Навола

Старшая девушка опустилась на колени рядом с упавшей в обморок матерью, пытаясь привести ее в чувство. Наши солдаты равнодушно смотрели на происходящее.

— Только сейчас они начинают понимать, что значит бросить нам вызов.

При звуке этого голоса я вздрогнул. Каззетта скрывался в тенях за моей спиной. Я приготовился услышать оскорбление, поскольку не заметил, как он появился, но в кои-то веки стилеттоторе не стал наказывать меня. Вместо этого он встал рядом со мной у перил. Меня окатил запах дыма, густой, удушающий. Лицо Каззетты было черным от сажи.

— Вы обгорели!

— Най. — Глаза Каззетты свернули под маской из копоти. — Сгорели наши враги. Все до единого. Все сгорели заживо в их башне. Теперь даже Амо не под силу узнать их души.

Он выглядел так, словно с боем пробивался из ям Скуро.

Каззетта прислонился к перилам, и пепел посыпался с его колета.

— Как поживают Балкоси? Удалось ли им понять, что значит вмешиваться в политику?

Я прочистил горло.

— Я думал, они будут надзирать за гаванью. Из-за их популярности. Думал, что отец решил не трогать их. Думал, что мы теперь партнеры. Мы собирались вместе делать вино. Вино, которое все захотят попробовать.

— Неужели? — Каззетта отряхнул плащ, вызвав новый дождь из пепла. — Балкоси считали свой род таким высоким, что полагали себя неуязвимыми, а ваш таким низким — пылью под ногами. Лишь сейчас они осознали свою ошибку.

— Но... — Я собрался с духом. — Что изменилось?

Каззетта пожал плечами:

— Два человека распили бутылку вина, и один лучше узнал другого.

— Отец сказал, что Балкоси повернул плечи, когда говорил тост.

Каззетта фыркнул:

— Он так сказал?

— Думаете, солгал мне?

Каззетта рассмеялся:

— Най. Никоим образом. Если ваш отец сказал, что были повернутые плечи, не сомневаюсь, они имели место, но подозреваю, что не только они. Разум вашего отца — беспокойный зверь, Давико. Словно расхаживающий туда-сюда тигр. Вечно голодный, вечно настороже. Вечно готовый к прыжку. Вещи, которые этот человек замечает и выхватывает... думаю, он сам не сможет перечислить их все. Он может говорить, что это был разворот плеч, но я уверен, было что-то еще. Возможно, Балкоси слишком быстро пил после тоста. Возможно, слишком широко улыбнулся, когда ваш отец предложил ему партнерство. Возможно, продемонстрировал слишком много мелких желтых зубов. А может, нахмурил лоб, услышав, что ваш отец станет его соседом. Может, все это вместе. В конечном итоге он повернул плечи не в ту сторону. И ваш отец отправил меня проследить за патро. — Каззетта мазнул тремя пальцами по щеке, бросая оскорбление пленникам внизу. — Я наблюдал, кого посещал Балкоси и кто посещал его. Смотрел, как он стоял на коленях в катреданто и как лежал под своей любовницей. Я проследил за ним до Спейньисси, семейства, которое никогда не водило дружбу с нами. Я одарил золотом слуг и послушал у окон и дверей ушами, которые иногда принадлежали мне, а иногда нет. Я слушал рассерженных архиномо нобили ансенс. Маленьких людей с большими именами, которые помнили минувшую славу и замышляли убийство. — Он сплюнул в сторону пленников. — Эти твари хотели уничтожить вашу семью.

Я уставился на дочерей, окруженных сталью наших солдат. Три испуганные девочки, бесчувственная мать — и все они съежились под величественной фреской, изображавшей победу нашей семьи над Шеру.

— Они не выглядят опасными.

Каззетта фыркнул:

— Даже дурак может быть опасным.

Высокая девушка помогала матери сесть, стирая кровь с ее волос: та ударилась головой, когда падала. Я подумал, что наложница моего отца Ашья тверже характером, чем эта обморочная аристократка. Матра слабая. Даже ее дочь крепче.

