Наводнение (сборник)

Увидев Владимира, старлей витиевато выругался:

— Прокурор, ты чего заставляешь меня дергаться?

— Тебе лишний раз пройтись не помешает, — улыбнулся Фризе.

— Извини, старшой, — сказал Волков. — Он меня к электричке подвез. На смену опаздываю, — лейтенант вытащил милицейское удостоверение, но гаишник даже не взглянул на него.

— Ты, прокурор, меня не забывай, — сказал он. — Я месяц в багажнике виски «Бурбон» вожу. Разопьем вместе. Помню, как ты страдал, что никогда не пробовал эту марку.

— Не иначе, как дипломата стопорнул, — восхитился Фризе.

Машины, скопившиеся на перекрестке, вдруг настойчиво загудели. Старший лейтенант погрозил им жезлом, кивнул Фризе и пропустил его к вокзалу.

— Ты сам-то что про всю эту историю думаешь? — спросил Владимир, когда Волков открыл дверцу и вышел из машины.

— Что я могу думать?! Это тебя касается, ты и думай.

ИНИЦИАТИВА НАКАЗУЕМА

Берта улетала в Женеву ранним утром. Фризе привез ее в международный аэропорт Шереметьево. Предстояло долгое стояние в очереди на регистрацию. Таможенный и паспортный досмотр отнимали почти столько же времени, как и сам полет. Зал ожидания производил странное впечатление: как будто на концерт всемирно известной рок–звезды продали больше билетов, чем вмещает зал, а звезда не соизволила прибыть и теперь боялись сообщить об этом собравшимся. Люди спали на чемоданах, на раскладушках, прямо на полу. Стояли вплотную друг к другу.

— Выпьем кофе? — Фризе с надеждой посмотрел в сторону кафе.

Там тоже колыхалось море голов. Владимир вспомнил свой первый студенческий полет в Америку. Они делали пересадку на американский «Боинг» в Амстердаме и таким же ранним утром очутились в зале ожидания. Фризе поразили не витрины Фришопа, не игральные автоматы, не красивые девушки за стойками регистратуры. Он с восхищением смотрел за стеклянную стену, отделявшую от общего зала просторный бар. Низкий черный потолок с глубоко запрятанными светильниками, красные кресла у столиков, длинная стойка, яркая мозаика бутылок, два бармена — один протирал бокалы, другой скучающе поглядывал в зал. За столиком — задумавшийся над высоким бокалом пива мужчина. Один! Один на весь бар. Это казалось непостижимым.

— Обойдемся без кофе, — сказала Берта. — Меня напоит и накормит авиакомпания, а ты вернешься домой и покейфуешь без меня, в одиночестве. Не забудь сварить геркулесовую кашу.

Берта уговорила Фризе пожить у нее. Он так и не рассказал ей про открытые замки в квартире и машине, но, похоже, она почувствовала неясную опасность. Любящим женщинам это иногда удается. И еще она ссылалась на обломанный ключ в замке собственной квартиры.

На свободном пятачке посередине зала они стояли, тесно прижатые друг к другу человеческим морем. Берта ждала, когда на спартаковском автобусе приедут «ее девочки» из команды и все время поглядывала на входные стеклянные двери. Фризе смотрел туда же. Неожиданно в потоке людей он заметил знакомую фигуру Грачева — руководителя малого предприятия «Харон». Серая модная кепка с помпоном, серое просторное, почти до пят, пальто из твида. В одной руке — небольшой черный чемодан, скорее похожий на сундучок, в другой — зонт. Этот зонт в морозный день свидетельствовал, что там, куда собрался лететь Грачев, дождливо и тепло. Он спокойно, словно нож масло, рассек толпу, что-то сказал девушке у стойки, затем, обогнув очередь, направился к пограничникам, проверявшим паспорта. И здесь у него все обошлось просто и красиво: подал офицеру паспорт, какую-то бумажку, которую офицер внимательно прочитал и с почтением пропустил Грачева на территорию, уже считавшуюся заграницей. Директор «Харона», которого Фризе предупредил не покидать город, улетел из страны.

