Наветренная дорога

Я попытался больше заботиться о своей судьбе.

Мы находились над устьем реки, когда Пако неожиданно заложил вираж, повернул под ветер, а затем резким толчком нырнул в направлении берега, к самому началу воображаемой посадочной полосы. Я по–прежнему не различал пути среди хаоса, но мы неслись вперед. И как бы я ни отгонял ощущение тревоги, оно неминуемо воз­вращалось. Мы находились рядом с землей и уже начали выравниваться, когда Пако и мотор взревели одновременно.

– A la gran puta [32] , — заскрежетал зубами Пако, давая газ мотору и отчаянно пыта­ясь задрать кверху маленький терпеливый самолет.

32

Ругательство (исп.).

Уголком глаза я увидел неясные очертания нескольких десятков собак, бросивших­ся врассыпную из-под взмывших вверх колес нашего самолета.

– Que pasa, caijo! [33] Что это? — спросил я машинально, так как был слишком испу­ган, чтобы чем-либо интересоваться.

Пако уже успел перевести дух.

– Это собаки из Сикирреса… — сказал он. — Они раскапывали позади monte [34] че­репашье гнездо, и я их не видел.

Тут он принялся посмеиваться над происшедшим.

33

Что случилось, черт возьми! (исп.).

34

Гора, куча ( исп.).

– Что это за чертовы собаки из Сикирреса? — осторожно спросил я, по–прежнему слишком напуганный, чтобы проявить настоящий интерес.

– Это собаки из Сикирреса, — ответил Пако.

– Отлично! И может быть, даже забавно. Но что они делают здесь, да еще в таком количестве? Сикиррес расположен далеко отсюда, позади лесов, милях в тридцати, не так ли?

– Они жрут черепашьи яйца. Собаки знают в них толк и прибегают сюда целыми стаями. В июне они все собираются здесь.

Мы сделали круг над водой и вновь пошли на посадку. Скользнув вниз и убавив скорость, самолет прошел впритирку между двумя бревнами, причем колеса и хвост его коснулись береговой полосы одновременно.

Пробежав некоторое расстояние по берегу, мы описали относительно простую, но двойную кривую по какому-то проходу, скрытому среди наваленных бревен, и ничего не задели. Прежде чем мы остановились и я вновь обрел способность дышать, Пако развернул самолет и медленно зарулил вдоль берега по направлению к навесу, сто­явшему на врытых в песок четырех столбах и крытому листьями пальмы манака.

Под навесом стоял огромный черный пожилой человек. Я подумал, что, вероятно, его предками были западноафриканские негры, среди которых так часто встречают­ся весело жестикулирующие женщины и отлично сохранившиеся семидесятилетние старики — громадные серебробородые патриархи, способные трудиться так же, как и в двадцатипятилетием возрасте.

Именно таким был человек, стоявший под навесом. Он был карибом.

Пако потянулся, чтобы развязать проволоку, которой была прикручена моя дверь.

– A-ah, Jorge [35] , — сказал он.

– Buenos cias [36] , Пако! — загрохотал старик. Голос его шел откуда-то из нутра. Он потянулся, чтобы пожать руку Пако, но все время смотрел поверх нас, вытягивая шею, глаза его беспокойно бегали.

– Что ты так смотришь, hombre [37] ? — спросил Пако, отлично зная суть дела.

35

A–а, Хорхе (исп.).

36

Добрый день ( исп.).

37

Человек (исп.).

В этот момент Хорхе увидел верх молочного бидона, крышку с цепью и висячий за­мок. Он сразу успокоился и издал при этом вздох, подобный тому, которые издает лог­герхед, глотающий воздух после глубокого ныряния.

– Ах–х-х! — сказал он. — Que buey-no! El gu-a–a-a–rо! [38] Нежно произнося гласные звуки, он придавал им любовную интонацию, растягивая и подчеркивая.

– El guaro [39] , — утешение в жизни человеческой!

– Пако вылез из самолета.

38

Как хорошо! Гуаро! (исп.).

