тебя ее нет? Мне бы сейчас вот хоть на неделю в тепло, в тот же Крым…

— Ну у них сейчас тоже не настолько тепло. В этом году осень везде выдалась холодная, — Яна ласково улыбнулась, подавая хмурому старику чашечку горячего чая.

— Благодарю. Кстати, я отпускаю тебя на неделю. Директор в курсе. Надеюсь, дела свои ты решить успеешь.

— Простите, Аркадий Абрамович, не поняла вас? Какая неделя и что я должна решать?

— Ну это уже твое дело, что ты там себе напридумываешь. Неделю тебе ссудили, пока есть возможность. Так что не робей.

— Ничего не понимаю. Вы о чем?

— Янина Георгиевна, не надо мне вот этого вашего, девичьего! У старика сегодня дурной день, а у тебя, милая, на носу день рождения. Не думаю, что ты хочешь его провести на работе или в пустой квартире. А вот как и где тебе захочется в этот день быть, то уж сама определись. Не заставляй дедушку говорить тебе дурные слова! Я пока еще в своем уме, но настроение дрянь…

Яна вздохнула, опустила глаза. Действительно, день рождения в субботу. И этого дня она так боялась, не хотелось встречать одной. К Наташке не сунешься, она после родов вся утонула в материнстве. Не высыпается с малышкой, подряд разболелись и Митька, и Ванька. Не до гостей ей. Звали к себе в гости Вера с Лешкой, но ехать к ним Яна тоже не решалась.

— Ну чего ты еще там раздумываешь, дочка? Что у тебя за проблемы? Денег на билеты не хватит разве, так я дам, ты только скажи. Вот ведь дитятко, нянчить тебя еще и нянчить! — Аркадий Абрамович встал, доковылял до столика, со звоном поставил чашку. — После обеда подойди, я наличными сниму.

— Аркадий Абрамович, не нужно мне ничего. Мне хватает.

— На что тебе хватает? — тут же грозно навис над ней старик, прямо глядя в глаза.

— На билеты хватает…

— Ну вот и ладно, вот и хорошо. Значит просто подарок будет от меня. И вечером чаепитие с тортом со всем коллективом. А завтра чтобы на работе я тебя не видел!

95

Яна любила столицу, с ее шумом, бурлящей энергией, лоском, современностью, дышащей на каждом закоулке. Каждый раз казалось, что она попадает в совершенно другой мир. И усталость, навалившаяся после поезда, улетучилась вдруг, освобождая место для искренней радости.

Сегодня и погода благоволила, светило яркое солнце, ветер был удивительно теплым и нежным. Яркие модные витрины, скверы, украшенные светодиодными разноцветными огнями, уютные кафешки с ароматной выпечкой. Яна наслаждалась каждым мгновением. Конечно, не хотелось быть в эти минуты одной. Но она теперь себя гораздо меньше чувствовала одинокой — малышка беспрестанно напоминала о себе, пиная живот крохотными ножками.

До обеда они посвятили все время себе. Янка спрашивала, что хочет ее маленький дружочек, фисташковое мороженое или лучше кусочек острой рыбки? Послушать уличных певцов или посмотреть на фонтан в торговом центре? С удовольствием прислушивалась к себе и внутреннему голосу, кивала каким-то своим мыслям и со счастливой улыбкой шла по намеченному маршруту.

В детском мире пропала еще на пару часов, рассматривая игрушки и одежду. Купила машинки для Наташкиных сорванцов, для новорожденной крестницы — кружевное платье к намечающейся фотосессии, для Лешика — динозавра на пульте управления. Он о таком давно мечтает.

Время летело неумолимо, и еще больше отодвигать встречу было уже невозможно.

По рассказам Игоря и Николая она уже знала, что после обеда никаких процедур у Сашки нет, в это время он чаще всего выезжает на прогулку в маленький сквер, сидит у прудика, кормит уток. Заявку на пропуск в здание сделать она так и не решалась. Лишь написала Сашке сообщение, что будет ждать его там, у пруда.

Сердце колотилось как бешеное, пока она шла по вымощенной дорожке. Казалось, воздух прожигал легкие насквозь. Его силуэт она узнала сразу, издалека.

Остановилась.

Теперь каждый шаг отчего-то давался с трудом. Последние двадцать метров прошла еле слышно и также тихо села на скамейку.

Инвалидное кресло стояло чуть впереди и Сашка, даже почуяв приближение женщины, не обернулся. Он отщипывал крохи черного хлеба, сминал липкий мякиш и резко закидывал корм на середину маленького прудика, где барахтались и галдели три рябые мелкие утки. Движения выдавали его нервозность, плечи с каждой минутой, казалось, опускались все ниже и ниже.

Молчание становилось невыносимым.

Яна встала, оставив сумку на скамейке, робко подошла к нему сзади и положила руки на спину.

Сашка дернулся, вздрогнул. С шумом проглотил застрявший в горле ком.

Секунды текли, и Яна, и без того продрогшая, почувствовала, как руки начинают дрожать. Осторожно провела ладонями по спине, впитывая жар, идущий от мужчины. Так всегда, она мерзла, он грел…

Как только ладони оказались чуть выше, практически возле шеи, Сашка одним ловким движением захватил ее холодную кисть, просунул себе под ворот и прижался щекой.