Научная фантастика. Ренессанс
Шрифт:
В него пролезает сменщик Баллард. Он почти целиком затянут в «кожу», с лица смотрят глаза без зрачков. По перчатки сняты, и «кожа» на предплечьях отстегнута. Кларк видит тонкие шрамы на его запястье и улыбается про себя.
«Интересно, — думает она, — была у них наверху припасена вторая Баллард, на случай, если бы я не сработала?»
В скрытом от глаз конце коридора скрипит открывающаяся переборка. Баллард выходит в рубашке с короткими рукавами. Один глаз у нее заплыл, в руке чемоданчик. Она, кажется, хочет что-то сказать, но замирает при виде прибывшего. Минуту она смотрит на него. Коротко кивает. И без единого слова забирается в брюхо батискафа.
Никто
Кларк проходит через кают-кампанию и смотрит в камеры. Потом протягивает руку за зеркальные осколки и обрывает тянущийся к ним шнур.
«Нам это уже ни к чему», — думает она и уверена, что кто-то далеко наверху соглашается с ней.
Они с новоприбывшим осматривают друг друга мертвыми белыми глазами.
— Я Любин, — наконец говорит он.
«И опять Баллард оказалась права, — понимает она. — Не будь у нас вывихнуты мозги, нас нельзя было бы здесь использовать».
Но она не в обиде. Ей не хотелось бы возвращаться.
Тед Чан
Понимание
Тед Чан (р. в 1967 г.) родился в штате Нью-Йорк, живет в Бельвью, штат Вашингтон. Он любит кино и комиксы, а также, по его собственным словам, смотрит телевизор «больше, чем следовало бы». Чан пишет учебники для пользователей компьютеров и уверяет, что это самые известные его книги. Однако научно-фантастические рассказы этого автора неизменно либо номинируются на литературные премии, либо получают их. В 2002 г. у Чана вышел сборник «История твоей жизни и другие рассказы» («Stories of Your Life and Others»).
Рассказ «Понимание», впервые опубликованный в «Asimov's», посвящен глобальным проблемам — сверхразуму и Интернету как продолжению человеческого ума. Его очевидный литературный первоисточник — произведение Дэниэла Киза «Цветы для Элджернона» («Flowers for Algernon»). Можно подумать, что Чан, прочитав текст, задался вопросом: «А что стало бы с главным героем, если бы он все умнел и умнел и этот процесс был бесконечным?» Ответ — появление сверхразумного героя. Интересно сравнить трактовку аналогичной проблемы у Грега Игана в рассказе «Причины для счастья»: оба писателя изображают далекое будущее, когда лечение неврологических заболеваний приводит к непредсказуемым последствиям.
Лед: царапает щеку, но не холодит кожу. Держаться не за что: перчатки просто скользят по гладкой поверхности. Вижу мечущихся наверху людей, но они ничего не могут сделать. Пытаюсь разбить лед кулаками, но руки движутся медленно-медленно, легкие разрываются, голова кружится, мысли туманятся, и я чувствую, что исчезаю…
Просыпаюсь с криком. Сердце стучит, как отбойный молоток. Господи. Откидываю одеяло и сажусь на край кровати.
Раньше я не мог вспомнить весь сон. Помнил только падение сквозь толщу льда; доктор говорит, мой разум подавлял остальное. Теперь я помню, и это худший кошмар из всех, что я когда-либо видел.
Натягиваю на плечи скомканное стеганое одеяло и чувствую, что дрожу. Пытаюсь успокоиться, дышать ровнее, но всхлипывания продолжают вырываться на волю. Это было так реально, что я ощущал все: ощущал, каково это — умереть.
Я пробыл в воде почти час; когда меня вытащили, я был овощем почище любого настоящего овоща. Здоров ли я? Впервые клиника испробовала свое новое лекарство на человеке с такой глубокой травмой мозга. Подействовало ли оно?
Все
тот же кошмарный сон, снова и снова. После третьего раза я понял, что уже не усну. Оставшиеся до рассвета часы провел в тревоге. И это результат? Я теряю рассудок?Завтра иду на еженедельный прием к наблюдающему меня ординатору клиники. Надеюсь, у него есть ответы на мои вопросы.
Еду в центр Бостона, полчаса — и я на приеме у доктора Хупера. Сижу на каталке в смотровой, за желтой занавеской. Из стены на уровне пояса выступает вытянутый в длину плоский экран, отрегулированный на суженное поле зрения, — с моего места он кажется пустым. Доктор стучит по клавишам — наверное, открывает файл с моими данными — и начинает меня осматривать. Пока он проверяет мои зрачки авторучкой с фонариком на конце, я рассказываю ему о кошмарах.
— А до несчастного случая у вас бывали подобные сны, Леон? — Он достает маленький молоточек и ударяет меня по локтям, коленям, лодыжкам.
— Никогда. Это побочный эффект лекарства?
— Нет, эффект не побочен. Гормональная К-терапия восстановила большинство поврежденных нейронов, и ваш мозг вынужден приспосабливаться к столь значительным переменам. Ночные кошмары, по-видимому, просто признак этого приспособления.
— Это теперь навсегда?
— Маловероятно, — отвечает он. — Как только ваш мозг вновь привыкнет к наличию всех проводящих путей, вы придете в норму. Теперь дотроньтесь указательным пальцем до кончика носа, а потом прикоснитесь им к моему пальцу.
Я делаю то, что он мне велит. После этого врач просит меня соединить поочередно пальцы с большим, быстро.
Затем мне приходится пройти по прямой, словно при проверке на трезвость. А потом он начинает меня допрашивать.
— Назовите части обычного ботинка.
— Ну, подметка, каблук, шнурки. М-м, дырочки для шнурков, через которые они продеваются, — ушки, и еще язычок, под шнурками…
— Хорошо. Повторите числа: три, девять, один, семь, четыре…
— …шесть, два.
Этого доктор Хупер не ожидал:
— Что?
— Три, девять, один, семь, четыре, шесть, два. Вы называли их, когда осматривали меня в первый раз, я тогда еще лежал в больнице. Полагаю, эти числа слышит большинство ваших пациентов.
— Вот уж не думал, что вы их запомните; это тест на кратковременную память.
— Я не специально. Просто оказалось, что помню, и все.
— А цифры, которые я перечислил во время второго приема?
Задумываюсь на секунду.
— Четыре, ноль, восемь, один, пять, девять, два.
Он удивился:
— Большинство людей не могут удержать в памяти столько цифр, если слышали их лишь однажды. Это какой-то мнемонический фокус?
Я качаю головой:
— Нет. Я даже телефонные номера всегда записываю в память телефона, чтобы потом набирать их, нажав одну кнопку.
Он идет к пульту и колотит по клавишам.
— Попробуйте это. — Доктор зачитывает четырнадцать цифр подряд, я повторяю их. — А задом наперед сумеете?
Я перечисляю цифры в обратном порядке. Он хмурится и начинает допечатывать что-то в мою историю болезни.
Сижу перед терминалом в лаборатории психиатрического отделения; это оказалось ближайшее место, в котором можно устроить проверку умственных способностей. В одну из стен встроено небольшое зеркало, вероятно, с видеокамерой позади. На тот случай, если ведется запись, улыбаюсь и машу рукой. Я всегда так делаю перед скрытыми камерами у банкоматов.
Приходит доктор Хупер с распечаткой результатов тестирования.