— Что за хлюст? — спросила Берта, заметившая, с каким вниманием смотрел Владимир на мужчину с зонтом.

— Раз ты заметила — придется расколоться, — усмехнулся Фризе. — Попросил приятеля проследить за твоей нравственностью в Цюрихе.

— А если без трепатни?

— Это глава «Харона», господин Грачев. В его малом предприятии пахнет жареным, а он по заграницам разъезжает.

— Он тоже летит в Швейцарию? — спросила Берта и в это время увидела своих подруг. Высокие, в ярких куртках, с красивыми сумками — они привлекли всеобщее внимание пассажиров. Какой-то парень крикнул: — Девчата, только победа, — и поднял ладонь, изобразив букву «V». На заспанных лицах девушек появились улыбки. Замелькали фотовспышки — корреспонденты газет не обошли вниманием баскетболисток.

— Я пойду? — Берта прижалась к Владимиру и поцеловала его в щеку. — Следи за мной по телеку и не забывай кормиться.

Пока Берта пробиралась к своим подругам, Фризе лихорадочно соображал, сможет ли он помешать отлету Грачева. Здравый смысл подсказывал: не сможет. Паспортный контроль Юрий Игнатьевич уже прошел, таможне нет дела, что у какого-то следователя районной прокуратуры есть претензии к вылетавшему в служебную командировку гражданину. Оставалось отделение милиции на транспорте.

В небольшой комнате за столом сидел капитан. Руки у него были скрещены на груди, голова опущена. При появлении Фризе он даже не пошевелился. «Спит», — подумал Владимир и осторожно сел на стул.

— Что случилось, гражданин? — неожиданно бодрым голосом, не поднимая головы, спросил капитан.

Фризе улыбнулся:

— Как вы догадались, что не гражданка?

— Гражданка заговорила бы от самых дверей. — Он посмотрел одним глазом, второй продолжал спать.

Фризе коротко рассказал, в чем дело. Капитан окончательно проснулся и посмотрел на него осмысленно:

— Ксивы с тобой?

Фризе предъявил удостоверение, капитан бросил на него беглый взгляд и кивнул:

— Сейчас снимем с рейса. Как зовут? — он записал фамилию и имя директора, снял телефонную трубку.

— Грачев — депутат городского Совета, — добавил Фризе, уже предчувствуя, что за этим последует. Трубка вернулась в исходное положение, а капитан, склонив голову на бок, посмотрел на Владимира, как смотрит няня в детском саду на оконфузившегося ребенка. Наверное, он хотел и подоходчивее высказаться, но недостаточно проснулся для этого. Да слов и не требовалось.

— Ну, извини! — сказал Фризе. — Я шефу позвоню?

Голос у прокурора был недовольный. Да и кто может радоваться, когда его будят ни свет, ни заря. Выслушав Владимира, он сказал:

— Нечего было и пытаться задержать. Никуда твой «Харон» не денется. А на скандал бы ты нарвался.

Фризе осторожно положил трубку, хотел поблагодарить капитана, но тот снова сидел, скрестив руки и уронив голову на грудь. Спал, наверстывая упущенное за ночь. Но когда Фризе пошел к двери, пробормотал:

— Инициатива наказуема, браток. Пора бы усвоить!

Садясь в «жигуленок», Фризе увидел, как к зданию аэропорта, к тому входу, который когда-то гостеприимно принимал очень большое начальство, подкатил черный «Мерседес» и машина сопровождения — «Волга», с мигалками на крыше. Из «Мерседеса» не очень ловко выбрался полный сутулый человек. Лицо чем-то напоминало птицу — усталого, выдохшегося орлана с большим опущенным клювом. Он постоянно мелькал на телеэкранах, на митингах, презентациях и симпозиумах. Этот человек, в дни выборов пообещавший москвичам вывести их из прозябания и заасфальтировать мостовые, добился своего: стал одним из столпов администрации. И теперь все ждали — когда же тронемся в путь по гладкому асфальту.