39

Водка (исп.).

– Вот сеньор, который ищет черепах… — сказал он. — Можешь ли ты отвезти его в деревню?

– Claro [40] , — ответил Хорхе. Потом он пристально посмотрел на меня и спросил: — Умеете ли вы говорить по- английски, сэр?

– Да, немного… — сказал я. — Ведь я из Флориды. Как далеко отсюда до Тортуге­ро?

– Около трех миль по реке. Не так далеко. У меня как раз лодочка оттуда. Помоги­те мне управиться с гуаро, и мы сможем поехать.

Пако вошел под навес и стал рассматривать висевший на столбе мешок из сизаля.

40

Ясно (исп.).

– У тебя есть черепашьи яйца? — крикнул он Хорхе.

– Bastante [41] , — ответил Хорхе. — Alla en la bolsa [42] .

Было приятно слушать, как он произносил испанские гласные.

Пако сунул руку в мешок, вытащил несколько яиц и принялся за еду, а Хорхе по­вернулся к стоявшему в самолете бидону с гуаро. Он развязал веревки, вынул сто­фунтовый бидон из кабины и, прежде чем я успел помочь, поставил его на плечо, прочно удерживая одной рукой. Другой рукой он поднял футляр с моей фотоаппара­турой, постель и связку бананов, которую я положил на землю.

41

Вдоволь ( исп.).

42

Возьми в мешке (исп.).

– Остальное я заберу… — сказал я. — Вы сумеете со всем этим справиться?

Хорхе нашел вопрос смешным и весело захохотал; затем с оттенком сарказма от­ветил:

– Надеюсь, сэр…

Я подошел к Пако, чтобы попрощаться, и спросил, сможет ли он захватить меня обратно примерно через неделю. Он сказал, что я могу быть спокоен. Мы пожали друг другу руки, и я пошел вслед за стариком. Пройдя примерно восьмую часть мили по узкой тропинке, мы добрались до пальмовой лачуги Хорхе, возле которой среди ветвей старого дерева манго жужжали пчелы и в тени спали две собаки. Позади лома текла река, темная и спокойная. У мостков под огромным деревом стояли две лодки: одна исправная, а другая сгнившая, полная воды листьев и головастиков.

Хорхе положил мою постель на середину исправной лодки и велел мне сесть свер­ху. Поместив бидон в низкой носовой части, он занял свое место на корме, оттолкнул лодку, и мы двинулись по реке сквозь свесившиеся в воду ветви деревьев и лиан. Вскоре пересекли быстрину, вошли в затишье длинной береговой дуги и заскользили по глянцевитой черной воде. Только мерные удары и всплески весла, которым греб старик, нарушали тишину.

Вблизи устья берега реки были низкими и ровными заросшими травой и косматы­ми мангровыми деревьями. Дальше вверх по течению появились пальмы манака и хьюискойла, а еще дальше начался настоящий дремучий лес с большими деревья­ми, склонившимися над кромкой воды; они были обвешаны лианами или насмерть опутаны ползущими вверх растениями. Все сильнее и сильнее я стал ощущать осо­бенности карибской реки. Дорога от устья реки до деревни занимала не более полу­часа, но и этого было достаточно, чтобы вспомнить все тропические реки, на которых я когда-либо побывал, и воскресить в памяти цепочку долгих дней, проведенных в челноках, непрерывно гонимых вверх по течению чернокожими гребцами.

Я убедился в том, что даже самые мельчайшие подробности не исчезают из памя­ти: ни запах прибрежного леса, ни бесцельно снующие стайки молоди морской щуки, останавливающейся только затем, чтобы веселья ради перемахнуть через плывущие ветки; ни серебристые отблески молодых тарпонов, плывущих посередине реки; ни снежная белизна гизбрехтовского ястреба; ни удивительное повсеместное сходство водяных птиц, ни яркость оперения колпиков, обитающих в районах Карибского моря. Выпи, большие бакланы, разные цапли, дергачи и куриные напоминали мне их сородичей во Флориде.