Научите меня стрелять

– В дачном поселке, где вы с виноделом шашлык жарили, – напомнил Белый и покосился на Пашку.

Повисла пауза, после которой мне уже не хотелось возвращаться к разговору. Я вышла из-за стола, все задвигались, поднимаясь. Мужчины опять переместились на балкон, а мы с Элеонорой стали наводить порядок в кухне.

– Ты что-то хотела мне сказать, – напомнила я подруге.

– Я беременна, двенадцать недель, – прошептала она.

– А Мишка знает?

– Еще нет.

– Боишься?

– Очень.

– Эля, он…

Элеонора перебила меня:

– Я знаю, Кать, он любит меня и Машку, и вообще, он отличный, настоящий, самый лучший. Но я все равно боюсь. Может, ты ему скажешь?

– Нет, Эля, ты сама должна.

– Кать, не могу. Несколько раз начинала, не могу, и все. Так и вижу себя в операционной после аборта.

– Господи, Эля, разве так можно? Хорошо, я попробую, намекну Мишке, а там вы сами.

– Спасибо, Кать.

Мужчины вернулись, уловили профессиональным чутьем некоторую секретность в атмосфере кухни.

Пашка съязвил:

– Успели посплетничать?

– Ты чего-то боишься? Тебе есть что скрывать? – кинулась я в атаку.

– Да нет, – не растерялся Пашка, – нечего мне скрывать, это скорее тебя надо допросить с пристрастием.

– Если с пристрастием, то я могу выдать чужие секреты. – Я с хитрой улыбкой посмотрела на Элю.

Мишка перехватил мой взгляд и удивленно поднял брови:

– У моей жены есть секреты?

Элеонора уставилась в пол и стала медленно краснеть. Мишка, наоборот, побледнел и уперся в Элеонору пристальным взглядом.

Я сделала Пашке знак, и мы тихо исчезли из кухни.

Только я закрыла дверь, Егоров зашептал:

– Что она тебе сказала?

– Секрет.

– Нет, правда, что она сказала?

– Ты же мент, догадайся.

– Ее изнасиловали?

– Пашка, что за мысли?

– Обворовали?

– Скорее наоборот, одарили.

– Любовник? – выдохнул Пашка.

– Егоров, ты позитивно мыслить умеешь?

– А ты можешь сказать нормально?

– У них ребенок будет.

– Вот гад, Мишка, и молчит.

– А он не знает.

– Так это не его ребенок?

– Егоров, ты дурак?

– Тогда почему Мишка об этом не знает?

– Эля боится ему говорить, думает, что он отправит ее на аборт.

– Могла бы сначала выяснить, как Мишка относится к идее стать отцом, а потом залетать.

– Видно, не было времени выяснять, вы же носитесь все время где-то.

Егоров покачал головой, развернулся и открыл дверь в кухню. Мишка с Элей все так же стояли друг напротив друга, Эля мяла в руках фартук и собиралась с духом.

– Мишаня, с тебя бутылка, – радостно завопил Пашка.

Белый с трудом оторвал взгляд от жены и уставился на Егорова.

– Ты тоже подумал, что у нее любовник? – догадался Пашка.

– Паханыч, не лезь, сами разберемся, – строго предупредил друга Белый.

– Нет, Мишаня, с тебя бутылка.

У меня мелькнула мысль, что Эля оказалась права: Белый не рад известию.

– Паш, пойдем, – попросила я, но Егоров даже обиделся.

– Еще чего, ясное море. Я сейчас с Мишаней выпью за наследника. Эх, – спохватился он, – проболтался.

– Наследника? – Мишка перевел недоверчивый взгляд на Элеонору. Она присела на стул и закрыла лицо фартуком.

Неожиданно Белый обхватил Пашку и взвалил на плечи. Бильбо залаял, а друзья провели показательное выступление по вольной борьбе, от которого звенели чашки на столе. Соседи снизу не выдержали, постучали по трубе.

– У нас наследник будет, – громко известил их Пашка, и соседи присмирели.

Когда мужчины устали, Белый присел к столу и налил Пашке полный стакан минералки.

– Это что? – не поверил Егоров.

– Ты пить хотел.

– Нет, Миш, так не пойдет, – возмутился Егоров и отодвинул стакан.

– Нет, Паханыч, ты можешь обижаться, но я начинаю новую жизнь. Все, точка. Больше не пью. Только чай.

Элеонора тут же вскинулась:

– Сейчас сделаю. Мы торт еще не пробовали, а он очень удачный получился.

– Эля, сиди, я сам. – Михаил с нежностью посмотрел на Элеонору и покосился на ее живот. – Тебе вообще спать пора, уже поздно.

Подруга в растерянности замерла на полпути к чайнику. В этот момент она была очень хорошенькой.

– А давайте торт на завтра оставим, – предложила я, – сладкое и мучное на ночь – это же самоубийство. Я уже ничего не хочу.

Компания развалилась, Егоров быстро поднялся и, пожелав всем спокойной ночи, потащил меня в спальню. Он знал, что у него будет на десерт.

Мы собрались ехать домой накануне Восьмого марта. Пашка открыл багажник, я стала размещать наши сумки и обнаружила какой-то незнакомый пакет. Открыв сверток, я обнаружила букетик фрезий.

«Пашка купил цветы?» – не поверила я. Находка странным образом повлияла на мою самооценку – несколько часов я вела борьбу с подозрительностью и уговаривала себя, что цветы предназначаются мне. Сомнения терзали меня всю дорогу и к концу пути просто разрывали мозг. «А если у него любовница есть? Вот, например, интересно, куда делась та итальянка, о которой Пашка не хочет говорить?» – думала я и бросала на мужа испытующие взгляды. Егоров был серьезен, даже озабочен, следил за дорогой и не обращал на мое лихорадочное состояние ровно никакого внимания. Мне было обидно до слез, но я дала себе слово терпеть до восьмого числа, то есть до завтра.

Домой мы приехали уже ночью. Егоров загнал машину в гараж, вещи мы забирать поленились. Пакет с фрезиями тоже остался в багажнике. То ли Пашка о нем забыл, то ли это была часть его плана, но мои подозрения только усилились. «Завтра поедет к кому-то с цветами», – преследовала меня навязчивая мысль. Сон у меня был тревожный, а проснулась я под истеричное мяуканье Степана.

Накинув халат, я едва успела, открыла дверь, как Бильбо молнией выскочил наружу, а Степан, наоборот, проскочил на веранду и бросился к собачьей миске. Я захлопнула дверь и кинулась ловить кота.

Все это время Бильбо заливался на улице возмущенным лаем. Выловив Степана, я вышла с ним на крыльцо и замерла, не веря глазам.

На участке Егоровых было пусто. Совсем пусто. Дома не было.

Я выпустила кота и, справившись с изумлением, подошла к разделительной ограде и заглянула на ту сторону. На месте родового гнезда Егоровых чернел котлован, по его краям валялся строительный мусор.

Бильбо сел рядом с котлованом и заскулил.

Я кинулась назад, влетела в спальню и потрясла Егорова за плечо: