Наваждение
Шрифт:
– Он рассказал тебе… – казалось, Дуня вовсе не была удивлена. – Хорошо, что ты знаешь.
– Но я не знала, что это – ты…
– Что ж, все сложилось так, как сложилось…
– Когда вы уезжаете обратно, в Англию?
– Михаил сказал, что скоро.
– Как зовут вашу дочь?
– Ангелиной, если на русский лад. Я предлагала назвать ее Софией, но он сказал – не надо.
Софи на мгновение прикрыла глаза, внезапно догадавшись, какого именно ангела призывал Михаил в зимовье, в лихорадочном бреду. Потом перевела разговор.
– Как тебе показались Оля, Матрена, прочие? Ты ведь много лет не видела…
– Они не изменились почти. Это удивительно. Время обычной человеческой
– Да, я тоже много думала об этом, не столько об Оле, конечно, но потому что Гриша… Они же все атеисты и, значит, не верят в воздаяние за совершенные дела… Какая безумная, превосходящая всяческое воображение жертва: отдать свою единственную и окончательную жизнь не ради своего блаженства или спасения в вечной жизни, а ради спасения грядущих масс людей, которых они никогда не увидят, и которые о них в своем коммунистическом счастье даже и не вспомнят…
Это какой-то совсем новый завет человека с миром. Следующий – после Ветхого и Нового… А что страшноватенько об этом завете думать… Так что ж… Два предыдущих тоже были не очень-то миролюбивы и дружелюбны при своем введении и утверждении в человеческой жизни…
– Да, все это очень странно… – согласилась Дуня, собираясь продолжить обсуждение, но Софи уже высказалась и снова круто развернула разговор, возвращаясь к цели их поездки.
– Ты уверена, Дуня? Ну вот, что мы туда едем…
– Очень высокая вероятность, – подумав, сказала миссис Сазонофф.
После того, как первая неловкость минула (Софи под бдительным взором Оли Камышевой сумела быстро взять себя в руки, а Дуня, кажется, и не теряла ровного расположения духа), практичная Софи решила обернуть нежданную встречу хотя бы на пользу нерешенному делу, а заодно и отвлечься от пустых переживаний.
– Дуня, ты всегда хорошо считала. Просчитай мне, у меня сестра пропала, а я никак разобраться не могу.
– Давай вводные, – невозмутимо предложила Дуня.
«Полно, человек ли она вообще? – подумала Софи. – Или так притворяться умеет? Я-то со стороны, небось, тоже…»
Выслушав всю историю, Дуня попросила у Оли бумаги, достала карандаш и стала быстро рисовать какие-то таблицы, заполняя их непонятными для Софи значками. Софи сразу вспомнила Шурочку с его бумажками и денежками и преисполнилась неясных надежд.
– Скорее всего Ирен у Константина, – сказала Дуня некоторое время спустя. – Вопрос в том, где он ее прячет столько времени… В городской квартире это невозможно, съемная квартира тоже исключается, ведь он должен регулярно ее навещать, и тогда те или тот, от кого они, предположительно, скрываются, легко выследят… Но я вот что подумала: помнишь, когда Ефим украл тебя, он держал тебя в старом имении Ряжских. Что, если…
– Точно! – Софи хлопнула себя ладонью по лбу. – И как это я раньше не подумала! Нет, Дуня, у тебя все-таки действительно талант… Я еду туда немедленно, потому что просто не усну дома, пока…
– Я поеду с тобой, – улыбнулась Дуня. – Должна же я отвечать за результаты своих расчетов. А по пути у нас вполне хватит времени поговорить…
Поговорили. Жалко только, что оказалось, в сущности, – не о чем.
Не женщины, а два образца сдержанности и здравого смысла. В будущем, когда научно-технический прогресс все захватит, наверное, все будут такие. Прохладные, как компресс. Как, собственно, Туманов с нею живет?… Ну, вот так и живет – как с компрессом. Не лишено, должно быть, приятности. «Моя жена превыше всего ценит покой и возможность заниматься
любимым делом», – вспомнила Софи. И как это она раньше-то не догадалась? Могла бы, вполне могла…Впрочем, они скоро уедут в Англию. И слава Богу.
