Навола
Шрифт:
— Мне нужно собрать свежие травы, на рынке они всегда слабые, — как-то раз сказал он мне. — Вам следует сходить со мной.
И когда мои обязанности со счётами и письмом были выполнены, отец дал мне разрешение. В компании невезучего Полоноса, которому поручили сопровождать и охранять нас, мы пустились в путь — маэстро, Ленивка, Пенек и я, на поиски трав, и корней, и коры, и грибов, востребованных в профессии Деллакавалло.
Мы исследовали холмы вокруг Наволы, пешком и верхом, поднимаясь по склонам и спускаясь в низины, заглядывая в виноградники и на плантации, перелезая через каменные стены и заходя в фермерские дворы, пробираясь сквозь дремучий
Птицы каури гнездились на деревьях, хрипло вскрикивая и с осуждением разглядывая меня пронзительными черными глазами. Синеголовые дятлы барабанили по стволам, добывая себе обед. Рыжие лисы с любопытством выглядывали из папоротника, навострив уши. Пятнистые кролики носились в зарослях лесной малины. Черные кабаны рыли землю в поисках трюфелей, подобно собакам, ищущим старые косточки. Все это и многое другое окружало нас.
Иногда мы с Деллакавалло присаживались отдохнуть; прислонившись к белому тополю, слушали разнообразные звуки леса. Ленивка клала голову мне на колено, навострив уши; листва шелестела от дыхания Уруло, а Полонос шумно вздыхал от скуки, аккомпанируя нашему отдыху. Солдат переминался с ноги на ногу, опершись о пику, и сопел, пока Деллакавалло не поднимал руку, приказывая ему умолкнуть.
И наконец, когда мне тоже становилось скучно, Деллакавалло указывал в папоротники, откуда смотрел на нас карликовый олень не крупнее кошки.
В другой раз Деллакавалло мог прийти в восторг, обнаружив заросшую папоротником трясину. «Смотрите, Давико! Свиная грязь! И щеточные папоротники!» И он поднимал листья и показывал мне новый гриб, какого я никогда не видел в природе, а вокруг его основания — гнездо толстых черных муравьев с их коконами, и маэстро рассказывал, что кислотой из тел этих муравьев можно очищать раны.
«Всегда ищите щеточные папоротники. Лошадиные ушки любят щеточные папоротники, а муравьи любят лошадиные ушки. — Он задумчиво умолк. — Эти муравьи также сгодятся в салат из зелени одуванчика. Их кислота весьма напоминает молодой винный уксус».
Совсем как открытая книга, жаждущая поделиться секретами с читателем, дикая местность для меня резко контрастировала с извилистыми наволанскими улочками и интриганством моих сограждан. В диких местах не было существ вроде Каззетты или изощренного фаччиоскуро. Там царила честность, а Деллакавалло был человеком чести. И потому именно там, в лесах, я задал вопрос, который меня тревожил.
Когда драконы умирают, становятся ли они мертвы по-настоящему?
Все утро мы рыскали по южным краям рощ белых тополей, выглядывая из тени на солнце и ныряя обратно, осматривая заросли ежевики и упавшие деревья в поисках травы под названием венксия, благодаря своим золотым хохолкам также известной как корона Амо, — эта трава часто встречалась в таких местах. Две ночи подряд шел дождь, и Деллакавалло надеялся, что она проросла.
Стоя на коленях во влажной зеленой траве, мы искали, и в темноте под тем поваленным деревом — в укромной сырой исповедальне — я наконец решился спросить.
У дальнего конца ствола Деллакавалло поднял кустистые седые брови и озадаченно посмотрел на меня.
— Какое отношение драконы имеют к боли в суставах? —
спросил он.— Никакого. Это... это просто кое-что, о чем я размышлял.
Я доверял маэстро, но теперь, когда вопрос слетел с моих губ, испытывал смущение. Действительно, произнеся эти слова после нескольких недель молчания, я почувствовал себя еще более глупо, словно испытанное в отцовской библиотеке было лишь моей собственной выдумкой, слишком абсурдной и странной, чтобы считать ее истинной в пронизанном солнцем лесу.
Маэстро Деллакавалло опустил подбородок на колодину, разглядывая меня поверх мха.
— Просто размышляли.
На отрадно большом расстоянии от нас Полонос опирался на пику, с дружелюбной скукой наблюдая, как мы возимся среди валежника. Он не мог нас слышать — и все же я испытал неловкость.
— Ну...
Все это время я подкарауливал Деллакавалло. Это был мой шанс. Я собрался с духом и ринулся в атаку.
— Каззетта говорит, что драконы не умирают. Что души остаются в глазах, если не выпустить их наружу.
— Каззетта? — Деллакавалло поморщился. — Этот человек... — Он поднялся и стряхнул с колен травинки и древесную труху. — Так речь о реликвии вашего отца?
— Вы знаете? — не сдавался я.
Одарив меня задумчивым взглядом, Деллакавалло направился к другому упавшему дереву.
— Читал я однажды книгу, в аббатстве на севере, в Кулне. Но это была книга мифов.
Он опустился на колени и принялся искать. Я подполз с другой стороны и присоединился к нему; мы вместе продвигались вдоль дерева, убирая мокрую траву, листья и грязь, чтобы увидеть, не проклюнулась ли венксия.
Я уже решил, что Деллакавалло больше нечего сказать насчет драконов, но вдруг он произнес:
— Это была книга безумия. Так ее называли монахи. Крукклибр на их языке, хотя они все равно ее хранили. У нее не было автора; это были сказки, собранные вместе. Девочка вышла замуж за дракона и тому подобное. Истории о людях, которых преследовали драконы или которые видели, как чудовища сожгли армию или как гипнотизировали целые деревни, чтобы жители отдавали им девственниц и сокровища, в таком духе. Ваш вопрос о другом.
— То есть вы не знаете.
Деллакавалло рассмеялся:
— Вы считаете меня оракулом Плифием? Подобные вещи — не моя специальность. Идем проверим еще одно дерево.
Мы продолжили перебираться через колоды, ощупывая глазами землю, раздвигая травы под каждым деревом.
— Уверен, она где-то здесь, — бормотал Деллакавалло. — Я уже находил ее тут.
— Быть может, фаты прячут ее от вас?
— Быть может. — Он усмехнулся. — Давайте проверим вон ту рощицу, вдруг там повезет.
Мы зашагали по лугу, пробираясь сквозь высокие травы. Полонос тащился сзади на расстоянии.
— Почему вас волнует, что Каззетта говорит об ископаемом? — спросил Деллакавалло. — Он говорит о многих вещах, и сомневаюсь, что хотя бы половина этого истинна.
Я замялся, смущенный обстоятельствами, однако разговор был начат, и я рассказал о своем опыте с глазом, тщательно обойдя позорную причину, по которой очутился рядом с ним.
— Мне казалось, будто я внутри него, — сказал я. — Будто я... Ну, не знаю... Плыву? В его воспоминаниях? — Я раздосадованно покачал головой. — Най. Это не были воспоминания. И они не плыли... но я как будто находился внутри его. Внутри его жизни. И вся она... Она была сложена, будто колода карт для карталедже, и я сам был колодой. Я словно был... старым и молодым одновременно, сразу в Наволе и в Зуроме.