— Пусть судьба Балкоси станет для вас уроком, Давико. Дураки опасны. Опасны для вас, опасны для своих союзников. И особенно опасны для самих себя. Томас ди Балкоси был дураком, полагая, что может сговориться со Спейньисси. И был дураком, веря, что популярность защитит его. Но самым большим дураком он был, не понимая, на что способно его лицо. Чему бы ни научил вас Аган Хан с его мечом или Мерио с его счётами, знайте, что Томас ди Балкоси погубил собственную семью не сталью или золотом, но лицом. Он хотел поиграть в политику, где искусство фаччиоскуро является одновременно мечом и щитом, — и у него не было ни того ни другого. Он вообразил, что может сесть парлобанко с вашим отцом. Этот дурак погубил себя в тот момент, когда согласился встретиться с вашим отцом на виноградниках и обсудить вино. — Каззетта вновь махнул тремя пальцами в сторону пленников. — И вот Спейньисси сгорели дотла в своей башне, а Балкоси стоит на коленях перед вашим отцом и молит о пощаде. Запомните эту ночь, маленький господин, потому что скоро вы будете сидеть парлобанко, как ваш отец, и вы должны читать людские лица так же хорошо, как он, и быть таким же осмотрительным, каким следовало быть ди Балкоси. Запомните эту ночь, мальчик, ибо там внизу — цена провала.

Слова Каззетты вызвали у меня дурное предчувствие. Я хотел спросить, как же я научусь читать человеческие лица, но Каззетта уже шел прочь, таял среди темных колонн галереи.

— Балкоси мы тоже сожжем? — прокричал я ему вслед. — Они все сгорят?

Тень Каззетты помедлила, но он не оглянулся.

— Най. Ваш отец слишком мудр для этого.

И так оно и было.

Час спустя отец и патро ди Балкоси вышли из отцовской библиотеки. Матра воссоединилась со своим глупым мужем, а меня позвали вниз, на куадра.

Солдаты расступились передо мной, и я прошел туда, где отец ждал рядом с семейством Балкоси. Люди, которых я знал всю жизнь, в которых видел только спутников или телохранителей, теперь казались огромными и ужасными. Их мечи были обнажены. Кровь запятнала клинки и доспехи. Лицо Агана Хана было рассечено, борода пропиталась кровью, казавшейся чернее волос.

Патро, когда-то столь гордый, стоял рядом с отцом, униженно опустив голову. Матра всхлипывала в рукав. Три дочери сбились вместе, ища поддержки друг у друга, а не у сломленных матра и патро.

Отец взял за руку самую высокую девушку и вложил ее ладонь в мою.

— Покажи этой сиа палаццо, — сказал он. — Окажи ей достойный прием. Теперь сиа Челия — твоя сестра.

Глава 5

Что за странная ночь, что за странный поворот Судеб. Я знаю, что хозяин из меня был необычный — но Челия ди Балкоси была еще более необычной гостьей. Эта высокая, стройная девушка в порванных юбках, с растрепанными волосами, измазанной сажей кожей и широко распахнутыми глазами, темными и внимательными. Я до сих пор помню холод ее пальцев, когда отец вложил ее руку в мою. Помню облачко ее дыхания в ночном воздухе куадра.

Челия была изрядно выше меня. Видя, как она заботится о матери и как сестры ищут у нее поддержки, я решил, что она гораздо старше. Позже я узнал, что Челия была старше меня всего на год и просто быстро росла, как и многие девочки ее возраста, но тогда я подумал, что она намного старше — и намного, намного умнее.

Покажи этой сиа палаццо.

Окажи ей достойный прием.

Теперь сиа Челия — твоя сестра.

Будь я благовоспитанным взрослым человеком, принимающим юную сиа при столь тревожных обстоятельствах, мне бы следовало сразу отвести ее к наложнице моего отца, Ашье.

Там девочку напоили бы горячим сладким чаем и накормили бисквитами с молотой специей ха, как любила Ашья, как готовили на ее родине. Ашья, мудрая и утонченная, устроила бы несчастной девочке горячую ванну, а служанки нежно и ласково смыли бы копоть битвы с кожи Челии и распутали черные колтуны ужаса в ее волосах. Потом Челию нарядили бы в новую теплую одежду (размер которой Ашья с легкостью определила бы на глаз) и вновь напоили горячим чаем с молоком у потрескивающего огня, и Ашья бы говорила, и говорила, и говорила ни о чем, пока глаза Челии не начали бы слипаться от усталости и напуганная пленница не стала бы готова к отдыху.