Научите меня стрелять

– Я думала, виноград в Кахетинской долине растет, а не в Батуми.

– Э, – взмахнул он руками, – слушай, какой разница, Аджария или Кахетия? Везде хорошо!

«Жигули» Белого вошли в поворот, за которым открылся такой захватывающий вид на озеро Абрау, что даже Шалва Гургенович зацокал языком:

– Вах, слушай, как дома.

В этот момент Белый резко ударил по тормозам, и я упала на гостя. Он тут же этим воспользовался, прижал меня к себе и уколол усами в ухо.

В кустах на обочине стоял знакомый нам «ауди». Вокруг не наблюдалось ни единой живой души. Белый не стал глушить двигатель, всем велел оставаться на местах, открыл дверцу, достал пистолет, осторожно высунулся и огляделся. Стояла тишина.

– Миша, – очнулась Элеонора, – я с тобой.

Она отстегнула ремень безопасности и вышла следом за Михаилом. Жестом он показал ей, что она должна вернуться, но Эля и не подумала останавливаться. Подруга обошла «девятку» и оказалась рядом с капитаном. Они осторожно приблизились к машине, подергали ручки. Дверцы «ауди» были закрыты. Держась за руки, Мишка с Элей подошли к самому краю дороги и стали смотреть с обрыва вниз.

Меня гипнотизировал «ауди». Не удержавшись, я тоже вышла из «жигулей». Один Шалва Гургенович исполнял наказ Михаила оставаться на месте.

Меня осенило, я схватила свою сумку и вынула из нее заветную проволочку.

– Кето, – Шалва сделал попытку остановить меня, – не ходи туда.

Краем глаза я увидела, как Белый присел и потянул Матюшину за руку.

Добежав до «ауди», я вставила воровской инструмент в замок и стала поворачивать его там, время от времени проверяя, открылся замок или нет. Дверца не поддавалась. Я постояла, стараясь унять сердцебиение, и продолжила свое занятие.

Заинтригованный моей возней, Шалва нарушил инструкцию, вышел из «жигулей», мягко отстранил меня и взялся за дело сам.

Наконец мы услышали щелчок центрального замка. Открыв дверцу, я просунула голову в салон. То, что я искала, было на заднем сиденье – кейс, набитый пачками долларов. Я схватила ценный груз и побежала с ним к Матюшиной и Белому. Подбежав, я охнула и резко остановилась, будто натолкнулась на невидимое препятствие.

Спуск к морю был покрыт растительностью. Солнце садилось, освещая кусочек дикого пляжа, на котором топтались маленькие фигурки четверых мужчин. Эти четверо неторопливо, с оттяжкой били пятого. Пятым был Никифоров. Били его жестоко, ногами и дубинками. Он раскачивался под ударами, стоя на коленях, закрывал лицо, и было понятно, что долго не продержится.

Я отпрянула от обрыва, впервые в жизни позабыв о страхе высоты, присела позади Элеоноры.

Глаза помимо воли следили за происходящим. Гоша упал.

– Убили! – вскрикнула я.

Михаил и Элеонора оглянулись на меня, и я увидела смертельно бледное лицо подруги.

Белый перехватывал пистолет, пытаясь прицелиться, но не стрелял. Попасть с такого расстояния все равно было невозможно.

Четверо мужчин продолжали пинать Гошу. Я закрыла лицо ладонями. Живой все-таки человек, хоть и редкий проходимец. Наблюдать, как кто-то лишает его жизни, было невыносимо.

– Дай мне, – попросила Элеонора Мишку и потянулась к оружию.

– Далеко, – ответил Михаил, поднял руку и выстрелил в воздух.

Четыре фигуры на пляже замерли, подняли головы и, потеряв интерес к Гоше, устремились наверх, к дороге.

Шалва Гургенович дернул меня за руку так, что я чуть не выронила кейс, и мы побежали к Мишкиной «девятке». Я бухнулась на сиденье, Шалва обнял меня и прижал к широкой груди. Я не сопротивлялась.

Белый развернул «жигули» и рванул в направлении Новороссийска. Быстро темнело, мимо мелькали дорожные знаки и проносились машины. О Никифорове я думать боялась.

Наконец Михаил затормозил у поста и вошел в здание дежурной части.

Вышел он минут через двадцать, плюнул с досады и двинул кулаком по щиту с рекламой местной гостиницы. Я подняла глаза и прочитала адрес постоялого двора и телефон.

– Давай назад, пока помним, где это, – предложила я Мишке.

Шалва Гургенович, молчавший все это время, неожиданно удивил:

– Женщина, молчи. Это мужской дела. Иди спать.

Мы с Элей зашипели на него, как кошки. Белый понял, что договориться с нами не получится, развернул «жигули» и выехал на автостраду.

Когда мы подъехали к тому месту, где час назад стоял «ауди», машины уже не было. Мне даже показалось, что мы заблудились, но Белый был уверен, что не ошибся.

Михаил достал из багажника трос и накинул себе на плечо.

Спускаться к морю было страшно, но еще страшнее было остаться на дороге, потому что в любую минуту могли появиться отморозки, которые избивали Никифорова.

Шалва ловко передвигался с одной площадки на другую, с одного камня на другой. Белый шел следом за ним, освещая путь фонариком. Мы с Элеонорой старались не отставать. У меня кружилась голова, и все мои силы уходили на то, чтобы не встать на четвереньки. Неожиданно для себя я побежала вниз, ломая ветки. Дело кончилось тем, что я застряла ногой в каких-то кустах и растянулась на животе, не чувствуя боли и не веря, что жива. Сверху послышался негромкий голос Элеоноры:

– Кать, ты где?

– Здесь, – отозвалась я, слизывая кровь с губы. Мелькнул луч фонаря, меня стали тащить, не сразу разобрав, куда лучше, вперед или назад. Теперь я застряла окончательно и почти не помогала своим спасителям. Шалва Гургенович наклонился над моей ногой и попытался вытолкнуть ее из кустарника, приговаривая при этом:

– Женщин дома спать должен, а не по горам скакать, как баран.

Скорее от обиды на барана, чем от его усилий, я выдернула ногу. Если не считать разбитую губу, все обошлось без серьезных повреждений.

– Такой красоту беречь надо, – сокрушался винодел, осматривая меня со всех сторон.

Море плескалось уже совсем близко, слышно было, как по гравию шуршат волны.

Мы друг за другом спрыгнули на берег и разбрелись в разные стороны: мужчины в одну, мы с Элей в другую. Гошки нигде не было.

– Утопили, – предположила я и закрыла рот рукой, чтобы не делать подсказок судьбе.

Никифорова нашла Эля.

Он лежал лицом вниз, в яме, оставшейся, возможно, от катера. Волны накрывали Гошину тощую фигуру, протаскивали за собой по гравию и возвращали на место, будто отложив самое интересное на потом.

Я присела рядом и потянула его за руку. Рука была ледяной. Почему-то мне показалось, что Никифоров жив, просто замерз. Эля стала мне помогать. Вместе мы перевернули и протащили Гошку несколько метров, пока не уперлись в скалу. Белый с Шалвой Гургеновичем наткнулись на нас и посветили фонариками. Я выпрямилась.

– Не дышит, – произнесла Эля.

Михаил занял мое место, взял в ладонь Гошкину руку и сразу выпустил ее.

– Не тех боялся, – подумала я вслух.

– Объясни, – потребовал Белый.