Свет месяца передвинулся с валика турецкого дивана на паркет. Месяц ходил в голых ветвях лип. Светлели огромные окна. Где-то ветер скрипел неплотно прикрытой ставней. За шифоньером вежливо и отрывисто прошуршала мышь.
Софи и Дуня устало сидели в темной гостиной, куда довольно ловко, подставив ящик и подсадив друг друга, проникли через неплотно прикрытое окно кладовки.
В старом доме никого не оказалось.
Вместе с тем было очевидно, что он не стоит окончательно заброшенный. Следы на снегу, две, по крайней мере, жилые комнаты, самый запах помещений говорил о том, что вот только что здесь кто-то был, топил печь, сидел в потертых креслах, ел картошку с хлебом и солью и пил чай из старого фарфора.
– Есть охота, – жалобно сказала Софи.
– Едем, – предложила Дуня и подытожила. – Просчиталась.
– Нет! – горячо возразила Софи. – Они тут были, я чувствую. Только вот уехали. Куда? Ирен ведь, ты знаешь, она нас и почуять могла…
– Отчего же ей от вас всех бегать?
– Я и подумать боюсь…
– Едем же… – настаивала Дуня и, еще помолчав, спросила. – У Ангелины часто уши болят, и течет. Доктора капли выписывают – не помогает. Ты чем своих лечила?
– Попробуй печеную луковицу приложить и платком шерстяным замотать, – посоветовала Софи и встала, решительно толкнувшись предплечьями от ручек кресла.
Стеклянная дверь террасы жалобно звякнула, и ей в ответ слабо, болезненно зазвенела струна в старом, расстроенном рояле. За окном, испуганно, как живая, билась темная ветка. В щелку рамы раздался злобный, шипящий свист.
– Едем, Дуня, – сказала Софи. – Иначе я прямо сейчас с ума сойду.
Глава 54
В которой Ефим едет на квартиру к Коке, Софи мечтает об отдыхе, а Город оказывает покровительство Соне Щукиной
Ефим проснулся сразу, словно от толчка. Что-то легкое пронеслось за окнами, из рукомойника капнула капля. Далеко и глухо гудел ветвями голый сад.
Ефим сел на кровати. Что его разбудило? Обычно он спал хорошо, снов не видел. Кока! Представил его себе так, как будто собирался сейчас рисовать. Недавно вытянувшийся, блеклый, с нездоровой худобой и пытливыми глазами. Живет на съемной квартире с пансионом. Вряд ли родители дают ему много денег на сладости… Стало быть… Ефим словно наяву увидел, как Кока с вожделением смотрит на красивую коробочку с конфетами, стоящую на покрытом клеенкой столе, потом решается, говорит себе: «Тетя Софи незлая, она точно простит, что я ее конфеты съел… А привет от барона я обязательно передам…» Облизываясь и предвкушая, разрезает ножницами золотистую веревочку… А потом… через две недели у мальчика начинается кишечное кровотечение, и в предсмертном бреду он видит огромных бабочек и жуков из коллекции старого барона Шталь… Геннадий Владимирович будет плакать на похоронах любимого ученика мутными старческими слезами…
Барон вскочил с кровати и со злобой отшвырнул ногой подвернувшуюся скамеечку. За окнами снова что-то с шумом пронеслось мимо. Взволновалась занавеска. В угрюмой темноте вспыхивали синие искры.
Ефим потянул шнурок звонка.
Фридрих подробно и довольно толково объяснил, как доехать до дома, в котором живет Николай и как отыскать квартиру.
В конце все-таки не выдержал и, почесывая шею, пробормотал:
– И что это вас, барин, в последнее время по ночам на гимназистов тянет?